Вопль кошки - Франческа Заппиа
Я добралась до своего поста за двадцать минут до открытия дверей. Проверила, нет ли на картине волосков или следов. Я знала, что все в порядке: я миллион раз осматривала ее и знала, что не хочу ничего менять. Что ничего менять не нужно. Иногда произведение искусства можно изменить и сделать лучше, а иногда, даже если есть что исправить, этого делать не стоит.
– Готова, Кот? – Позади меня прошла миссис Андерсон.
– Кажется, – сказала я.
– Хорошо, – сказала она. – Им понравится.
И им понравилось. Когда двери открылись и вошли первые посетители, я наблюдала, как их взгляды устремляются в центр зала, на помост, и останавливаются на моей картине. Я видела, как она тянет людей к себе. Они мимолетом глядели на другие экспонаты, родители ходили посмотреть на работы своих детей, но все до единого в конце концов добирались до меня, и вопросы сыпались градом.
– Это масло? Она такая четкая!
– Модель такая красивая и нежная – кто это?
– Вы рисовали с фотографии? Сами снимали?
– Планируете делать карьеру в живописи, когда станете старше? У вас и правда талант.
Я отвечала как могла. Иногда меня просто хвалили, и я не знала, как быть, и бормотала неловкие слова благодарности, и ловила себя на том, что отвожу глаза, как мама, когда кто-нибудь хвалил ее деревья. Наконец, поймав момент затишья, я заправила волосы за уши и потерла лицо, пытаясь унять жар. В спортзале всегда пекло, а от повышенного внимания становилось еще хуже. Но все равно – было хорошо. По-хорошему волнительно. Домой я вернусь совсем вымотанной.
Я увидела, как Джеффри несется ко мне, задолго до того, как он достиг цели. Он улыбался до ушей, и через секунду я поняла, что это потому, что я тоже улыбаюсь до ушей.
Он заключил меня в объятия.
– Как дела? – спросил он, крепко меня сжав и отпустив. – Кажется, и спрашивать не надо, судя по рою поклонников, которые только что ушли.
Я рассмеялась.
– Ты все и так увидел, – сказала я. – Это было… мощно.
– Неудивительно. У тебя лучшая картина. Боже, Кот, ты точно выиграешь стипендию. Не может быть, чтобы не выиграла. Это потрясающе.
Мои щеки загорелись жарче, чем за весь вечер. Я ткнула кулаком ему в плечо.
– Умолкни, – сказала я.
– Серьезно, Кот.
– Знаю, знаю.
Он ухмыльнулся. Засунул руки в карманы. На секунду отвел взгляд.
– Чего? – спросила я.
– Ну, – сказал он, – наверное, лучше тебе знать, что Джейк тоже здесь.
Больше всего меня насторожило то, как быстро улыбка сошла с моего лица.
– Почему он здесь? – спросила я. – Что он тут забыл?
– Ну, машина у нас одна, – сказал Джеффри, – так что раз уж я еду, то еду с ним. И Шондра сегодня тоже выставляется.
Джеффри указал на стол справа от меня, где Шондра Хьюстон демонстрировала серию акварелей, над которыми работала весь год. Я видела ее работы только в шкафчиках, где хранились наши проекты. Джейк стоял рядом, лениво обхватив ее за талию, и разглядывал работы. К счастью, стоял он спиной ко мне.
– Они встречаются, – сказал Джеффри. – Уже месяц или два.
Я и не заметила. Слишком погрузилась в свою картину.
– А, – сказала я, – ну…
– Ага.
– И часто… часто она бывает у вас дома?
– Вообще-то, да, – сказал Джеффри. – Всякий раз, когда дома Джейк. Но в основном они сидят у него, я их редко вижу.
В его голосе прозвучала нотка грусти, но легкая улыбка вернулась и сгладила ее. Врет и не краснеет. Джеффри не лгал по мелочам, но всегда лгал о своих чувствах, и у него хорошо получалось. Много практиковался. Притворялся, что ему не больно видеть, как Джейк из кожи вон лезет, лишь бы провести время с кем-нибудь еще. Притворялся, что ему не нужно ни одобрение Джейка, ни его внимание.
Я разглядывала Джейка и Шондру. Слишком долго. Джейк обернулся, и они оба поймали мой взгляд. Джейк что-то сказал Шондре. Они направились к нам.
– О нет, – сказала я.
Джеффри придвинулся ближе ко мне.
– Мы пойдем возьмем попить, – невозмутимо сообщил Джейк брату. – Хочешь чего-нибудь?
– Нет, спасибо, – ответил Джеффри.
– Все равно к моему стенду никто не подойдет, – сказала Шондра, откинув волосы набок и обмахивая шею веером. – Похоже, все внимание сегодня твое, Кот.
Эту интонацию зависти не спутать ни с чем. В прошлом году работа Шондры была на моем месте на помосте, лицом к дверям. В этом году она нарисовала прекрасную сезонную панораму и предполагала, что весь помост будет в ее распоряжении – это был не секрет.
– Да, здорово, – сказала я как можно спокойнее и ровнее. Монотонно. Без интонаций. Я слабо улыбнулась. Пожалуйста, уйдите. Пожалуйста, оставьте меня в покое и уйдите.
– Это твоя мама? – Джейк шагнул ко мне.
– Да, – сказала я.
Прижимаясь к помосту, я попыталась заслонить от него картину, но он лишь посмотрел на нее скучающе, издал тихий хмык и потянул Шондру за руку.
– Пойдем, – сказал он.
Я выдохнула.
– Он тебя запугивает, – сказал Джеффри, глядя, как Джейк и Шондра удаляются. – Он спортсмен, они так делают. Не парься.
– Не парюсь, – сказала я.
Я правда не парилась. Не позволяла себе. Они больше ничего не могли мне сделать. Даже если я не получу стипендию, я уже чего-то достигла. Я хорошо поработала. Может, недостаточно хорошо, чтобы продавать картины за миллионы долларов или устраивать персональные выставки в галереях, но у меня было что-то такое, чего не было у них.
Они не могли отнять у меня то, кем я была.
Филе-о-пяти-пальцах
«Кто там?» – мой самый нелюбимый вопрос. Такой неубедительный и жалкий. Как только его произносишь, каждый, кто тебя слышит, понимает: ты напуган. Ты в темноте, и тебе страшно. Ты знаешь, что за тобой охотятся, и дико озираешься, не в силах разглядеть охотника.
Я этот вопрос выкрикиваю.
Он смеется. Смех высокий и пронзительный, как у мальчишки, который достиг пубертата, но застопорился на моменте, когда у него сломался голос.
– Не бойся, Кот. Сейчас сыграем в игру. Будет весело.
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Скажем, догадался.
По моей маске бегут мурашки, и я вспоминаю – моего лица она не скрывает, ведь она и есть мое лицо.
– Ты Лазер? – спрашиваю я.
– Давай сначала сыграем, а если выиграешь, я тебе расскажу?
Это он.
– Нет, – быстро говорю я. – Если выиграю, хочу получить пальцы Хроноса.
Возникает странная, почти оглушительная пауза.
