Екатерина Гринева - Адвокат ангела, или Дважды не воскресают

– …Не то, что у тебя, – прибавил он. – Но ты сама во всем виновата.

Мне принесли кофе, Берну – еще пива.

– Я так хочу увидеться с Лизой, – протянула я. Мне нужно было, чтобы Берн пригласил меня к себе.

– Да? – Берн в очередной раз откинулся на стуле и прищурился. – А ты похорошела…

Я вспыхнула. Не хватало, чтобы этот козел расточал мне комплименты!

– Спасибо.

– Мы можем поехать ко мне… – понизив голос, предложил Берн. Сам того не зная, он облегчил мою задачу.

Я пила кофе и лихорадочно соображала. Моей целью было попасть к нему в дом и скопировать файлы из его компьютера. Сейчас мне предоставлялась такая возможность, и отказываться было бы глупо. Я понимала, что Берн захочет уложить меня в койку. Судя по всему, у него давно не было женщины, или та телка в судейской мантии была недостаточно хороша в постели… Удобный случай сам плыл ко мне в руки, и проморгать его я никак не могла.

– Хорошо… – Я подняла глаза и посмотрела на Берна. Надеюсь, я неплохо сыграла свою роль, и он не смог догадаться, как я к нему отношусь на самом деле – с глубочайшим презрением и ненавистью.

Я допила кофе, Берн рассчитался с официантом, и мы поднялись из-за стола.

Выйдя на улицу, я поежилась. Сырой холодный воздух плотной пеленой облеплял лицо и руки, мой тонкий плащик от этого холода отнюдь не спасал.

В машине Берн включил печку. Мы ехали и молчали. Искоса он бросал на меня похотливые взгляды, и я внутренне вся сжималась от них, словно по мне ползал ядовитый паук.

Наконец мы приехали к дому. Это был наш дом. Но я его уже таковым не считала. Что-то слабо екнуло в груди, но тут же это ощущение исчезло.

Берн открыл дверь и пропустил меня вперед. Я прошла в кухню.

– А где Лиза? – негромко спросила я. – Она уже спит?

– Ее нет, она у мамы. Приедет завтра, – сказал Берн, включая свет над барной стойкой. – Что-нибудь выпьешь?

– Можно.

– Я приготовлю глинтвейн.

Берн открыл холодильник, а я выскользнула в коридор и поднялась по лестнице на второй этаж. Лизина комната была направо, первая дверь. Я открыла ее и помедлила, прежде чем зажечь свет. Я боялась, что все здесь стало по-другому, не так, как было при мне. С закрытыми глазами я могла бы описать все, что стояло в этой комнате… Я зажгла свет. Нет, здесь все осталось по-старому. Только количество медведей на полках увеличилось. Я подошла и потрогала самого первого мишку, которого я ей купила, – с цветочным горшком в лапах. Он резко наклонился набок и свалился бы с полки, если бы я не придержала его. Я сразу вспомнила о пакете с игрушкой, который я оставила на кухне внизу. Может, спуститься, взять подарок и поставить его на полку? Вот будет сюрприз для Лизы… но потом я решила, что лучше подарю ей игрушку при встрече.

– Иди сюда! – услышала я крик Берна. – Все готово.

Я спустилась в кухню.

Он уже прошел в гостиную и cейчас сидел, развалившись, на бежевом кожаном диванчике и с улыбкой смотрел на меня.

– Садись. – И он похлопал рукой по дивану рядом с собой.

На низком стеклянном журнальном столике стояли два бокала с глинтвейном. Я обошла вокруг столика и села в кресло.

– Почему не садишься ближе?

– Чуть позже, – улыбнулась я. – Удовольствие надо растягивать.

– Это точно! – И Берн громко расхохотался.

Я взяла бокал. Внутри меня рождалась тихая паника. Конечно, я предвидела такой поворот дела – что мне придется заняться сексом со своим бывшим мужем. Но представлять – это одно, а воплощать все это в реальности – совсем другое! Я даже не думала, что Берн вызовет у меня исключительно тошнотворные рефлексы, как я сказала Вике. Теперь мне было ненавистно в нем все: и его распухшие пальцы, и улыбка, и самодовольный вид, как у надутого индюка. Я не знала, что мне делать. Если я пошла к нему, значит, я согласилась на секс, это подразумевалось само собой, мы же взрослые люди… Но сама мысль о том, что мне придется лечь в постель с Берном, что его располневшие пальцы будут касаться моего тела, приводила меня в состояние настоящего ужаса, и я ничего не могла с собой поделать. Но мне нужны были его компьютерные файлы, и поэтому приходилось притворяться.

Берн неотрывно смотрел на меня. Каким же способом подсыпать в его бокал снотворное?

Я отпила глоток глинтвейна. На мой взгляд, он был переслащен.

– Как тебе мой напиток?

– Супер! Ты не мог бы принести закуску?

– Мы же только что поели. И ты уже проголодалась? У тебя появился аппетит. – И Берн снова рассмеялся. Он был похож на расшалившегося щенка: игривого и веселого.

– Что-нибудь легкое! – крикнула я ему уже в спину.

У меня оставалось не так много времени, чтобы подсыпать снотворное: Берн мог вернуться в любой момент. Я рванула молнию на сумке и, раскрыв ее, принялась лихорадочно шарить в боковом кармашке. Таблетки лежали там. Я взяла несколько штук и одним движением высыпала их в бокал Берна.

Закрыв сумку, я перевела дух и вцепилась руками в подлокотники кресла. По крайней мере, первая часть моего плана уже выполнена.

Берн вернулся с большой тарелкой, на которой он разложил тосты с ветчиной и сыром.

– Годится?

– Спасибо. – Я взяла с тарелки один тост и кивнула Берну: – Садись! Выпьем твоего глинтвейна.

Берн плюхнулся на диван и закинул ногу на ногу.

– Хороший у меня дом. Скоро он станет совсем моим!

Я отпила еще глоток, надеясь, что Берн последует моему примеру. Но он и не притронулся к напитку.

Я похолодела. Мой план оказался близок к провалу.

– А почему ты не пьешь?

– Растягиваю удовольствие, – и он подмигнул мне. – Как ты говоришь: удовольствие надо растягивать.

Я натянуто улыбнулась.

– Я прав, киска?

Я невольно передернула плечами. В начале нашего брака Берн часто называл меня «кошечкой» и «киской». В первое время это меня смешило, а потом – раздражало.

– Конечно, прав.

Берн незаметно увлекся разговором о своей родне. Его отец когда-то держал бакалейную лавочку, но потом разорился. Однако он успел дать сыну хорошее образование, что помогло Берну в дальнейшем найти приличную работу. Я не застала его отца. Он умер, когда Берну было двадцать пять лет. То есть почти за пять лет до нашей с ним свадьбы. Но он любил воспоминать о тех временах, когда у его семьи было собственное дело.

Я слушала его вполуха, пила маленькими глотками глинтвейн и сидела как на иголках. Если Берн не собирался выпить свой бокал до конца, то это будет полный швах, и весь мой план полетит к чертям собачьим. От этой мысли на моем лбу выступили капли пота.

– Ты меня слушаешь? – неожиданно прервал мои размышления Берн.

– Слушаю. И очень внимательно.

Берн сделал паузу.

– Давай выпьем за наше перемирие, – предложила я ему.

– Хорошая мысль.

Я подняла бокал, не спуская глаз с Берна. Он осушил свой бокал до дна и поставил его на столик.

– Отлично, – крякнул он, протягивая руку за тостом. – Может, уже пора баиньки? В постельку?

– Давай посидим еще немного. Здесь так уютно…

– В постели еще лучше, еще уютнее. Я готов к сексу! Я буду настоящим зверем! – И Берн, ослабив галстук, притворно зарычал.

Я поморщилась. Берн любил иногда во время любовных игр подурачиться, изображая из себя зверя: порычать, укусить меня за бедро или за плечо.

– Не сомневаюсь.

– Расскажи мне о своих снах. Тебе, наверное, эротические сны часто снятся? У одиноких женщин всегда пробуждаются эротические фантазии.

Берн говорил с таким напором, словно он был большим спецом по одиноким женщинам.

– Ну… бывает иногда… – Мне важно было протянуть время, чтобы он заснул, и поэтому я принялась рассказывать, краешком глаза наблюдая за Берном. Он хихикал, возбужденно потирал руки и временами оглушительно хохотал.

– Ладно, – оборвал он меня. – Иди ко мне, – в его голосе раздались требовательные нотки.

– Подожди… я вспомнила еще один сон.

Я ощущала себя Шехеразадой, рассказывающей султану свои бесконечные истории. Наконец глаза Берна затуманились, он начал отчаянно зевать, спустя непродолжительное время его голова свесилась на грудь, и он захрапел.

Я поднялась с кресла. Теперь нельзя терять ни минуты! Кто знает, как долго действует это снотворное? На Берна оно повлияло не сразу, его лошадиный организм слишком долго сопротивлялся. Я взяла сумку и направилась в кабинет Берна. Это была маленькая комнатка с компьютерным столом, двумя белыми шкафами, полкой для компакт-дисков и офисным черным креслом.

Дрожащими руками я включила компьютер и принялась ждать. Возникло сообщение: введите пароль. Я потерла лоб… Раньше, по-моему, у него был пароль: Лизанатали – 1705 – плюс дата нашей свадьбы – семнадцатое мая.

Я быстро ввела его. Возникла строка: пароль неправильный. Господи! Что же здесь может быть?! Я села в кресло. За час я перебрала все, что могла: фамилию и имя его матери и отца, имена его знакомых, название района, в котором мы когда-то жили, дату Лизиного рождения, кличку кота, который жил у нас полгода, а потом убежал в неизвестном направлении; даты основных шведских праздников, пару-тройку имен шведских святых… Я сидела, полностью обессиленная, и грызла ногти. Похоже, я потерпела полное фиаско, но не могла в этом признаться даже самой себе. В моем мозгу рождались все более и более фантастические версии, но я прекрасно понимала, что могу вводить в компьютер все на свете понятия, даты и имена, которые я знала, но это не приблизит меня – ни на сантиметр – к разгадке пароля. Я просто занимаюсь гаданием на кофейной гуще!