Екатерина Савина - Иллюзия любви
– Еще нет десяти, – каким-то деревянным голосом сказала Нина, – начало восьмого. Я просто шла мимо... домой. Я всегда хожу здесь – через этот сквер. И увидела, что кто-то спит на лавочке... Потом присмотрелась – а это ты. Сначала не поверила – думала – какой-то бомж...
– Не бомж, – выговорил Васик и поднялся, – это я спал... А можно тебя спросить?
– О чем? – произнесла Нина и глаза ее затуманились.
– Я не первый раз вижу, что ты откуда-то возвращаешься утром, – проговорил Васик, – где ты бываешь ночами?
Нина нисколько не медлила, прежде чем ответить.
– Я – проститутка, – сказала она, – зарабатываю себе на жизнь тем, что сплю с мужчинами за деньги.
Она смотрела ему прямо в глаза. Надежда снова вспыхнула у нее в груди.
«Только бы не понадобилось применять средство дяди Мони, – подумала она, – вот сейчас он рассмеется мне в лицо и уйдет. И больше никогда не придет. И все»...
Скулы Васика порозовели и он коротко рассмеялся. Нина отшатнулась от него и закрыла лицо руками.
«Все правильно, – летели в голове ее мысли, – я добилась, чего хотела. Теперь Васик никогда больше ко мне не придет. Я добилась, чего хотела – не пришлось даже применять зелье дяди Мони... Я добилась... Но отчего мне так больно»?..
Васик смеялся все громче и громче. Слезы покатились у него из глаз, а когда рот его искривился болезненно и, вместо смеха, изо рта полетели странные клокочущие звуки, Нина догадалась, что это – истерика. Несильно размахнувшись, она ударила Васика по щеке.
Он мгновенно успокоился.
– И поэтому... – он все еще всхлипывал, – и поэтому ты не хочешь, чтобы мы были вместе? Только из-за того, что тебе приходится зарабатывать себе на жизнь таким способом?.. Назначая встречу, ты хотела мне это сказать? Я... Я давно подозревал что-то подобное... Я тебя люблю, Нина, – произнес он уже совсем другим голосом – не надтреснутым и больным, а глубоким и влажным, – я тебя больше всего на свете люблю. И ничто не заставит меня навсегда отказаться от тебя...
Чтобы больше ни о чем не думать, Нина сжала виски вмиг оледеневшими пальцами. Она шагнула к Васику, схватила его за плечи и сильно прижалась губами к его губам.
И замерла. На гораздо более долгое время, чем рассчитывала. Адская смесь, проданная ей дядей Моней, словно ожила на ее губах. Нина физически почувствовала, как невидимые розоватые крупинки всасываются в кожу Васика.
Тогда она ахнула от отшатнулась.
Васик, задыхаясь, смотрел на нее.
«Теперь нужно сказать... – закружились в сознании Нины горячечные мысли, – нужно сказать ему, чтобы... Чтобы он исполнил»...
Он шагнула к Васику и вдруг разрыдалась. Дважды он открывала рот, что начать говорить, но рыдания душили ее, словно холодные костлявые руки.
Тогда Нина – не в силах совладать с собой – сорвалась с места и бросилась бежать.
По направлению к своему дому.
Пошатываясь и обалдело встряхивая уже одурманенной адским зельем головой, Васик медленно двинулся за ней.
Он прошел насквозь сквер и остановился.
Мутная пелена, стянувшая его мозг, мешала думать. Ничего уже не понимая, Васик мотал головой, пока не наткнулся глазами на большой девятиэтажный дом, стоящий прямо перед ним – выступающий из череды других таких же домов, словно делавший шаг навстречу Васику.
«Двадцать пять» – гласила табличка на стене.
Васик направился во двор дома.
Глава 9
Настроение у бабушек – Никитишны и Сикухи – было более, чем отвратительное. А какое еще может быть настроение у человека, только что вышедшего из милицейского участка, если учесть еще и то, что ужасно трещит с похмелья голова, что особенно неприятно на девятом десятке жизни.
– Мусора – козлы, – констатировала Никитишна, тяжело опускаясь на поперечину вывороченной из земли лавочки, – поганые...
– И уроды, – подтвердила Сикуха, присаживаясь рядом, – прямо сил никаких нет. Едва дотащились до дома.
– Ага, – кивнула Никитишна, – сейчас немного отдохнем, да и пойдем себе понемногу – домой. Ну, если лифт, как всегда, не работает...
– А кто это, интересно, выворотил лавочку? – осведомилась Сикуха, доставая из толстого шерстяного носка окурок сигареты.
– Как это – кто? – усмехнулась Никитишна. – Ты и выворотила. Когда нас мусора ластали – кто схватился за спинку лавочки? Да так, что даже двое патрульных отодрать не могли? Тебя же едва вместе с лавочкой в воронок не запихали...
– Да? – удивилась Сикуха, – а я и не помню...
– Еще бы, – проворчала Никитишна, – нажралась ты, подруга, как свинья, надо тебе сказать...
– Можно подумать, ты лучше была, – огрызнулась Сикуха, затягиваясь сигаретой, – тоже мне пионерка нашлась...
Никитишна вздохнула и подняла глаза наверх.
– Утро, – неожиданно проговорила она, – птички поют. Щебечут, щебечут... падлы.
– Башка с похмелюги раскалывается – а они разорались, – проворчала Сикуха и выпустила из черных волосатых ноздрей две толстых струи сизого дыма.
– Дай дернуть, – попросила Никитишна, жадно косясь на тлеющий окурок.
Сикуха вчастую несколько раз затянулась и отдала совсем крохотный окурок подруге.
– Свои надо иметь, – заметила она.
– Свои?! – от возмущения Никитишна даже подавилась едким сигаретным дымом. – Ты что – не видела, как меня мусора шмонали? Все курево и вытащили! И бабки еще...
– Бабки и у меня сперли. – вздохнула Сикуха. – Надо бы поправиться немного, а не на что... Хоть бы червончик был. Тогда б можно – самогона по стопочке купить у деда Тараса в соседнем доме...
– Мусора – козлы, – однообразно высказалась Никитишна.
– И уроды, – добавила Сикуха.
Никитишна снова открыла почти беззубый рот, очевидно, для того, чтобы снова пройтись насчет поганых ментов, но вдруг осеклась и схватила свою подругу за рукав.
– Не лапай, не твое... – сердито отодвинулась от нее Сикуха, – чего ты?
– Гляди!
– Чего гляди-то?
– Вон там!
Сикуха посмотрела туда, куда указывала ей Никитишна и испуганно притихла.
– Тот самый фраер идет, – прошептала она, – с которого мы тогда бумажник сняли и мобилу... Может, он нас ищет? Давай-ка валить отсюда...
– Да чего ты забздела! – быстро-быстро заговорила Никитишна. – Видишь, он совсем кирной. Идет, головой мотает. Ничего вокруг себя не видит... Давай-ка у него пошарим по карманам – глядишь и найдем чего... Поправимся. А насчет того случая – не беспокойся. Он такой бухой был, что и не помнит ни хрена...
Сикуха не долго сомневалась.
– Ладно, – махнула она рукой, – смотри, он сюда идет. К нашему подъезду. Небось, опять к своей марухе прется...
Васик шел к подъезду, в котором было квартира Нины, нетвердой походкой. После Нининого поцелуя, мозг его словно застопорился. Васик едва мог видеть – очень мешала мутная пелена, маячившая перед глазами. Почему он шел именно туда, куда убежала от него Нина, он не знал. Должно быть, в его сознании отпечаталось это направление, как наиважнейшее – настолько значимое для самого Васика, что даже дурман зелья дяди Мони не смог стереть этого...
Двух старушек, сидящих на перевернутой лавочке, он не заметил бы вовсе, если бы они его не окликнули.
– Эй, милок! – ласково позвала Сикуха. – Подойди к бабушкам!
Васик остановился и покачнулся так, что едва не упал. Впрочем, приказание, он тут же исполнил, ведь его мозг – посредством адской мази – был запрограммирован на беспрекословное выполнение любой просьбы или приказа.
– Совсем бухой, – сказала Никитишна, обращаясь к своей подруге, – посмотри – не сечет поляны совершенно...
– Ага, – согласилась Сикуха, вглядываясь в ничего не выражающее лицо Васика, – труп. Точно. С таким и церемониться-то не надо.
– Ну так чего ты сидишь? – зашипела на нее Никитишна. – Действуй! Сейчас еще рано – никто не видит. Давай быстрее, а то народ на работу попрет!
– Опять – я? – возмутилась Сикуха. – А ты на стреме? На стреме-то на стреме, а кусок себе требуешь, как на равных. Оборзела ты на старости лет, Никитишна, вот что я тебе хочу сказать...
– Кончай базар! – хрипнула Никитишна. – Пока я по сторонам зыркаю – давай!
Сикуха проворно спрыгнула с лавочки, подбежала к бессмысленно раскачивающемуся из стороны в сторону Васику и молниеносно обшарила его карманы.
– Ни хрена нет, – сообщила Сикуха, – вообще ни копья. Даже сигарет нет.
Никитишна внимательно всмотрелась в лицо Васика.
– Да он же не пьяный, – проговорила она несколько удивленно, – он же вмазанный, причем конкретно. Вот сука!..
– Ага, – подтвердила Сикуха, отходя к лавочке, – гнида какая! Все бабки проширял, падла! Из-за таких, как он, и опохмелиться нельзя нормально...
Васик, не издавая ни звука, стоял на одном месте, слегка покачиваясь, словно тростник.
