Жак Робер - Кто-то за дверью
Раз она хочет... Впрочем, мне понятно ее желание...
- Ты помнишь тот роман, который я начал писать накануне твоего отъезда?
- Да. Однажды вечером с парохода сошел на берет в Дьеппе какой-то человек.
- Он бродил в тумане по городу, а я все думал, что он станет делать дальше.
- Помню, это был лицейский учитель.
- Ну так вот, то был не учитель, а сумасшедший. Еще был обманутый муж в поисках хитроумной мести, муж, который хотел убить, не совершая преступления сам. То был я!
Она хмурит брови. Выдумка и реальность - все смешалось в ее голове. Придется объяснить попроще.
- Ну, скажем, этот роман, сюжет которого я безуспешно замышлял, стал, если хочешь, для меня явью. Бродивший в тумане безумец нашел пристанище здесь в тот самый вечер накануне твоего отъезда. Ты спала. В какой-то момент я узнал пришельца - я видел его фотографию в газете. И вдруг меня озарило! Вот она, моя месть! Невероятная месть интеллигента, который хочет убить, не пачкая рук!
- Не понимаю,- говорит Пюс.
Конечно, она все еще не понимает. Подхожу к письменному столу, достаю пачку, в которую вложил тридцать пять страниц, содержащих план моего романа и читаю вслух некоторые строчки вначале.
- "...Теперь дом погрузился в тишину. Он думал об этом безумце, который спал рядом, в соседней комнате, я вдруг грандиозная и чудовищная мысль осенила его: он совершит небывалое преступление, с подставным преступником! Достаточно в утратившего память беднягу вдохнуть собственную страсть, внушить ему свою смертельную ревность. Для этого понадобится лишь чемодан и несколько предметов".
Я прерываю чтение и протягиваю папку Пюс.
- Возьми! Если у тебя хватит терпения прочесть эти страницы, ты узнаешь все в подробностях.
Она бросает на меня испепеляющий взгляд, выхватывает из моих рук папку и принимается за чтение. По мере того, как она читает, вижу, как меняется ее лицо, становясь землистого цвета.
Она доходит до слова "конец" и слегка приподнимает голову, блуждая взглядом по комнате.
- Тебе не нравится мой роман? - осторожно спрашиваю я.
- Это чудовищно. То, что ты сделал, чудовищно,- вяло произносит Пюс.
- На этот счет нет никаких сомнений. Единственное, что надо установить, есть ли у меня смягчающие вину обстоятельства.
Она смотрит на меня с отвращением.
- В доме находится убитый тобой человек, ибо его убил ты, тебе-то это известно, не так ли?
- Разумеется!
- А ты уже раздумываешь о смягчающих вину обстоятельствах!
- Да я думаю вовсе не о судебном процессе, а о том представлении, которое складывается у тебя обо мне. И говорю себе, что все-таки загадка разрешена не до конца. Так ли уж мы уверены, что знаем истинного убийцу Поля Дамьена?
- Но ты только что сам признался!
- Да, конечно, в определенной мере, вложив оружие в руку безумца, я убил Поля Дамьена. Но если подумать хорошенько, не ты ли, Франсуаза, его настоящая убийца.
- Как ты можешь говорить такое?!
- Та, из-за которой все началось... Измена, Франсуаза, измена источник всех преступлений!
Она вздрагивает, как от удара, потом встает, принимается ходить по комнате, словно в поисках выхода и, сама того не замечая, ломает пальцы.
- Ты говоришь ерунду! - тихо выговаривает она.
- Вовсе нет. То, что я говорю, вполне разумно. Конечно, я воспламенил рассудок этого несчастного безумца, но не ты ли сама, обманывая меня, разожгла пожар? Я отбросил от себя обжигавший меня факел, я кинул его этому заледеневшему человеку, искавшему во мраке костер.
До меня доносится ее громкий смех. Он звучит, как насмешка.
- Ты все пишешь свой роман, Луи! Ты словно диктуешь текст, вовсю разливаешься, произносишь круглые фразы! Литература - как это просто, как удобно! В доме - мертвец, и ты его уже бальзамируешь! Или, вернее, поливаешь духами себя, чтобы не чувствовать запаха преступления!
Ее снова, как только что перед этим, пронизывает дрожь, и она разражается рыданиями.
- Этот запах внушает мне ужас, это зловоние отравляет весь дом! Наш дом!
Этого она могла бы не говорить. Я вскакиваю с места.
- "Наш дом"! - повторяю я в бешенстве.- Что-то слишком поздно ты о нем вспомнила!
И тут я ускоряю развязку. Делаю то, что намеревался сделать, когда все это задумал. Подхожу к телефону, снимаю трубку, набираю номер.
- Что ты делаешь? - спрашивает обеспокоенно Пюс. Я молчу. Жду, чтобы на том конце провода, сквозь потрескивание, раздался голос.
- Алло, центральный комиссариат?.. Говорит Луи Жоффруа. Адрес набережная де ла Либерасьон, дом 40. Только что в моем доме совершено убийство... Повторяю: Луи Жоффруа, набережная де ла Либерасьон, 40.
- Ни к чему не прикасайтесь. Мы немедленно выезжаем.
- Жду вас.
Вешаю трубку. Я спокоен сейчас как никогда. Пюс медленно подходит к столу, встает рядом со мной.
- Силен, что и говорить,- произносит она ледяным тоном.- Они приедут, а ты скажешь им, что сумасшедший, которого они разыскивают, убил Поля Дамьена.
- Что будет чистой правдой, разве нет?
- Беднягу тут же арестуют, если это уже не произошло. Он может сколько угодно протестовать, рассказывать про какой-то там чемодан... От этого он лишь покажется еще более ненормальным.
- В самом деле! - криво усмехаюсь я.
- А тебя, истинного виновника, не потревожат ни на секунду!
- Точно! Скажу тебе больше: я знал, что меня не станут тревожить по той простой причине, что задумал это дело именно так, чтобы не быть потревоженным. Совершенство моей мести составляет и эта безнаказанность.
Ее глаза сверкают. Никогда раньше в них не было такого блеска. Никогда они не смотрели на меня с таким напряженным вниманием.
- Может, мне следовало бы восхищаться тобой,- шепчет она.
- Действительно,- говорю,- ты могла бы мной восхищаться. Ибо преступление совершено мною безупречно, а в таком преступлении всегда есть что-то, заслуживающее восхищения.
Она отходит от меня, словно отказавшись от борьбы. Борьба ей не по силам, Пюс внезапно понимает это, и я вижу, как усталость камнем обрушивается на ее плечи. Она возвращается к дивану, маленькая, жалкая, побежденная злом, которое выходит за пределы ее понимания.
- Я думаю об этом невинном, которого осудят вместо тебя,- произносит она без всякого выражения.
- Невинный, который тем не менее проломил затылок Дамьена рукояткой револьвера. Невинный, который уже успел троих задушить своими нежными руками...
- О, ты знал, кого выбрать!
- Да, дорогая, я знал даже, что, когда его арестуют, меня не будут мучить угрызения совести. Откуда им взяться, если он уже однажды признан невменяемым и не понесет наказания за убийство Дамьена. Следовательно, все, что я совершил, сверхбезупречно: невинный, которого я подставил, не понесет однако вместо меня наказания.
- Луи, мне кажется, ты сам дьявол.
- Ну-ну, ты мне льстишь!
Лицо Пюс выражает отчаяние. Она закрывает глаза. Должно быть, размышляет о том, что обвенчана с самим сатаной и осквернена теперь навеки.
- А если я все расскажу? Если я расскажу им правду? - неожиданно произносит она глухим голосом, не открывая глаз.
- Я предвидел и это. Ты не обратила внимания, что именно я сказал по телефону? Я сказал: "Только что в моем доме совершено убийство". Я не сказал, кто его совершил.
Она открывает глаза и, судя по тому, как сверкнули ее зрачки, мне кажется, она догадалась, что я имею ввиду.
- Ну, а когда они приедут? - у нее перехватывает дыхание.- Когда они будут тебя расспрашивать, как ты им объяснишь?
И я безжалостно - заметим, однако, не жалея и самого себя,- наношу последний удар, который вынужден нанести.
- Я ничего объяснять не стану. Говорить будешь ты.
Пюс резко выпрямляется, поднеся руку к горлу, будто защищается от удара.
- Я? - хрипло переспрашивает она.
- Да, ты! Скажешь им все, что угодно. Скажешь, что я принял Поля Дамьена, который приехал брать у меня интервью. Можешь показать им письмо, где я ему предлагаю это интервью, письмо, копию которого я позаботился сохранить, чтобы объяснить присутствие Дамьена. После чего ты расскажешь им, что Ганс Вамберг проник в дом и прост" так, без причины убил Поля Дамьена. Разве нуждается в объяснении преступление, совершенное сумасшедшим? Или же...
Я нарочно делаю паузу, заглядывая ей прямо в глаза.
- Или же? - повторяет она, тяжело дыша.
- Или же ты скажешь им правду. Выбирай сама, Пюс...
Снова беру со стола папку с тридцатью пятью страницами, в которых заключена вея задуманная мной интрига, и показываю Пюс.
- Здесь моим почерком написана вся правда от начала до конца. Если хочешь - мои признания. Эта папка - твоя, я отдаю ее тебе, оставляю на столе. Ты можешь взять ее, когда они придут, и показать им. Ты можешь сделать с ней все, что захочешь. Уничтожить или передать в полицию. Моя судьба целиком и полностью в твоих руках.
На этот раз она поняла все до конца, и постепенно ее лицо искажает страдание.
