Диана Кирсанова - Созвездие Овна, или Смерть в 100 карат
Она не читала ничего серьезнее дешевых романов с двумя пронзенными стрелами сердцами на обложке, в которых все всегда заканчивалось хорошо. С тайной надеждой, что книжные рецепты помогут и в ее любви, через полгода своих страданий девушка слово в слово переписала одно из ужасных, напыщенных, велеречивых писем, что по воле автора любовной саги намарала своему возлюбленному томящаяся в средневековой башне девица, - и в конце рабочего дня, обмирая от грохота собственного сердца, подложила голубой конверт в карман Его пальто.
«Сегодня он придет домой, вечером найдет письмо, прочитает, -думала Аллочка, снимая у стеклянного шкафа с инструментами туфли и всовывая ноги в сапоги, чтобы тоже идти домой, - а завтра... завтра он захочет объясниться!»
Она закрыла кабинет и медленно побрела на свою съемную квартиру, то трусливо жалея о содеянном ею безумстве, то, напротив, гордясь собственной смелостью, чувствуя себя почти что Татьяной Лариной, о которой им еще в школе рассказывала скучная толстая русичка.
...Но утром отношение доктора Кирсанова к ней не изменилось; разве что он только чуть дольше задержался у Аплочкиного стола, когда принимал из ее рук список больных на сегодня.
- Ох, шутница! - сказал он с такой знакомой доброй усмешкой и ноткой поощрения в голосе. И дружески провел по поникшей Аллочкиной голове сухой ладонью, растрепав ей прическу.
Он не поверил!
Эта мысль сначала обожгла девушку, а затем подступила к горлу терпкой волной слез - предметы, тени, сам доктор Кирсанов за одну минуту потеряли свои ясные очертания и расплылись, размылись, голоса и звуки тоже заглушались в почти физически ощутимой плотной пелене. Аллочка оказалась как будто под водой. Не было мыслей, раздумий, соображений - ничего, кроме одной обжигающей обиды: он ей не поверил!
В этом состоянии, сама не зная, как она держалась на ногах, Аллочка провела почти весь свой рабочий день. Заполняла больничные карточки, выписывала рецепты, заученным движением вскрывала ампулы и набирала в пластмассовые трубочки шприцев назначенные спокойным голосом доктора Кирсанова лекарства...
Прием уже подходил к концу, и через каких-нибудь полтора часа врачу и медсестре уже предстояло вновь расстаться до завтрашнего утра, которое обещало принести Аллочке хоть какое-то облегчение («С бедой надо переспать!» - говорила мама), как вдруг из этого оцепенения ее вырвал резкий крик!
Кричала женщина, мать сидевшего в зубоврачебном кресле подростка, кричала громко, страшно - и трясла обмякшее тело сына, а он запрокидывался прямо на нее, бледный, с закатившимися глазами и спутанной мокрой челкой, падавшей на прыщавый лоб. Доктор Кирсанов хлопал юношу по щекам, пытался нащупать пульс - и тоже кричал, он кричал на Аллочку, требуя от нее позвать на помощь врачей из соседних кабинетов. Возле кресла с потерявшим сознание подростком стояли еще два пациента - им только что сделали по обезболивающему уколу новокаина, и они дожидались, пока подействует лекарство. Но оба пациента, женщина средних лет и престарелый мужчина, уже тоже почувствовали, что с ними творится что-то ужасное.
...Все, что произошло дальше, вскоре отразили сухие строки судебного приговора. Этот вердикт доктор Кирсанов и медсестра Хлебникова выслушали через три месяца, не глядя друг на друга, поднявшись с одной скамьи подсудимых:
«Стоматолог Кирсанов А.Е. и его ассистент медсестра Хлебникова А.В. вели прием пациентов в стоматологической поликлинике. Как было выяснено в результате следственных действий, медсестра Хлебникова А.В., проявив преступную неосторожность, набирала в шприц вместо новокаина раствор аммиака, который находился в похожем флаконе. Врач же, не удостоверившись, что в шприце находится именно новокаин, сделал пациентам подкожные инъекции ядовитого вещества.
В 15 часов 30 минут один из трех пациентов, которым была сделана инъекция, потерял сознание и в 16 часов 07 минут умер, так и не придя в сознание, от анафилактического шока. Двое других стали жаловаться на резкое жжение в месте укола, а также острую головную боль. Оба пострадавших были доставлены бригадой «Скорой помощи» в стационар. В результате химических ожогов оба они стали инвалидами.
По всему произошедшему областная прокуратура возбудила против Кирсанова А.Е. и Хлебниковой А.В. уголовное дело по обвинению в причинении смерти по неосторожности и тяжкого вреда здоровью.
Суд, изучив все документы, представленные по делу, а также выслушав объяснения сторон, постановляет: Определить подсудимым наказание в виде лишения свободы: Хлебниковой А.В. - сроком на 4 года, Кирсанову А.Е. - сроком на 2 года условно, а также лишить подсудимых права заниматься врачебной деятельностью».
* * *- Вы сидели в.... У вас есть судимость? - прошептала я, во все глаза глядя на Алку.
Ссутулив поникшие плечи, она все так же сидела напротив меня, но живость, казалось, надолго исчезла из ее глаз: они потемнели от воспоминаний и смотрели поверх меня, на стену напротив.
Женщина горько усмехнулась одним уголком рта.
- Да, - донесся до меня ее глухой голос. - Судимость... Все четыре года - полностью, в Мариинской колонии. В двадцать один год села за решетку, в двадцать шесть вышла... Приехала домой...
- Если вам тяжело, то не вспоминайте дальше!
Это было до крайности непрофессионально, но я просто умирала от жалости к этой поникшей, на глазах постаревшей Алле, какой-то час тому назад очаровывавшей меня своей непосредственностью и обаянием.
Апка разлила из почти опустевшей бутылки остатки жидкости по рюмкам и вновь звякнула своей стопкой о мою. Но теперь в этом жесте не было оживления - одна только тяжелая усталость:
- Выпьем. Давно я не вспоминала все это. Выпьем! Я расскажу, раз уж начала, ты только слушай. В колонии было страшно, но не так, как я себе это представляла. Можно было жить и там - везде можно жить...
Страшно было - думать. Двадцать четыре часа в сутки думать! И всегда только одни мысли: что дальше? Вот выйду я на волю, откроют мне ворота - и что? К профессии возврата нет, начинать все сначала... как это возможно без образования? И где? Куда мне пойти? Где ждут молодую девку со справкой о судимости? Работы не найти...
- Ну, работу всегда можно найти, - встряла я робко. - Не слишком денежную, конечно... Но на первое время. А учиться - заочно... Двадцать шесть лет - это же совсем еще ничего...
Алла быстро взглянула мне прямо в глаза - и, несмотря на это стремительное движение, я впервые уловила, что она уже основательно пьяна:
- Сколько тебе лет?
- Ну, двадцать один...
Женщина усмехнулась и отвернулась от меня не без презрения:
- А мне сейчас - тридцать два. Мне лучше знать, когда может быть поздно!
- Ерунду вы говорите!
- Ладно... Слушай дальше.
...Своего любимого тогда, в зале суда, Апка видела в последний раз. Он даже не оглянулся на нее, когда шагнул со скамьи подсудимых - шагнул вперед, к той самой стройной смуглой женщине, и, взяв ее руки, прижал их к своим глазам, а она неловко целовала его в лоб, щеки, в голову - куда придется, они плакали, громко, навзрыд, никого не стесняясь... Апку же, осужденную не условно, а по-настоящему, уже уводили конвоиры. Они поторапливали ее нетерпеливыми голосами, а она все оглядывалась и оглядывалась на тех двоих: они стояли, обнявшись, посреди зала суда, и хлынувшая к выходу людская толпа обтекала их, как река огибает выступившие из воды камни. Доктор Кирсанов так и не посмотрел в сторону своей бывшей коллеги, и больше Алка так никогда и не увидела свою любовь.
А вскоре и сама любовь, вернее, то хрупкое девичье чувство, которое испытывала Алка, куда-то отодвинулось, и растворилось, и сгинуло в череде безликих, длинных, бесконечно однообразных дней, последовавших за приговором. Четыре года, которые Алка пробыла не Алкой, а «зэка Хлебниковой», гражданкой в белой косынке, выпарили из головки с золотой челкой последнюю романтическую накипь. Из ворот женской колонии Алка вышла уже с трезвыми, вполне сформировавшимися взглядами на жизнь.
Первое: ждут, по-настоящему ждут тебя только дома. Как бы ни было стыдно появляться «после срока» на глаза подзабывшим тебя соседям по родному поселку, но только там Алку знали доподлинно, помнили про ее золотую медаль, и только там она могла рассчитывать на хоть какую-то достойную работу.
Второе: обратно в колонию ни при каких обстоятельствах Алка попадать не хотела.
И третье - эту истину заключенной Хлебниковой втолковала разбитная, золотозубая, громадных габаритов соседка по отряду, осужденная за содержание притона с проститутками.
- Запомни, дурочка, - говорила она, тыча толстым пальцем прямо в центр белого Аллочкиного лба, - запомни: принца можно ждать всю жизнь, а мужик каждый день нужен! Выйдешь отсюда - ищи себе мужа. Пока еще кости твои кого-то привлекают - ищи! И не выбирай особенно-то, проворонишь...
