Анастасия Валеева - Летом в Париже теплее
– Сука!
Она удивленно открыла глаза. Хомяка на месте не было. Дема выскочил в коридор, и вскоре Яна снова услышала выстрелы. Шатап, мечась по комнате, наставлял на нее пистолет и одновременно со страшной тревогой косился на дверь. Он подбегал к ней и притормаживал, не решаясь оставить Яну одну.
– Сука! – завизжал Хомяк, неся руку наперевес, подобно легендарному Щорсу.
Кроме всего прочего он прихрамывал. За ним вошел растерянный, сбитый с толку Дема.
– Сбежала, тварь! – он беспомощно посмотрел в злобное озабоченное лицо Шатапа.
Тот, кажется, готов был рвать и метать.
– И хрен с ней, – вдруг сказал Дема, – сбежала, сука бешеная, и пусть. Ну, блин, веранду долбанула и – на капот, а потом через забор.
Задыхавшийся от злобы и бессилия раненный Хомяк заорал:
– Да заткнись ты! – кажется, он перенял привычку Шатапа всем затыкать рот. – Тебя-то она не покусала!
– Займись им, – сухо кивнул Деме Шатап.
Тот вышел из комнаты и вскоре вернулся с аптечкой. Пока он делал перевязку, стонущий на все лады Хомяк рассказывал, как было дело. Из его сбивчивого рассказа, прерываемого злобными выкриками и отборной матерщиной, Яна поняла, что пока она спала, трое мальцов-удальцов, подчиняясь ее внушению, решили расслабиться, «принять на грудь». Водка была в холодильнике, а вот за за соленой капустой и огурцами нужно было спуститься в погреб. Хомяк туда и был направлен с этой почетной миссией. Джемма, в прямом смысле сорвавшись с цепи, тяпнула Хомяка и, игнорируя его команды и приказы, а также стрельбу, мухой вылетела из погреба, разбила мощной грудью стекло веранды и выскочила во двор. Использовав капот и крышу стоявших в метре от забора «Жигулей» в качестве трамплина, перемахнула через забор и была, как говорится, такова. Хомяк стрелял, естественно, вскоре к нему присоединился Дема. Но было уже поздно.
Это обстоятельство не могло не порадовать Яну. Она еле сдерживала улыбку, слушая, как путающийся в словах Хомяк рассказывал об агрессивности этой «проклятой зверюги».
– Надо было сразу ее пристрелить, – презрительно прищурился Шатап, – теперь бы было одной проблемой меньше.
Он криво ухмыльнулся, глядя на Яну. Она и бровью не повела. Теперь, когда Джемма была на свободе, она могла поразмышлять относительно спокойно. Неужели Захарыч действительно не убивал Шкавронского? Тогда кто это сделал? Кому понадобилось убить мужа Вероники, а ее саму подставить? Почему ее просто не убили? Зачем был разыгран весь этот спектакль? Несомненно, причиной всему были деньги. Ради них люди совершают массу преступлений. Шкавронский с Горбушкиным были компаньонами. Один сгорел, другого застрелили. Ясно, что это делает некто, кровно заинтересованный в их капиталах. Захарыч?
Пока Яна недоумевала, перевязка Хомяка подошла к своей заключительной стадии.
– Теперь тебе светит сорок уколов в живот, – язвительно усмехнулся Шатап. – Надеюсь, шеф оценит твою смелость и наградит тебя звездой героя.
Шатап догадывался, что раздражение Захарыча падет на него как на старшего в группе, и пока располагал такой возможностью, старался выместить свой гнев и досаду на Хомяке.
– Черт бы побрал эту водку! – в сердцах воскликнул Дема.
– Ну что, – как ни в чем не бывало улыбнулся Шатап, отчего вся его физиономия как бы съехала набок, – выпивать будем?
* * *
Старший лейтенант Корюшин положил трубку на рычаг.
– Завьялов спрашивает, чего ему делать, – улыбнулся он, поглядывая на роящегося в бумагах Руденко. – Собака какая-то у них там бесится, лает, как оглашенная. Чуть ли не кидается на ребят.
– Собака? – приподнял свои густые светлые брови Руденко. – Что еще за собака?
Корюшин, отличавшийся привычкой иронизировать и насмехаться, скосил лукавый взгляд на не отрывавшегося от своих папок Три Семерки.
– Сень, ты бы посмотрел, неужели не слышишь?
– Ну вот, как что – так Сеня? – шутливо возмутился Три Семерки, откладывая бумаги.
– Ты же знаешь, я с Ольгой…
Корюшин выразительно взглянул на Руденко.
– Ладно-ладно, – Три Семерки вышел из комнаты и деликатно постучал костяшками пальцев в дверь располагавшегося напротив кабинета.
– Да-да, – услышал он задорный голосок Ольги.
– Ольга Леонидовна, – протиснулся в приоткрытую дверь Руденко, всем своим видом демонстрируя лучезарную застенчивость, – можно в ваше окно взглянуть?
Ольга, коротко стриженная блондинка, облаченная в мундир с погонами лейтенанта, лихо барабанила пальцами по клавишам пишущей машинки. Она торопливо откинула крошечную прядку, от усердия упавшую на ее чистый покатый лоб, и сладенько улыбнулась.
– Вы про собаку?
Грозный и частый собачий лай потрясал округу.
– Ага. Корюшина уж больно она раздражает.
Руденко изобразил виновато-хитроватую улыбку. Он знал, что Корюшин и Ольга переживали в настоящий момент особо бурную, чреватую опасными ссорами и разводами фазу своего «служебного романа». Руденко приблизился к окну.
– Как вы можете работать в таком шуме? – стоя к Ольге спиной, с игривой интонацией спросил Руденко.
– Сама себе удивляюсь, – кокетливо ответила Ольга.
– А ведь это собака Милославской… – изумился Руденко, увидев Джемму, которую тут же узнал.
Поводок, сшитый из брезента, волочился по снегу. Джемма и вправду неистовствовала, она нещадно облаивала входящих и выходящих из отделения людей. Руденко, озабоченный и чувствующий что-то неладное, вернулся в кабинет.
– Что-то не нравится мне все это, – озадаченно произнес он, снимая трубку с рычага.
– Ты о чем? – насторожился Корюшин.
– Не может она вот так бегать беспризорной. Значит, что-то случилось. Не убежала же она от Яны!
Насчитав пятнадцать длинных гудков, он повесил трубку. Его лицо омрачилось.
– Та оно и есть, – задумчиво произнес он.
Корюшин ответил ему недоуменным взглядом. Руденко спустился на улицу в одном кителе. Джемма сразу же узнала его и кинулась к лейтенанту со всех ног.
– Ну чего-чего? – спрашивал он ее, в то время как Джемма скакала возле него, а порой норовила и лизнуть его в губы, высоко подпрыгнув.
– Где твоя хозяйка?
Джемма громогласно залаяла, сев на снег и неотрывно глядя своими умными темными глазами на удивленного Руденко.
– Дома ее нет, ты бегаешь сама по себе… Что-то случилось?
В ответ полетел истошный лай.
– Ну успокойся, успокойся, – вздохнул Руденко, ловя на себе насмешливые взгляды ментов, стоявших кружком на крыльце отделения. – Ты знаешь, где она?
Джемма обрадованно гавкнула и тут же умолкла. «Как в цирке», – подумал Руденко.
– Отведешь меня к ней?
– Гав! Гав! – услышал он в ответ.
– Хорошо-хорошо, пошли-ка, а то ты тут всех пугаешь, ишь ты, зверюга какая умная, хитрющая ты зверюга, Джемма, – Руденко похлопал Джемму по шелковистой спине.
Он поймал поводок, укоротил его и повел Джемму в отделение. Она не сопротивлялась, гордо ступая рядом с ним. Выслушав иронично-пошловатый комментарий приятеля, тоже старшего лейтенанта, Руденко поднялся с Джеммой на второй этаж. Собака успокоилась, но по ее упругим стремительным движениям и по тому, с какой одновременно опаской и надеждой вскидывала она голову и смотрела на Руденко – точно боялась, что он передумает искать ее хозяйку – было видно, что она напряжена и нетерпеливо ждет решительных действий. В коридоре Руденко столкнулся с Огурцовым. Тот сильно удивился, увидев начальника, ведущего на поводке собаку. Джемма угрожающе заурчала, и если бы не резкий рывок Руденко, дернувшего ее за ошейник, бросилась бы на Огурцова. Тот испуганно отскочил, попятился, с возмущением и страхом глядя на собаку.
– Какого хрена…
– Собака Милославской, – торжественно изрек Три Семерки, словно эта короткая фраза могла что-то объяснить потрясенному Огурцову. – С хозяйкой, видно, что-то случилось. Говорил ей, – по-медвежьи качнул он головой, – не лезь ты со своими пророчествами…
Он тяжело вздохнул. Джемма залаяла, стала рваться с поводка.
– Не любит она тебя, – усмехнулся Руденко.
– Ненормальная, – с опасливым презрением посмотрел на Джемму Огурцов.
– Ты вот что, – нахмурился Руденко, чьи сдвинутые на переносице брови говорили о напряженном мыслительном процессе в крупной круглой голове, – прихвати Самойлова с Канарейкиным и выходите. Женщина попала в беду, надо ей помочь.
Джемма, как показалось Руденко, с благодарностью взглянула на него.
* * *
– Ну что, – хмельными глазками посмотрел на Яну Шатап, – не придумала больше ничего?
Яна отрицательно покачала головой.
– «Уж полночь близится, а Германа все нет», – осклабился он, извлекая на свет божий остатки своих школьных знаний, – не везет тебе.
– Вам тоже не повезет, – Яне порядком надоели эти трое, – недолго вам осталось.
– Ну ты, – встал и нетвердой походкой направился к ней Шатап, – заткни свою глотку! У тебя осталось, – он посмотрел на запястье, – не больше двадцати часов. И запомни, от тебя требуется конкретная информация, а не всякие бредни.
