Игра против правил - Александр Сергеевич Рыжов
— Ха… А вот и они.
— Кто?
Касаткин сосредоточился и увидел идущих по проспекту пятерых молодцев в потертых кожанках, подвернутых джинсах и заляпанных грязью сапогах на толстой подошве. Шли вперевалку, не торопясь, выставив вперед квадратные челюсти и засунув руки в карманы.
— Это гопники, — пояснил Мигель. — Они мешают нам жить.
Подобные личности нередко попадались на ленинградских улицах. Раньше их называли по-простецки хулиганами, иногда, на блатной манер, урлой, но с недавних пор вошло в обиход определение «гопники». Касаткин не знал, откуда оно взялось, его это и не занимало.
— Отойдем в сторонку, — предложила Анка.
Предложение было дельное. Никогда не угадаешь, что на уме у этого отребья, которое редко бывает трезвым, а значит, и адекватным.
Посторонились, отошли к стене. Но пятерка в кожанках уже приметила их и свернула туда же.
Выпивший, а потому бесстрашный Хряк выступил вперед. Тоже засунул руки в карманы и с вызовом спросил:
— Чего надо?
Обычно гопники не нападали сразу. В их традициях было позадираться, найти формальную причину для начала драки. Однако сейчас они, видимо, посчитали, что нахальства Хряка уже достаточно. Не тратя лишних слов, влепили ему пару лещей, и он упал бы навзничь, если бы его сзади не подхватили Касаткин с Шурой.
— Бежим! — выкрикнула Анка.
Увы, бежать было поздно. Гопота уже охватила их полукольцом, в жилистых руках появились кастеты. Касаткина не покидало ощущение, что это спланированная акция — слишком четко и деловито вели себя эти ублюдки. Не уральская ли болельщицкая группировка сводит счеты за сегодняшнюю досадную ничью?
Алексей думал, что в разгоревшейся схватке толку от друзей-музыкантов не будет. Какие из них бойцы? Им бы только песенки сочинять да на гитарках тренькать… Ошибся. И Мигель, и хрупкий Шура не спасовали, встали спина к спине и держали удар. Хряк и подавно не ведал страха. Выхватил из-за пазухи оказавшуюся уже пустой бутылку и врезал ею самому настырному гопнику, который норовил огреть его кастетом. Если бы не вязаная шапка, пожалуй, проломил бы череп, а так просто оглушил, выведя врага из строя как минимум на минуту.
Касаткин беспокоился за Анку. Прикрыл ее собой, выставил кулаки. Приемы силовой борьбы на льду мало годились для уличной мясорубки, но все же спортивная закалка пригодилась. Бортанул одного, второго, и они повалились, как кегли. Третий, конопатый, с клоком сальных волос, выбивавшимся из-под капюшона, оказался ловчее, увернулся и саданул шипастой перчаткой в рот, расквасил губы. Кровь потекла на куртку.
Боль подхлестнула Алексея, он завелся, попер напролом, пропустил еще удар, но выстоял, достал-таки ловкача правой в скулу. Двое, которых сбил с ног раньше, уже подхватились, повисли на плечах. Затрещала материя, окровавленная куртка разошлась в нескольких местах, лохмотьями поползла вниз.
— Держите его! Щас я ему захреначу! — Конопатый занес руку для нового удара, но вдруг взвизгнул и завертелся, как ужаленный.
Позади него стояла Анка, держала что-то острое, блестевшее в свете фонарей. Брошку, что ли? Не нашла более подходящего оружия…
— Тварь! — рявкнул на нее конопатый, держась левой рукой за мягкое место. — Я тебя…
Касаткин напрягся, стряхнул с себя повисших на плечах гопников и поддал конопатому ногой в пострадавшую точку.
В этот кульминационный момент знобкий воздух разорвали пронзительные милицейские свистки. На гопников они подействовали отрезвляюще.
— Атас! Валим!
Четверо, не сговариваясь, бросились в ближайшую подворотню. За ними, матерясь, похромал конопатый. Хряк дернулся, чтобы догнать, но Мигель, на щеке которого багровела свежая ссадина, схватил его за ворот.
— Куда ты? Нам тоже валить надо!
— Да! — поддержала Анка. — Если загребут, фиг докажем, что это они на нас наехали, а не мы на них…
Она и в пылу сражения сохраняла рассудочность.
К ним бежали два милиционера в шинелях, бешено свистели на весь проспект. Растерявшийся Шура сунулся в ту же подворотню, куда скрылись гопники, но Мигель удержал его:
— Нет! Вон туда! — и показал на автобус возле остановки.
Они протиснулись в задние двери, которые с шипением закрылись. Автобус покатил по улице, а милиционеры, так и не добежав до него, скрылись в сером облаке выхлопных газов. Будь происшествие посерьезнее, они бы не преминули оповестить гаишников и автобус тормознули бы. Но драка обошлась без последствий, поэтому служивые решили не преследовать нарушителей порядка. Оно и к лучшему. У Касаткина не было уверенности, что Николай Петрович станет второй раз кряду вытаскивать его из узилища.
Хряк в салоне буянил, вдобавок ни у кого не нашлось проездных билетов, поэтому Мигель и Шура сошли на следующей остановке. Они вывели упиравшегося Хряка и пообещали проводить его до квартиры, чтобы он по пути не натворил каких-нибудь глупостей.
Касаткин и Анка проехали еще одну остановку и тоже вышли. Алексею не понравилось, как на него смотрят пассажиры. Еще бы! Рваная куртка, разбитые губы — видок тот еще! С такой внешностью за приличного человека не сойдешь.
— Пойдем ко мне, — сказала Анка. — Зашью тебе куртку.
Он критически осмотрел свое пострадавшее облачение.
— Не зашьешь. Ей теперь прямая дорога на помойку.
Куртка восстановлению не подлежала. Мало того, что залита кровью, так еще и выдраны изрядные лоскуты, оставшиеся, по всей вероятности, на поле боя. Ладно, не жалко, куртка старая, давно пора заменить. У него теперь зарплата сто двадцать целковых, может себе позволить новую.
Из котельной он уволился неделю назад. Клочков, заручившись согласием штабных, пристроил своих питомцев на должности в спорткомплексе, где они тренировались и играли. Касаткин числился физкульторганизатором. О своих служебных обязанностях он имел весьма неопределенное представление, они расписаны только на бумаге, а на деле же он был игроком «Авроры». Нормальная такая практика, отработанная годами и всех устраивающая.
— Ко мне не хочешь? — переспросила Анка.
— Не хочу, — признался он. — У тебя соседи мерзопакостные.
— Тогда идем к тебе.
Она произнесла это с такой непосредственностью, что совершенно невозможно было ответить отказом. Касаткин и не собирался. С того дня, когда произошло расставание с Юлей, порог его холостяцкой норы не переступала женская нога. Он выл бы волком от тоски, если бы не подготовка к соревнованиям. Последние дни жил в основном на работе. Уже и забыл, когда заглядывал домой.
Начал заранее извиняться:
— У меня не прибрано и поесть нечего…
— Пустяки!
Еду они купили в продуктовом. Магазин уже закрывался, полки были полупустые, поэтому досталось им всего ничего:
