Гребень Матильды - Елена Дорош
Анна прислушалась к себе. В животе что-то тихонько булькнуло.
Позор позорный!
– Я голодный ужасно, – заявил вдруг Кама и, потянувшись, достал часы.
Мимоходом провел по ее груди, и, сразу видно, ему понравилось.
– Если поторопимся, успеем ухватить что-нибудь в ресторане, – вставая с кровати, заявил он. – Тут недалеко недавно открылся. Про него пока мало кто знает, так что поесть можно, не опасаясь.
Хорошенькое дело. И в чем, позвольте спросить, ей туда тащиться? В том, что и одеждой трудно назвать?
– Не возражаешь примерить пару нарядов? – повернулся он к ней.
– Чьих?
– Ничьих. Просто… наряды.
Врет и не краснеет. Поди от любовницы остались. Как будто было недостаточно халата с драконами!
Волна жгучей ревности накрыла ее неожиданно. Даже в глазах потемнело.
Это было ново и… странно. Никогда, ни одного раза она не ревновала Николая. Уверена была, что вообще неспособна испытывать это чувство. Не потому, что новая власть считала ревность пережитком прошлого, а просто по своей природе. Ну не ревнивая она, что ж поделаешь!
Оказалось – ничего подобного!
Раздумывая над этим открытием, Анна задумчиво поплелась за Камой.
В очередной – какой по счету? – комнате обнаружился шкаф, забитый самой разной одеждой, в том числе женской.
– Ты что, сам всем этим пользовался? Как Керенский? Наряжался в женское платье?
– Всякое бывало, – признался Егер и неожиданно пятерней почесался за ухом.
Анна улыбнулась: как пес шелудивый.
От души отлегло.
– Ну, раскидывай товар! Посмотрю, что предлагаешь даме на выход!
Шагая рядом с Камой, она не чувствовала ни волнения, ни тревоги. Странно, ведь опасность не миновала. Клад Кшесинской не найден. Гребень Матильды тоже. Егер прозрачно намекнул, что Румянцев – не единственный, кто заинтересован в поисках.
Почему же ей так хорошо?
В новом ресторане народу действительно было немного. Егер помог снять манто – настоящая норка – и поправил воротник модного платья. Анна успела даже взглянуть на себя в огромное – во всю стену – зеркало.
Темно-зеленое шелковое платье с широким свободным поясом смотрелось неплохо и, главное, – в груди не жало. К нему прилагалась также шляпка, но ее Анна надевать отказалась. В шляпке это будет уже не она.
Кама, не спрашивая, заказал жаркое с жареной картошкой и чай.
– Спиртного брать не будем. Нам еще разговоры разговаривать.
Отлично. Она и без вина не вполне adequat, как говорят французы.
Анна осторожно огляделась. Ресторация была не столь шикарна, как «Астория», да и публика выглядела победнее. Зато пестро. За годы военного коммунизма народ порядочно поистрепался. НЭП тоже пока не разгулялся в полную силу, поэтому, выходя в свет, люд рядился кто во что горазд.
За соседним столом сидел уж очень чудно одетый человек. Сюртук был обычным, коричневым, но остальное…. Оранжевый атласный жилет, невообразимо пышное жабо и зачем-то подведенные черным глаза. Все вместе вкупе с торчащими ушами просто не поддавалось описанию.
К ушам Анна присмотрелась специально, уж больно знакомыми показались.
Ну конечно! Это же Осип Мандельштам! Она помнила его стихи. «Все начинается с любви», – сказал он ей с эстрады «Привала комедиантов».
Не обманул. С нее все и началось.
Уши Мандельштама торчали воинственно и задорно, но сам он был грустен. Нелегко сейчас живется романтикам.
– А наш граф Алешка Толстой теперь в Берлине отсиживается, – услышала она голос кого-то из пестрой компании.
– По слухам, вернуться собирается.
– Этот не пропадет. Уживется с любой властью. Хоть с чертом!
– Помяните мое слово – знаменитым станет и орден получит! – произнесла худая черноволосая женщина в мужском костюме, сидевшая рядом с Мандельштамом.
– Ты права, Надя, – кивнула другая, с задорными светлыми кудряшками и огромным черным бантом на темени.
Анна раньше не встречала ни ту, ни другую.
«Наверное, из молодой поросли, – подумала она и удивилась себе. – Из молодой поросли? А она, стало быть, из старой?»
Неужели так себя воспринимает?
– Про Гумилева слышали? – негромко спросил молодой человек в аспидно-зеленом с золотой каймой – вроде той, которой обшивали гардины, – фраке.
Ему никто не ответил. А что отвечать? И так все понятно.
Она взглянула на Егера. Тот сидел, откинувшись на спинку стула, и казался погруженным в свои мысли.
Слышал или нет? Что думает обо всем этом?
Ну да ладно. Они здесь по другому поводу.
Как ни странно, через несколько минут она почувствовала, что атмосфера ресторана подействовала расслабляюще. Сразу начинать разговор о деле не хотелось.
Вспомнив недавний поход в «Асторию» и «отдыхающего» там Биндюжника, Анна, стараясь говорить тихо, рассказала Каме, как много лет назад ее похитил преступник, которого петроградские сыщики во главе с ее отцом разыскивали в связи с чередой убийств.
– В столицу он из Одессы приехал. Здесь тоже сколотил банду, а попутно убивал любовников своей сестры и оставлял рядом с трупами кукол, которые она мастерила.
– Как-то вычурно для обычного бандита.
– Он не был обычным. Настоящее имя – Павел Глебов. Его сестра – известная актриса и танцовщица Ольга Глебова-Судейкина. Выступала в «Бродячей собаке», а потом в «Привале комедиантов». Не слышал?
– Нет. Эпоху декаданса в русской литературе я пропустил, – кривя рот в иронической усмешке, сообщил Егер.
– Не декаданса, а символизма, – поправила, сама не зная зачем, Анна.
Егер равнодушно пожал плечами.
И в самом деле – какая разница?
Она отпила глоток воды из стакана.
– Недавно встретила на улице их с Анной Ахматовой. Они все еще в России.
– Ахматовой? У тебя, я смотрю, знакомства в богемной среде.
– А то! – усмехнулась Анна, вспомнив свою работу подавальщицы в «Привале комедиантов».
– Убийцу арестовали?
– Ну да. Только из тюрьмы он сбежал.
– А ты как смогла спастись?
– Меня вытащил один революционер. Правда, Биндюжник убивать меня не собирался…
– Как ты сказала? Биндюжник? – перебил Кама.
– У Глебова кличка такая была раньше. Я о нем вспомнила, когда мы с Румянцевым были в «Астории», я его там видела. Биндюжника то есть. Живого и невредимого.
– Поистине неисповедимы пути Господни, – медленно произнес Кама, глядя на нее странными светлыми глазами.
– Что ты имеешь в виду?
– Твоего Биндюжника я знаю как Петра Ивановича Артемьева, заместителя председателя Совнаркома города Одессы.
С минуту Анна молча жевала принесенное жаркое. Переваривала новость.
– Так ты с ним знаком?
– Поверхностно. В девятнадцатом я разыскивал одного человека, служившего во Французском легионе. Решил привлечь к делу зуавов. Меня вывели на них именно через Артемьева, вхожего в определенные круги.
– Зуавы?
– Жители Сенегала и Марокко – африканских колоний Франции. Их довольно много было. Ходили в красных шароварах и ездили на верблюдах.
– В Одессе?
– В Одессе.
– Представляю реакцию одесситов на такое зрелище.
– Зрелище было поистине феерическим и имело у одесситов огромный успех! Так вот. У Артемьева были связи не только среди легионеров, но и в ближайшем окружении Мишки Япончика, известного на всю округу главаря банды.
– Вот в это верю сразу. Бандит бандита видит издалека.
– Япончик, кстати, одно время сотрудничал с большевистским подпольем. Поставлял оружие, выкупал из тюрем политзаключенных, ликвидировал провокаторов. Но интересно другое. Позже я обнаружил, что Артемьев знаком не только с Япончиком, но и с Петлюрой, а потом и с атаманом Григорьевым.
– Комбригом Григорьевым – ты хотел сказать. Красным командиром, который освободил Одессу от войск Антанты!
– Французы ушли сами. Григорьев со своей бандой – пардон, с бригадой первой Заднепровской украинской советской дивизии – занял город практически бескровно, но продержался недолго. Уже в августе девятнадцатого в Одессу вошли части Добровольческой армии Деникина.
– А потом Котовский выгнал и его!
– И представь: Артемьев был среди котовцев.
– Шустрый малый!
– Вездесущий, я бы сказал. Меня тогда это несколько удивило и, не скрою, заинтересовало. До сих пор переполняла уверенность, что способностью стремительно перемещаться в пространстве обладаю только я.
– Ты хотел сказать – менять обличье, играть разные роли.
– Сейчас не об этом. Времени у меня не было, но Артемьева я запомнил.
– Хотел привлечь к сотрудничеству?
– Скорее наоборот. Подумал, что этого человека стоит опасаться.
– По нашим сведениям, бежать из тюрьмы в шестнадцатом Биндюжнику помогли большевики.
– Не сомневаюсь. Такие, как Артемьев, нужны любой власти.
– То есть бандиты и безжалостные убийцы?
– Я бы выразился иначе: умеющие решать проблемы и выживать в неблагоприятной среде.
Анна задумалась. Так и есть. Глебов выжил в жутком борделе Кейптауна, выбрался из русской тюрьмы, сумел втереться в доверие к новой власти. Поистине – дитя многих талантов!
Медленно разрезая мясо, Егер так же неторопливо рассказывал:
– В Одессе не было возможности собрать достаточно сведений об этом человеке, но кое-что я успел выяснить. В том числе и то, что до революции он был главарем банды в одесском порту, затем в Петрограде и носил кличку Биндюжник. После этого у меня в голове наконец начала складываться картинка. Дальше – больше. Потихоньку-помаленьку установил, что о существовании клада Кшесинской Биндюжник узнал от человека, который в шестнадцатом вытащил его из тюрьмы. Сейчас он – комиссар внешней торговли республики и мой работодатель.
Анна вытаращила глаза и потрясенно уставилась на него.
– Красин? Ух ты! Тесен, оказывается, мир.
Она помолчала, усваивая услышанное, и сообщила:
– Ты знаешь, ведь именно Красин вытащил меня из лап Биндюжника.
– Да ты
