Игра против правил - Александр Сергеевич Рыжов
Алексей им не завидовал. Не по себе бы стало, если бы к нему на дом возили в чемоданах дефицитные товары. Номенклатурщики — они ведь оторваны от народа, живут обособленно, считай, прячутся. Чем их жизнь отличается от тюремной, пусть и тюрьмы у них обставлены с комфортом? Что до дефицита, то на икре и ананасах свет клином не сошелся. Еда есть, с голоду не помрешь при наличии денег. Молочка в магазинах вкусная, выпечка тоже, ее всегда с избытком, и колбаса «Столовая» за два двадцать, вполне съедобная, и мясо когда-никогда выбрасывают на прилавки. А если чего недостает или качество не устраивает, иди на рынок, там тебе и свинина свежая, и говядина. Знай — плати.
Однажды Фомичев в порыве откровенности признался, что слушает по ламповому радиоприемнику немецкие и американские «голоса». Они критиковали Советскую власть, твердили, что в Союзе все плохо, а на Западе — рай. Касаткин не порицал Дениса и уж тем более не собирался доносить на него. Иностранные радиостанции ловили многие, они пробивались сквозь глушилки. Подумаешь, преступление… Но верить всему, что они вещают, это тоже, знаете ли, перебор.
Касаткин оборвал зашедшие не туда мысли. Бред начинается или как? Думал про еду, про доставщиков, а занесло эвона куда…
Сейчас к нему, будь он обкомовцем, курьер приехал бы с чемоданом совсем легким. Было не до еды — высокая температура, ломота и тошнота отбивали аппетит. Купил еще аспирина, а в гастрономе — гречневой крупы, десяток яиц за рубль и куриных сосисок (других не было). Подумывал, не прихватить ли для более интенсивного лечения поллитровку беленькой, но сам себя одернул. Он же не Хряк, чтобы от всех неприятностей спасаться водкой. А завтра тренировка, Петрович похмелья не простит.
День прошел как в мареве. Касаткин пробовал включать телевизор. По первой шел документальный фильм «Я — советский рабочий», от него слипались глаза. По второй до половины восьмого вечера была профилактика. А по третьей транслировали «Шахматную школу» и просветительскую передачу «Знаешь ли ты закон?». Сидел, зевал, затем выключил телик и окунулся в забытье.
…Наутро он вместе со всеми приехал на тренировку. Обмануть Петровича не удалось, тот враз углядел разноцветные губы, обратил внимание на кашель и сипение, учинил допрос. Касаткин врать не стал, рассказал, как было. Клочков немедля погнал его в поликлинику, но Алексей чуть не на коленях выпросил у него три дня на восстановление. Дал клятву, что к отъезду в Свердловск будет здоров как бык. Получил увольнительную и уехал домой долечиваться.
Честно глотал жаропонижающие, рассасывал по старой советской методике таблетки стрептоцида, пил тошнотворную смесь молока с содой, маслом и прополисом, дышал над вареной картошкой, парил ноги в тазике с горячей водой и горчичным порошком… На четвертый день хворь отступила. Температура спала, кашель поутих и уже не отдавался болью в бронхах. И хотя в теле еще ощущалась разбитость, Алексей собрал волю в кулак и прибыл на базу.
С делано-бодрым видом отчитался перед Клочковым о первоклассном самочувствии. Петрович с сомнением оглядел его, что-то проворчал, но на лед выйти разрешил.
Тяжкая это была тренировка… Дыхание сбивалось, ноги подгибались, амуниция казалась сделанной из свинца, как скафандр водолаза. В один из моментов, чтобы устоять, он навалился на клюшку, как на трость, она поехала по льду, и он в довершение всех бед расплющил бы себе нос, но проезжавший мимо Анисимов ухватил его за предплечье, отвез к борту. Сказал полушепотом, таясь от Клочкова:
— Постой, отдышись… Ты белый весь.
Касаткин не верил глазам и ушам. С чего это Анисим заботу проявляет? Не этот ли человек меньше года назад партнерам кости ломал?
— Поговорить надо, — продолжал капитан «Авроры», не глядя на собеседника. — После тренировки зайдем в кафе, посидим?
Еще одна новость! Никогда Касаткин не удостаивался чести обедать с Анисимовым. Ловушка? Заманит, припомнит старое, снова втянет в драку… А для драки силы нужны, которых нет.
Но не показывать же, что струсил… Касаткин отдышался, поправил шлем, кинул коротко:
— Лады. Посидим.
Тренировку Николай Петрович провел по укороченной программе. Решил, что не следует слишком загонять хоккеистов перед дальней дорогой. А может, Касаткина пожалел, ибо не могло укрыться от его зорких глаз, что тот еще не в кондиции.
Так или иначе, в три часа дня Касаткин и Анисимов уже сидели в чебуречной на проспекте Максима Горького. С недавних пор в меню здесь добавили алкогольные напитки. Алексей не сомневался, что Анисимов закажет себе графинчик, но нет. На столе кроме еды появилась только бутылка кавказской минералки.
Обжигающие чебуреки ели традиционно с помощью трех ложек. Двумя зажимали чебурек, как щипцами, и кусали, а в третью собирали вытекавший из надкушенного места бульон. Не слишком удобно, зато и руки не пачкались, и ни грамма продукта не терялось.
Запахи раздразнили Касаткина, и он впервые с начала болезни ел в охотку. Анисимов жевал без энтузиазма, настраивался на разговор. Помолчав минут пять, бросил ложки с недоеденным чебуреком в тарелку, вытер рот квадратиком оберточной бумаги, заменявшей салфетки, и сдавленно выговорил:
— Это я Фому убил.
Касаткин как раз закинул в рот порцию бульона и поперхнулся. Подавляя приступ кашля, захрипел:
— Фомичева?.. Ты?.. Как?!
Анисимов наклонился вперед, заговорил чуть слышно, озираясь на сидевших за соседними столиками:
— Там, на Волхове, схлестнулись… Я поддатый был, вышел на берег, гляжу, а он какую-то каменюку рассматривает. Они вдоль речки стояли, помнишь? Нам еще местные говорили, что это идолы языческие…
— Помню. А дальше?
— Я подошел, а он как шарахнется от меня. По траве шагов не слышно, еще и поток глушит. Не ожидал, наверное. Испугался… А я ему: смотри с обрыва не свались! Берег в том месте крутой, под откос.
— А он?
— Распсиховался, гнать меня стал, толкнул. Ну и я его тоже. У него нога по сырой траве — вжик! Руками замахал — и в воду…
— А ты?
— Я сразу за ним. То есть не сразу, минуты три полз. За корни цеплялся, за стебли… Мог и сам туда же плюхнуться. А когда спустился, его не было нигде. Ни в воде, ни на берегу. Там стремнина, унесло…
— И что, он даже не вскрикнул, когда упал?
— Нет. Я только плеск услышал. Может, головой об корягу какую стукнулся… Сознание потерял, а дальше под воду затянуло. Такое бывает.
Анисимов налил в стакан минералки, проглотил ее, привычно ткнулся носом в сгиб локтя.
