Призраки затонувшего города - Елена Владиславовна Асатурова
– Так-так, продолжай. – Глаза Чудакова за стеклами очков в тонкой металлической оправе потеплели. Он плеснул в стакан воды из графина, подвинул его к следователю. – Давай-ка поподробнее про обе версии.
– Круглов – человек известный, состоятельный, купил большую усадьбу, развернулся. А тут еще статья в журнале, с фотографиями богатого интерьера, с этим портретом. Человек несведущий, алчный решит, что здесь можно хорошо поживиться. Поэтому первый подозреваемый и у местных коллег, и у нас – рыбак Иван Полежаев. Тот, который так некстати утонул. Но, увы, в его доме картину не обнаружили. Допускаю, либо у него был сообщник, либо он успел той же ночью куда-то ее спрятать или переправить. И не мы одни, очевидно, так думаем. Иначе зачем кто-то стал проникать в дом рыбака и устраивать там обыск? Значит, по этой версии продолжаем разрабатывать личность Полежаева, его связи, возможных сообщников.
– Логично излагаешь, Савельев. Думаю, с этим справятся тамошние опера. Переходи ко второй версии.
– Согласен, старший оперуполномоченный Михаил Сидорчук вполне компетентен, хорошо знает жителей деревни, опять же, на местности ориентируется. Будет работать в этом направлении. В пользу версии о личных мотивах говорят следующие факты. Во-первых, надо быть очень рискованным или очень глупым, чтобы лезть в дом, где, как вы верно заметили, целая толпа людей – хозяева, гости. А вдруг кто-то проснется? Или грабитель был уверен, что все крепко спят? Кстати, так оно и было. Во-вторых, портрет имеет особое значение именно для Круглова как семейная реликвия. Судя по его реакции, он очень им дорожит. Что, если кто-то хочет, например, отомстить ему? Тогда надо разрабатывать самих потерпевших, их близкий круг.
– А может это быть связано с работой Круглова? – подал голос Курочкин. – Недовольные пациенты, завистливые коллеги?
– Молодец, Вячеслав, – одобрительно закивал полковник. – Шире надо брать! Вот ты этим и займись. Включи все свое обаяние.
– Слушаюсь, товарищ полковник. Сегодня же поеду в клинику, наведу справки, познакомлюсь с персоналом.
– Смотри, найдешь себе медсестричку симпатичную, – пошутил Савельев. И уже серьезно продолжил, доставая из папки пару листков: – Насчет случаев утопления в Леськово. Утром пришли заключения – от нашего судмедэксперта, выезжавшего на осмотр тела Полежаева, и от врача «Скорой», который присутствовал в обоих случаях, и с рыбаком, и с девушкой-дайвером. Есть некоторая странность, точнее совпадение. Оба были профессиональными пловцами, даже почувствовав себя плохо, ощутив обычные судороги, они бы принимали меры, чтобы всплыть. И эксперт, и врач отмечают и у Ивана, и у Дарьи признаки, характерные для сердечного паралича – нарастающее угнетение дыхания, сильные судороги, сухость слизистых оболочек, ну и так далее, куча медицинских терминов. Но никаких следов медицинских препаратов, провоцирующих подобное, в их организме не обнаружено. У Даши, хоть она и была на ужине у Кругловых, даже алкоголя практически нет в крови. Если это отравление, то очень необычное. Надо здесь покопаться.
– Ага, и накопать себе два висяка, которые пока считаются несчастными случаями, – пробормотал Чудаков. – Но если у нас есть подозрения, что смерть не случайна, мы обязаны все проверить. Правильно рассуждаешь, Игорь.
– Как вы нас учили, Виктор Ильич. Ваша школа. Слава, возьмешь это на себя? Поищи в архиве, не было ли похожих случаев? С экспертами посоветуйся. А я хочу вернуться в деревню, поближе пообщаться с Кругловыми и этой командой из отеля.
Курочкин понимающе улыбнулся, попрощался и вышел из кабинета. Собравшегося было за ним Савельева полковник остановил:
– Игорь, а что же ты умолчал об одной фигурантке? Тут до меня слухи дошли, что там твоя давняя знакомая замешана, Демина. А она ведь художница, знает толк в живописи. Ты не потому ли так спешишь в Леськово?
– Если скажу, что запамятовал, вы ведь не поверите? Не может Кира быть замешана в краже, в этом я уверен. А вот использовать ее тесное знакомство с потерпевшими и самим предметом, то есть с портретом, можно и нужно. Она наблюдательна, подмечает мелкие детали. И полноценно сотрудничает со следствием. Нам тоже неплохо иметь свои глаза и уши на месте.
– Ну что ж, Савельев, в который раз доверюсь твоему чутью. Только слишком не увлекайся консультациями с этим милым экспертом, помни о деле. Даю тебе еще три дня, можешь даже как местную командировку оформить. Но докладывать мне по телефону ежедневно. Все, ступай. И скажи там рабочим в коридоре, чтоб не слишком ведрами гремели, голова кругом от них…
Окрестности Рыбнинска
19 апреля 1941 года
В алтарной части разоренного и полуразрушенного храма, находившегося в бывшем монастырском подворье, стояли трое. Уже стемнело, в полумраке пламя нескольких горящих свечей отбрасывало тени на давно опустевшие стены.
Большая часть икон и другой церковной утвари была изъята. Что-то удалось передать в другие обители вместе с насельницами, покинувшими монастырь еще три года назад. Высокую колокольню взорвали, чтобы не мешала судам, которые пойдут по новому водохранилищу. Хозяйственные и жилые постройки разобрали по кирпичику, по досточке и вывезли на стройматериалы. Осталось только здание церкви, которое власти тоже хотели взорвать, но потом решили просто затопить, вместе с десятками расположенных рядом сел, промысловых посадов, слободок, со старинными усадьбами Волконских, Куракиных, Азанчеевых, Глебовых, имением Мусиных-Пушкиных…
– Слыхала, матушка, избы-то в деревнях по бревнышку раскатали, а что не смогли перевезти, так сожгли. – Седовласый мужичок потянулся было в карман потрепанной телогрейки за самокруткой, но, оглянувшись, отдернул руку и привычно перекрестился. – На плотах сплавляют на другой берег, потом на подводах тащут, а то и сами катють. Дорог-то проезжих там нету. А как загнать на плоты лошадей, коров? Эх, скорби людские. Идут по Волге – плачут. А кто на берегу стоит – тоже плачет.
Он пошмыгал носом, утер кулаком заслезившиеся глаза, продолжил:
– А еще говорят, что не все на новые места соглашаются перебираться, в родных стенах хотят помереть. Вроде лейтенант НКВД из Волголага ездит, списки составляет. Кто не хочет переселяться – тем лагерями грозит, а то и расстрелом.
Сухонькая, сгорбленная монахиня перекрестилась вслед за мужичком. Казалось, это невзгоды придавили ее к земле, еще недавно дававшей радость жизни, а теперь ставшей местом горестей, потерь и разорения.
– На реках вавилонских, тамо седохом и плакахом…[19] На все воля Божия, Михалыч. Каждому свой путь пройти надобно до конца. Ты все ли принес, что велела?
– Да принес, матушка Параскева, принес. Может, все-таки пойдем на Валаам, к старцам? Уж не откажут в
