Вопль кошки - Франческа Заппиа
Громкая Лапша
– Зачем ты миссис Флауэрс с собой таскаешь? – Я указываю на настенные часы у него в руках.
– Она хорошая училка, – отвечает Хронос. – Подумал, ей одной будет скучно. Кстати, об одиночестве: а твоя вторая половинка где?
– Нездоровится ему, – говорю я, оглядывая четырех Часов. Они не оборачиваются и не смотрят на нас, хотя наверняка слушают.
Хронос выпрямляется на своем троне:
– Только не говори мне, что он повстречался с этим негодяем-негодником, который шляется по коридорам и режет глотки. Ты ведь пришла спросить об этом?
– Откуда ты знаешь?
– Что Джули с «Фабрики слез» зарезали во дворе? Как я мог не знать? – Он показывает на компьютеры. – В Школе, Котманду, без моего ведома не происходит ничего. Еще я знаю, что ты пошла в администрацию и обвинила нашу большую шишку в убийстве Висновски, а он отрезал себе руку и прибил ее к двери в качестве объявления войны. Теперь вы боитесь, что он пошлет отряд головорезов и настучит всем остальным по заднице, я прав?
– Ну, – отвечаю я, – не ошибаешься.
– Расслабьте булки. Блументаль не высунется из администрации, как и его дружки. Они напуганы еще больше, чем вы.
– А ты? – говорю я. – Ты отсюда выходишь? Ты знаешь, что там происходит?
– А похоже, что выхожу? – Он попрочнее пристраивает миссис Флауэрс на груди и широко раскидывает руки. Его многочисленные сокровища поблескивают из-за кулис. – Зачем мне? Часы находят все, что нужно, и приносят сюда. Глотки никому не режут, ничего не меняется. Не зря же я не стал ввязываться в эту глупую заварушку между вами с администрацией. Если кто-то из этих ублюдков сюда полезет, мы его скормим Аяксу.
– Какому Аяксу?
Хронос кивает на иллюминатор в полу.
– Скормишь своему морскому чудовищу?
– А кому еще? У Лапши[11] и Форте животы разболятся. – Он тянется погладить одно из собачьих чучел, безучастно смотрящих вдаль остекленевшими глазами. – Кстати, ты б хоть похвалила, как хорошо я их выдрессировал. Их хлебом не корми – дай погоняться за кошками.
– На мой вопрос ты так и не ответил, – говорю я. – Ты знаешь, что такое в Школе? Оно убило не только Джули. Оно и до Марка добралось.
– До Марка-гаудожоруса? Этот парнишка все еще с нами?
Очевидно, что всей правды Хронос не знает. Будь у меня зубы, они бы скрежетали.
– Что это? Что нас убивает?
– Слышь, Хронос? – Один из Часов оглядывается через плечо, его пальцы застыли над клавиатурой.
Хроносово лицо складывается в досадливую гримасу. Он поднимает бровь.
– П-прости, – заикается Час, – у меня просто… вопрос.
– Что? – огрызается Хронос.
– А слово «Пенджаб» с большой буквы пишется?
Вишнево-красные «конверсы» Хроноса шлепаются на пол. Сидя на своем троне, он подается вперед, оскалив зубы, и кричит:
– Ты «Калифорния» с большой буквы пишешь? А «Нью-Йорк», а «Вашингтон»? А?!
– Ну да…
– Пишешь! Тод, ну сложи два и два, расист ты гребучий! Если ты даже с этим не справляешься, я кого-нибудь другого посажу писать мемуары!
– Понял, извини. Я все сделаю правильно. Честно.
– Вот и отлично. – Хронос расслабляется и снова поворачивается ко мне, убирая со лба темные волосы. – Так о чем это мы, Женщина-Кошка?
Было время, когда мне хотелось безопасности под крылом Хроноса, но теперь я рада, что к ней не прибегла.
– Короче, – говорю я. – Я знаю, что забесплатно ты информацией не делишься, поэтому я скажу тебе, что хочу узнать, а ты скажешь, сколько это будет стоить.
Он постукивает ногой по полу в такт тиканью секундной стрелки миссис Флауэрс. Линзы «рэйбэнов» скрывают его глаза, но я чувствую его взгляд. Надеюсь, мой он тоже чувствует. В конце концов он улыбается.
– Знаешь, почему Блументаль боится больше, чем ты? – спрашивает Хронос. – Я тебе расскажу. Потому что ты понимаешь, что это за кошмар, в котором мы все оказались. Может, ты не знаешь, почему мы здесь, но знаешь, что за хрень убивает людей. Ты знаешь, откуда она взялась.
– Не знаю. Я тебя и спрашиваю, потому что не знаю…
Он поводит рукой, отмахиваясь от моих слов.
– Знаешь, хоть и думаешь, что не знаешь. А Блументаль вообще ни сном ни духом, хотя он тоже под прицелом.
Он снова улыбается, шире, белее:
– И не узнает, пока оно не выскочит из темноты и не задушит его.
22
Весна.
Десятый класс.
Бесконечная финишная прямая.
Писать маслом раздражало. Я писала картину целую вечность. Под солнцем ее не оставь. Дыши испарениями. Нужна огромная рабочая зона. Нужно где-то хранить картину, кисти и краски, когда не работаешь, потому что масло сохнет сутками, и нужно смешивать краски большими партиями, а когда допишешь, все покрывать лаком. И что хуже всего, материалы дорогие. Дешевые материалы обычно возвращаются бумерангом тебе по башке – это одна из великих истин искусства. Они не смешиваются и не ложатся как надо, работа быстро портится.
Не всякое искусство задумано для вечности. Порой оно прекрасно тем, что оно мимолетно. Порой оно должно исчезнуть – именно это делает его искусством. Но мне хотелось, чтобы эта картина существовала вечно.
Картина отвлекла меня от всего остального. Джейк и его друзья наверняка продолжали атаку – я просто перестала обращать внимание. Каждый день я работала над картиной на уроках и после школы, отодвигая другие домашние задания на потом; дальний угол кабинета рисования стал моей крепостью, и, пока я рисовала, мост надо рвом был поднят. Внутри – только я, моя мама и ее бонсай, оживленные моими мазками. По пятницам Джеффри нечем было заняться после школы, и я разрешала ему сидеть на табуретке и смотреть при одном условии: разговаривать нельзя.
В одну из таких пятниц я взглянула на часы и поняла, что уже почти пять – уроки три часа как закончились.
– Ты чего меня не остановил? – спросила я Джеффри, наскоро убирая краски.
Студентам было запрещено находиться в художественном крыле после пяти, если не было каких-нибудь мероприятий.
– Ты очень увлеклась, – сказал он. – И ты сказала, что, если я хочу смотреть, разговаривать нельзя.
Я хмыкнула, собирая кисти. Когда выпрямилась, затылком ударилась о подбородок Джеффри: он наклонился, чтобы рассмотреть картину получше.
– Потрясающе, Кот, – тихо сказал он. – Не понимаю, как ты это делаешь.
– Просто я внимательная, – ответила я.
– Не-а, – сказал он. – Это нечто большее.
Опустив голову, я отправилась чистить кисти.
Пальцы
Я ничего не говорю и жду, когда Хронос мне ответит.
В конце концов он и отвечает:
– Ладно, Кошатница. Хочешь знать, кто убийца?
– Хочу. Чего ты хочешь взамен?
– Если