Мишка Миронова - Максим Константинович Сонин
– Она шутит, – сказал Глеб. – Просто там есть плюшевый мишка, который занимается расследованиями.
– Спасибо, – сказала Мишка.
– Прости. – Глеб посерьезнел. – Там ничего обидного!
– Верю, – сказала Мишка. Все снова рассмеялись.
Мишка откинулась на стуле и на мгновение закрыла глаза. Рядом тихо и нервно дышала Вера. Таня сквозь смех объясняла Глебу, что ему теперь придется просить у Мишки прощения.
– Только что были первые чтения, – сказала, подходя, Ана. – Мы с них сюда и пришли.
– Понятно. – Мишка невольно улыбнулась. Лица вокруг были счастливые и светлые.
– Пустите, – попросила Ана. Она поставила на стол несколько стаканов с пивом, встала рядом с Мишкой, положила руку на плечо Тане.
– Мишка – вас так можно называть? – спросил Глеб.
– Можно, – сказала Мишка.
– Мне Таня рассказывала про вашу работу, – сказал Глеб. – Это очень круто.
– Что? – спросила Мишка.
Ана взяла со стола стакан, сунула его в руку Мишке:
– Бери.
– Я не платила, – сказала Мишка.
– Ничего, – сказала Ана. – Держи.
Вскоре Мишка уже рассказывала Глебу о деле похищенных картин. Она опускала все имена, не упомянула даже о том, что среди украденного был автограф Весценцева, но Глеб все равно слушал затаив дыхание. Когда Мишка добралась до описания ареста, оказалось, что за столом уже никто не разговаривает и все сгрудились вокруг Мишки. Даже Вера, кажется, расслабилась.
– А где сейчас картины? – спросила Таня.
– Не могу сказать, – пожала плечами Мишка, хотя точно знала, что два полотна выставлены в Третьяковке. Таня и Ана принялись гадать, чьи картины вернула Мишка. Иногда звучали правильные ответы.
– Я за пивом, – в который раз сказала Ана. Она забрала со стола пустые стаканы и направилась к барной стойке.
– Они скоро закрываются, – посмотрев на экран телефона, заметила Таня.
– Идем гулять. – Глеб махнул в сторону дверей.
– Мишка, пойдешь с нами? – спросила Таня.
– А пиво? – Мишка раскраснелась и боялась, что если она выйдет на улицу, то все то счастье, которое она успела почувствовать за последние полтора часа, рассеется в ночном воздухе.
– Выпьем и пойдем, – сказал Глеб. Ана вернулась, и у Мишки в руке снова оказался стакан с пивом, третий или четвертый за вечер. Бар медленно плыл куда-то в сторону, лица смешались, лампочки под потолком сияли ярко-ярко.
– Вы все такие красивые, – сказала Вера, когда они оказались на улице. Она говорила тихо, так, что услышала только Мишка.
– Куда идем? – спросила Ана.
– К Гоголевскому, – сказал Глеб. Мишка заметила, что Ана, Глеб и Таня держатся за руки, но не удивилась и тоже протянула Глебу руку. Он сжал ее ладонь, засмеялся. Мишка почувствовала легкое прикосновение, обернулась и увидела Веру, которая отдернула руку.
– Не бойся, – сказала Мишка, стараясь следить за заплетающимся языком. Она взяла Веру за руку. Вокруг ярко горели фонари. Ана и Таня вырвались вперед, Глеб отстал и что-то читал в телефоне, стоя на самом краю тротуара.
– Глеб? – позвала Таня.
– Я иду! – Глеб остался далеко позади. Мишка с удивлением заметила, что дома вокруг сменились деревьями, – они спустились в подземный переход, поднялись по плохо освещенной лестнице и оказались посреди Тверской.
Таня и Ана о чем-то спорили. Глеб шел молча, только иногда поднимая взгляд на Мишку и улыбаясь. Вера крепко держалась за Мишкину руку, будто боясь, что ее забудут посередине улицы.
Мишка почти этого не заметила, потому что внимательно смотрела себе под ноги. Плитка сделалась совсем неровной и все норовила поймать углом носок Мишкиного ботинка.
– Все хорошо? – спросила Вера.
– Да. – Мишка подпрыгнула, чтобы не споткнуться об очередную трещину. – Просто плитка дурацкая.
– Мне тоже не нравится, – сказала Вера. Она взяла Мишку за локоть, и как-то так вышло, что дальше они пошли вдвоем, отделившись от остальных. Ана и Таня кружились в странном танце далеко впереди, Глеб покачивался следом, иногда замирая под фонарями, будто восковая фигура.
– Я люблю Москву, – сказала Мишка.
– И я, – сказала Вера. – Только я еще здесь ничего не знаю.
– Тебе нравится в Питере? – спросила Мишка.
– Дом, все такое, – сказала Вера.
– Я никогда не была в Питере, – сказала Мишка.
– Ни разу? – спросила Вера. – Тебе бы понравилось.
Мишка хотела сказать, что Вера ее совсем не знает, но почему-то не стала этого делать. Может быть, подумала она, ей и вправду понравится в Питере.
Уже возле «Кропоткинской» Мишка спросила:
– Ты хочешь снять у меня комнату?
– Хочу, – сказала Вера. – Только не могу платить много.
Они остановились перед светофором. Вскоре из темноты появился Глеб, а за ним подтянулись и Ана с Таней – а ведь Мишке только что казалось, что они были впереди.
– Метро уже закрыто, – констатировал Глеб. – «Яндекс»?
– Мы тоже поедем, – сказала Ана.
В ночи замелькали экраны телефонов.
– Ты тоже поедешь? – спросила Мишка.
– Наверное, – сказала Вера. – А ты – нет?
– Я бы, может, прошлась до «Китай-города», – сказала Мишка.
– Одна? Ночью? – удивился Глеб.
– Тут везде полицейские, – сказала Мишка.
– Сейчас бы жить в России и не бояться полицейских, – сказал Глеб.
– Я с тобой, – сказала Вера, беря Мишку за руку. – Пошли.
На светофоре загорелся зеленый свет.
– Пока, – сказал Глеб.
– Рада, что ты к нам присоединилась, – сказала Таня. – Пока, Вер.
– Пока-пока, – сказала Ана.
Мишка помахала им рукой, потянула Веру через улицу, боясь, что та передумает.
– Пока! – крикнула Вера. Она рассмеялась и поспешила за Мишкой.
Глава седьмая
– Грех. – Вершик снова прижал подушку к лицу сестры, подержал, отпустил. Пока есть шанс, что с Соней захочет снова поговорить детективка, нельзя было оставлять на сестре синяки. Приходилось довольствоваться тем, что в детстве называли «духотой».
– Грех, – повторял Вершик снова и снова, зажимая сестре рот. Ее широко открытые глаза мешали ему сосредоточиться на наказании, и он прикрыл их ладонью.
Глупая, вместо того чтобы принять таблетку и лечь, поехала в центр, встречалась с детективкой, наверняка наговорила ей не того. Так еще и при свидетелях. Все-таки колодца ей было не избежать, это ясно. Вершик уже думал дальше. Если она из колодца выползет живая, что с ней делать? Так оставлять нельзя, не в себе сестра. И вряд ли колодец ее вылечит. Тут он укорил себя за неверие. Сколько раз уже колодец спасал других, сколько раз перерождал. Сам Вершик в колодце бывал дважды и знал: это страшно, нехорошо, но в конце концов очень нужно. Каждой душе нужно такое очищение. Ведь смысл колодца не в мучении, а в милосердии, которое человек ощущает, когда ему позволяют вернуться к жизни. Вот она, воля Божья. Вот она, свобода. Вершик знал, что недостаточно силен в Вере, чтобы, как другие, самому запираться в колодец, но знал также и то, что придет к такому. Еще не сейчас, еще не сегодня, но однажды. Однажды он войдет в колодец сам, по своей воле, и ощутит всеблагую Власть и душой, и телом.
Утро пятницы началось с телефонного звонка. Мишка увидела время – одиннадцать часов дня – и вскочила, принялась лихорадочно одеваться. До прихода гостей оставалось всего семь часов, а бабушка всегда начинала готовиться за десять. Телефон снова зазвонил, и Мишка бросила на пол шорты, потянулась за телефоном.
– Алло? – спросила в трубку.
– Мишка? Это Миша, я что, тебя разбудил? – раздался в трубке голос дяди Миши.
– Нет, что вы, – сказала Мишка.
– Меня на «ты», Мишка, пожалуйста, – сказал дядя Миша. – Я хотел узнать, хочешь ли ты, чтобы Шура приехала к тебе пораньше и помогла с подготовкой вечера?
– Я справлюсь, – сказала Мишка, надеясь в душе, что он спросит еще раз.
– Давай она подъедет к четырем? – спросил дядя Миша.
– Хорошо, – сказала Мишка.
– Тебе продукты нужно купить, у тебя деньги есть? – спросил дядя Миша.
