Анастасия Валеева - Летом в Париже теплее
– Она верит в то, что ей удастся преодолеть разделяющее ее с неким человеком пространство, для нее это очень важно, – Яна вещала спокойно, вовсе не как пифия, – для нее это символ могущества, это видно из этой карты. Ей необходимо время, чтобы воссоединиться с тем человеком, и она страстно хочет этого. И если она все преодолеет, то для нее откроется подлинная жизнь. Пространство и время для нее – важные факторы успеха. Это само условие ее жизни. Она где-то близко, ей еще предстоит преодолеть километры и километры…
– Тарабарщина какая-то! – скептически хмыкнул Хомяк.
– На голову не натянешь. И это все? – недовольно спросил он.
– Это лишь часть того, что мне открылось. Мне нужно время, – твердо повторила Яна.
– Старая песня, – хихикнул Хомяк. – Ты дававй правду-матку, а не эту лажу.
– Я так понял, – решил поэкспериментировать со своими мыслительными способностями Дема, – что она в Семеновске, да?
Он приковал к Яне пытливый взор.
– Да, я просто уверена в этом.
– Вот видишь, – изобразил довольную улыбку Дема, польщенный тем, что его предположение сошлось с Яниным.
– Ну и что? – тупо уставился на Яну Хомяк. – Семеновск большой. И вообще, чего это ты там перла про воссоединение? С кем и когда?
– Скоро, – загадочно ответила Яна и не удержалась от хитрой улыбки, – за это я могу поручиться.
– Что за чувак? – на полном серьезе спросил Дема, вошедший во вкус.
– Близкий ей по духу человек, – Яна картинно прикрыла веки, как бы намекая на то, что ответы ей даются ценой медитативного усилия.
– Эх, – вздохнул Хомяк, – чего мы из тебя все клещами тащим, сама говорить не можешь?
В этот момент на кушетке заворочался Шатап. Потом громко и протяжно зевнул, наполняя комнату странными, полузвериными звуками и, блаженно потянувшись, медленно поднялся с кушетки. Свесил ноги и, облокотившись обеими руками на кушетку, сутуло согнул спину. Он сидел так пару минут молча, бессмысленно качая головой из стороны в сторону, словно разбуженный человеческими голосами медведь.
– Что тут происходит? – захлопал он осоловелыми глазами.
– Да эта, – небрежно кивнул Хомяк в сторону Яны, – горбатого лепит.
– Ну? – нахмурился Шатап.
Хомяк в меру своего худосочного интеллекта передал Шатапу то, что он понял из Яниных слов.
– Не-е, – качнул головой Шатап, – так дело не пойдет.
Он зыркнул на Яну с нескрываемой враждебностью. И тут в коридоре послышались быстрые шаги. Дверь стремительно распахнулась и на пороге появилась невысокая фигура Захарыча.
– Что за дела? – подозрительно взглянул он в заспанное лицо Шатапа. – Ты какого хрена дрыхнешь, козел? Я тебе за это плачу?
Он говорил отрывисто, резко, грубо. Яну аж передернуло. Ее снова захлестнула волна отрицательной энергии. Шатап, справившись с застенчивостью, в которую он впадал в обществе шефа, пересказал Захарычу Янино откровение. Захарыч состроил кислую мину.
– Я сделаю из тебя и твоей борзой котлеты, – гневно бросил он Яне в лицо. – Времени у тебя только до завтра, пифия несчастная! А ты, – перевел он тяжелый, почти ненавидящий взгляд на Шатапа, – бди, мать твою! Вы за нее мне головой отвечаете. Остаетесь здесь одни, я уезжаю. Ясно?
– Да, шеф, – опустил глаза Шатап.
– Не называй меня шефом! – взъерепенился пуще прежнего Захарыч. – А к тебе у меня новое предложение будет, – чуть сбавил он обороты, обращаясь к Яне. – Я деньги ищу, – принялся он размышлять вслух. – Ты для нас только промежуточный вариант, хотя башку снести жуть как хочется. Поэтому я тут покумекал и решил, а что если ты мне сразу скажешь, где деньги? Что тебе мешает узнать это? – нервно рассмеялся он. – Кроме всего прочего, ты ведь можешь выяснить, наличка эта, акции или еще что…
Он смеялся, довольный собственной выдумкой и тем, что Яна со всеми ее паранормальными способностями находится в его власти, и он может обратить этот дар небес себе на благо, благо весьма меркантильное.
– Ну так как? – игриво посмотрел Захарыч на Яну.
– Хорошо, я постараюсь сделать это, – механически ответила она.
Что она еще могла ответить? В связи с отъездом Захарыча у нее появилась одна сумасшедшая мысль, еще не оформившаяся в план, но довольно реальная.
– Вот и славно, – просияло лицо Захарыча, – постарайся, а вы не расслабляйтесь! – гаркнул она на своих сатрапов.
Через секунду Захарыч исчез, а еще через пару минут Яна услышала за окном во дворе расплывчатое урчание двигателя. Потом громыхнули ворота и все стихло.
Милославская быстро сложила карты и смешала их. Нашла карту, которую называла «Внушение» с изображенным на ней корнем мандрагоры.
Настроив ничего не подозревавших бандитов на небольшую пирушку, она отдала мысленный приказ Джемме.
«Деньги-деньги», – крутилось у нее в голове. Она вытащила «Джокера», накрыла его ладонью и неожиданно почувствовала усталость. Нет, не давящую тяжким гнетом, а некое расслабленно-сонное состояние, в какое обычно впадаешь, долгое время проведя на морозе. Глаза ее сами собой закрылись, она откинулась на спинку дивана и погрузилась в подобие дремы. Ей казалось, что она низко летит над черной водой, отливающей во мраке агатом, и, достигая неведомого берега, внедряется в джунгли. Лианы, обвивающие стволы гигантских деревьев, больно хлещут по лицу. Она смиряется, она больше никуда не рвется и они, тихо оплетая ее покорное тело, убаюкивают ее, ткут вокруг нее непроницаемый сновидческий кокон.
Потом Яне вдруг стало казаться, что она мерно раскачивается в гамаке под темным, усеянным бесчисленными звездами южным небом. Раскачивается с такой силой, что, кажется, может катапультироваться на какую-нибудь из этих притягательно и маслянисто горящих точек. Их лучи звали ее, пронзая студенистый воздух. Яна прищуривала глаза, и тогда звездный свет точно в воде растворялся в ее зрачках, окутывая их жемчужно-лимонным облаком медленно танцующей пыли.
Потом картина спящих вод вернулась. Яна «повисла» над неким озером и ее взгляд, словно камень, брошенный с большой силой, вызвал на его гладкой поверхности маленькое цунами. Постепенно волны затихали, а в самом эпицентре «взрыва» образовался зеркальный остров. Его мерцающее куском слюды око было неуязвимо ни для мелкой ряби, ни для более крупных волн. Остров постепенно стал принимать конфигурацию корабля и вскоре Яна услышала колокольный звон. Он плыл на серовато-сизым пологом сумерек, густым широким туманом наползая на водную поверхность. Река была полна желтовато-мглистого сияния. По реке плыл маленький аккуратненький баркас. И тут глаза Яны, словно кто-то управлял ее взглядом, увидели деревянный мост и стоявшую на нем черноволосую девушку. Облокотившись на парапет, она читала. Яна, мучимая жгучим любопытством, старалась заглянуть девушке через плечо. Ветер, зарываясь в страницы фолианта, заставлял их долго шелестеть.
Она хотела прочитать то, что было написано на странице, но буквы, словно размытые слезами, стали растекаться черными ручейками. Яну пронзила тревога.
Но она не отступала, она словно привставала на цыпочках, силясь уловить смысл написанного. Но это ей не удавалось. Так порой бывает, когда во сне бежишь от погони и не понимаешь, что же удерживает тебя на месте. Словно ноги твои угодили в таз с быстро схватывающимся бетоном. Ты кричишь, рвешься, твое сердце изнемогает под бременем страха и отчаяния, но все безрезультатно. Крик клокотал у Яны в горле – крик безмолвный, передающий свое напряжение лицевым мышцам, крик, подобный дыханию стеклодува, выдувающего новую форму. И, словно исторгнутый из небытия усилием ее воли, ей явился фрагмент неведомой картины: часть женского торса и руки. Яна видела перед собой мерцающую теплым жемчугом грудь, ее мягкие и упругие очертания отчетливо выступали на темном фоне, мглистую ложбинку пупка, изящный изгиб руки.
И тут из-под ладони девушки выпорхнула розовато-красная бабочка и, кокетливо помахав в воздухе крылышками, примостилась в темных волосах девушки.
Ветер подхватил страницы и, неистово теребя их, рассеял. Они осыпались подобно лепесткам увядшего цветка. И тут Яна увидела, как по берегу идет светловолосый, голубоглазый мужчина. Он спешил, охваченный мучительным беспокойством. Яна ощутила его тревогу, его лихорадочный пульс. Он двигался навстречу темноволосой девушке, сошедшей с моста и тоже спешащей к нему. Он приближается, заключает ее в объятия… Плеск воды сомкнулся над колоколами…
И тут Яне показалось, что колокол дал трещину – раздался надрывный, стенающий звон. Нет, так режет тишину битое стекло. Грянули выстрелы, а вслед за ними в сон ворвался неистовый грубый крик.
– Сука!
Она удивленно открыла глаза. Хомяка на месте не было. Дема выскочил в коридор, и вскоре Яна снова услышала выстрелы. Шатап, мечась по комнате, наставлял на нее пистолет и одновременно со страшной тревогой косился на дверь. Он подбегал к ней и притормаживал, не решаясь оставить Яну одну.
