Вопль кошки - Франческа Заппиа
– В этом и план.
Он грозит мне своим «Геймбоем»:
– Добрая ты девчонка. Сегодня твой счастливый день, потому что наши интересы, видимо, совпадают. Он у меня кое-что украл. Я расскажу, кто это и где его найти, но пообещай, что, когда разберешься с ним, вернешь мне мою собственность. Когда он будет мертв, труда это, я думаю, не составит.
Поначалу я молчу. Я уже не понимаю, что именно собиралась делать. Договориться с этим человеком? В нашей-то ситуации? Скорее всего, чтобы остановить убийцу, придется самой его убить.
Я осторожно спрашиваю:
– Что он украл?
Хронос устраивается поудобнее, словно готовясь рассказывать сказку.
– Я попал сюда первым, – говорит он. – Не спрашивай, как я это понял, – просто понял, и все. Потом появились Часы, потом все остальные. А последним появился знаешь кто? Дам подсказку: имя начинается на «Л», рифмуется с «по́зер».
Сердце у меня замирает, хоть я и знала, что это Лазер. Конечно, знала. Единственное, в чем мы все уверены: Лазер несет смерть.
– Он просидел в коридоре день или два, а потом пошел и устроил себе королевство в недрах Школы, даже глубже, чем твой котел. Назвал его Ножовище. Еще и баннер здоровенный повесил, будто это торжественное открытие парка развлечений. – Хронос так оживляется, что, по-моему, вот-вот швырнет в меня своим «Геймбоем». – Ножовище, знаешь ли, совсем рядом с моим актовым залом, вот я и решил пойти поприветствовать парня и объяснить ему, как работает территория и чтоб от моей он держался подальше. И этот парень, такой замечательный, такой добродушный, – угадай, чем он мне ответил?
– Чем?
Хронос срывает с правой руки перчатку коричнево-телесного цвета и предъявляет мне ладонь. На ней нет пальцев: среднего, безымянного и мизинца. У меня сводит живот.
– Этот уродец из моих пальцев украшения сделал!
Обрубки дергаются, как разрубленные пополам черви. Хронос снова надевает перчатку, прилаживает фальшивые пальцы на место. Перчатку не отличить от его кожи.
– Хочу вернуть свои пальцы, – заключает он. – А еще хочу, чтобы этот мудак понял, как мне было больно.
– Значит, Лазер нас убивает, – говорю я, и внутри у меня пусто, – а ты хочешь вернуть себе пальцы.
– Именно так, Кот-д’Ивуар.
Часы теперь наблюдают за нами, забросив свою работу. Я знала, что Лазер живет в Ножовище (это все знают) и что туда лучше не соваться, но все остальное ново. Мы все гадали, кто он такой, но никто не смел к нему приблизиться. Временами мне казалось, что, узнай я о Лазере побольше, он будет меньше меня пугать. Что в нем откроется нечто и он окажется похож на всех нас. Однако, если он носит украшения из пальцев, на нас он не похож.
Эта миссия – чистое самоубийство. Я это знаю, и Хронос знает. Но что еще остается? Смотреть, как Лазер поубивает нас по одному, пока не останемся только я, Джейк и Хронос? Ждать, пока ко мне не вернутся воспоминания, уже некогда, а Школа никаких решений не предлагает – значит придумаю их сама.
– Я согласна, – говорю я, и сердце екает. – Расскажи, как попасть в Ножовище, пальцы твои я тебе верну.
Вход в Ножовище перемещается, но Часы наверняка за ним следят.
Хронос улыбается во весь рот:
– Это-то я и хотел услышать. Тебе понравится. Вниз по коридору, налево и два раза направо. Сегодня он в туалете для мальчиков.
– Ножовище – в туалете для мальчиков?
– Вход в него – да.
– Хорошо. – Стою на месте, не торопясь уходить. – А почему не ты? Почему ты не пойдешь, не убьешь Лазера, не вернешь свои пальцы? Ты знаешь о нем вещи, которых не знает больше никто. С тобой Часы.
– Что толку иметь власть, если нельзя заставить кого-то другого делать за тебя грязную работу?
Хронос рассеянно бьет по кнопкам «Геймбоя» и бросает на меня взгляд поверх своих «рэйбэнов». Прямо в глаза не смотрит.
– Ты его боишься, – говорю я.
Хронос фыркает:
– Этого-то неудачника…
– Ты тоже его не понимаешь. И боишься.
Он замолкает. Его челюсть сжимается.
– Поаккуратней, Кот.
– Угрозы, Хронос? – спрашиваю я. – Похоже, ты и меня побаиваешься.
На это он ничего не отвечает. Больше сказать и нечего. Я поворачиваюсь к выходу.
– Погоди, Женщина-Кошка, – говорит Хронос.
Я смотрю на него и вижу, как он лезет в задний карман и достает нож. Щелк – из рукоятки выскакивает лезвие.
– Опасно идти одной. – Он протягивает нож мне. – Возьми это[12].
23
Я закончила картину.
Когда я впервые взяла ее в руки, уже завершенную, мне стало хорошо от мысли о том, что моя мама будет вечно ухаживать за своим бонсаем в лучах заката. На обратной стороне холста очень мелкими буквами я написала название: «Защитница».
– Когда покажешь? – спросила меня мама, когда я рисовала эскиз, вместо того чтобы готовиться к выпускному по математике.
С тех пор, как я ей рассказала, она спрашивала минимум раз в неделю.
– Ты могла бы увидеть его на ярмарке искусств, – сказала я. – Но нет, вы же с папой собрались на открытие выставки…
Она хмыкнула себе в кроссворд и, не поднимая глаз, ткнула ручкой в мою сторону:
– Мой можжевельник – центральный экспонат! Жаль, конечно, что не попаду на ярмарку, но ты же покажешь мне после?
– Да, покажу после. Принесу домой, прежде чем отправлять на конкурс.
Миссис Андерсон обещала помочь мне упаковать и отправить картину. За первое место полагалась почти полная оплата обучения в некоторых колледжах. Хороших. Я могла бы пойти куда-нибудь учиться рисовать. Но желающих будет масса.
Я затемнила толстую закругленную линию на эскизе. Я рисовала лицо, больше похожее на кошачью маску из белого фарфора, хотя шея и плечи были человеческими.
Мама наблюдала за мной поверх газеты.
– Чего? – спросила я.
– Ты улыбаешься, – ответила она.
– И что?
– Миссис Андерсон считает, что может получиться?
– Она мне и предложила податься.
– А ты как думаешь – получится?
Я на мгновение замялась, потом ответила:
– Да.
Я не представляла, какими будут мои соперники. Я понятия не имела, из каких дальних уголков страны они пришлют свои работы, что изобразят и с какими эмоциями. Но я знала свою работу и знала, какие чувства она у меня вызывает. Я доставала холст и краски в кабинете и ощущала, как легко мне даются цвета и мазки. Я знала, что творчество – отдушина. Свои обычные, мрачные и сюрреалистичные рисунки я иногда выдирала из себя, как зубы, но с этой картиной никогда ничего такого.
Я
