Гребень Матильды - Елена Дорош
Между тем весельчаку Джокеру наскучило любоваться на голую женщину в ванне. Соскочив на пол, он понюхал ее одежду, фыркнул – на этот раз от возмущения – и удалился.
Анна проводила его глазами.
И в самом деле, что ей теперь надеть? Халат с драконами, как в борделе? И, кстати, не оттуда ли он появился в квартире Егера?
Подумав и ни до чего не додумавшись, она решительно взяла бутылочку, понюхала, налила на ладонь немного содержимого и растерла. Появилась пена. «Для мытья волос», – догадалась она и смело вылила на голову половину пузырька.
А плевать! Когда еще удастся так расслабиться…
Халат оказался великоват. Два раза можно обернуться. И рукава да колен. Мужской? Уж не хозяин ли носит?
Еще интересней.
Из ванной комнаты она вышла через час, доплелась до кровати, легла, прикрыв бордельных драконов краем одеяла, и решила, что ни за что не будет звать Егера, где бы он ни был.
Не успела подумать, как он тут же вошел с туркой и чашкой.
Анна принюхалась.
– Кофе?
– Настоящий. Сам молол.
Поставив чашку на прикроватный столик, он вылил в нее содержимое турки и кивнул:
– Угощайся.
Посильней натянув на себя одеяло, она взялась за тоненькую ручку фарфоровой чашки и устыдилась своих криво обрезанных ногтей.
Хорошо хоть грязь из-под них вычистила!
Анна пила кофе и раздумывала о том, что ей теперь делать. Ехать на доклад к Кишкину или домой? В любом случае оставаться здесь нельзя.
– Тебе следует доложить обо всем начальству, – неожиданно противным голосом произнес Егер, сидевший в кресле напротив. – И как можно скорее.
Кажется, ее выставляют за дверь. А она уж было решила, что Егер – радушный хозяин.
Анна сделала равнодушное лицо.
– Разумеется. Через пять минут буду готова.
Он молча кивнул, продолжая смотреть, как она пьет. Его взгляд смущал ее чрезвычайно, поэтому к равнодушной физиономии она добавила циничную ухмылку и, кивнув в сторону вазы с астрами, поинтересовалась:
– Ждешь в гости даму сердца?
– Уже.
– Что уже? – не поняла она.
– Уже дождался, – повторил он и вдруг, поднявшись, схватил ее всю: с чашкой, пуховым одеялом, драконами и халатом, на котором они были нарисованы.
Анна только и успела, что пискнуть, как халат и все остальное оказались на полу, а она, совершенно голая, – в объятиях Егера.
Попробовала дернуться, но сразу поняла бессмысленность сопротивления.
Целую минуту – или меньше – она еще что-то соображала.
Нет, не минуту. Мгновение, тысячную долю секунды, а потом…
Если бы кто-то сказал ей, что в припадке невообразимого вожделения она будет срывать с мужчины одежду, вырывать с мясом пуговицы, а потом стонать и рычать, в безумном порыве прижимая его к себе, она бы не поверила.
Не просто не поверила бы.
Была бы оскорблена.
Потому что кто угодно, только не она.
Но это и была не она.
Безумная от нахлынувшей страсти, изголодавшаяся по любви женщина.
Или не женщина, а фурия?
Ах, уже все равно…
Общие знакомые
Анна повернулась, улеглась поудобнее и запустила пальцы в волосы у него на груди. Мммм… Это, оказывается, приятно.
Почему-то она была уверена: после всего, что случилось, он не будет молчать и расскажет обо всем.
Иначе зачем спасать, целовать, любить?
Цена всему, что между ними произошло, – откровенность.
Его и ее.
Кама не открывал глаз, и через некоторое время ей стало скучно. Она приподнялась и уставилась ему в лицо. Неужели не почувствует?
Ресницы дрогнули.
Ага!
Он не выдержал и усмехнулся.
Всегда лишь усмешка. А улыбаться он умеет?
Ей вдруг захотелось рассмотреть его глаза вблизи. Они всегда казались ей пугающими, как будто бесцветными. И очень холодными.
Кама открыл глаза и посмотрел куда-то вглубь ее. То ли в мозг, то ли прямо в сердце.
Никакие они не бесцветные. И не белесые, а наоборот – пронзительно яркие. Просто очень светлые. Серые с черным ободком по краю.
– У тебя странные глаза. Раньше я думала – ледяные и…
– Безжизненные, – подсказал Кама.
– Скорее бесчувственные. Я всегда ежилась, когда ты смотрел.
– Что-то изменилось?
– Взгляд.
– Теперь он горячий?
– Ну нет! До этого еще далеко. Если вообще возможно. Но мне уже не хочется поежиться.
– Зато мне хочется.
– От чего?
«От того, что нам надо расстаться», – хотел сказать он. Но промолчал.
Она догадалась сама.
– Ты уезжаешь?
– Нет. Пока.
– Тогда что?
Он прижал к себе ее голову.
«Не хочет глядеть мне в глаза», – подумала Анна.
Он сказал как можно мягче:
– Твоя работа закончена. Моя – нет.
Она не сделала ни одного движения, но как будто отстранилась.
– Понимаю.
И вдруг снова подняла голову.
– Ты ищешь драгоценности Матильды или что-то конкретное?
Кама оценил ее ход и ответил на прямой вопрос прямо:
– Теперь и то, и другое.
– Гребень? – догадалась она.
– Иногда я сомневаюсь, что он вообще существует.
– Один мой друг считает, такой вещи трудно затеряться.
– Пока удается.
– Я сказала ему то же самое. Но сейчас…
По-прежнему избегая ее взгляда, он поинтересовался:
– Что сейчас?
– Румянцев был уверен – гребень существует и находится где-то рядом.
– Он был одержим. Нельзя верить бредням безумца.
Уходишь от разговора? Вот уж теперь – дудки!
– Румянцев отнюдь не безумен и действовал не спонтанно, – начала она. – Уверена, у него был четкий план поисков. Наверняка есть что-то вроде списка тех, кто мог знать, где спрятан гребень. По этому списку он и шел. Сначала ювелир на Крюковом, к которому Матильда заезжала перед бегством из Петрограда. Потом обходчик из Стрельны. Он хорошо знал территорию и был доверенным лицом хозяйки. Мог участвовать в оборудовании тайника. Столяр Найденов работал в особняке. Без него никакого тайника не соорудить.
– К Грачеву твой старый друг пришел после вас.
– Я раньше думала, что это мы его навели. А тут еще слежку заметила. Решила, раз это твоих рук дело, ты и есть преступник. Мне с самого начала казалась подозрительной случайность наших встреч.
– Слежку я установил, но Румянцеву Грачева не сдавал.
– Зачем тебе понадобилось следить за мной?
– Начальство настаивало. Ты могла привести нас к цели коротким путем.
Он врал, но, кажется, вполне искусно. Начальство о ней ничего не знало, иначе давно приказало бы взять в оборот. Слежка понадобилась, когда он выяснил, чего хочет от нее Румянцев. И что от Румянцева ждет Артемьев.
– Моего помощника Векшина следует отпустить.
– С какой стати?
– Он – человек полезный. Без него мне станет трудней действовать. К тому же…
Он уже было собрался сообщить, в каком ведомстве этот помощник служит, но передумал. Его освобождением займутся другие.
Она все ждала разъяснений, но вместо этого Кама поинтересовался, что она теперь думает о Румянцеве. Анна скривилась, как от боли.
– Бессмысленно ругать себя за то, что не подозревала его, хотя многие нюансы сразу бросались в глаза. В разговоре он много раз ошибался, говорил то одно, то другое. Приходил к моему начальнику специально, чтобы восстановить со мной отношения. Он знал, что я веду это дело.
– Румянцев был уверен, что на него вы не выйдете. А следовательно, и на клад Кшесинской тоже.
– Вот тут ты неправ. На тему клада я бы вышла все равно. Никита давно меня знает. К тому же это было немудрено. В Стрельне я поняла, что жертвы каким-то образом связаны. Рудницкий навел меня на Кшесинскую. А в чем может заключаться интерес к ней преступника? Все просто. Грачев, теперь я уверена, был в списке Румянцева изначально, а не после нашего набега.
– Мысль о том, что кто-то передавал Румянцеву информацию, ты отметаешь бесповоротно?
– Никита действовал в одиночку. Все указывало на это.
– А что, если напарник все же существует и теперь, после смерти Румянцева, продолжит поиски гребня?
– Другими словами, ничего не кончено и убийства будут продолжаться?
Разволновавшись, Анна села на постели, забыв, что голая.
– Если так, то мы должны опередить преступника.
– Есть идеи, как это сделать?
– Надо найти список Румянцева и пройти его путем.
Кама, собравший все мужество, чтобы смотреть ей в глаза, а не на другие части тела, хрипло поинтересовался, насколько она уверена, что список вообще существует.
– Я знаю Румянцева, – упрямо сжала губы она. – Он всегда любил порядок. Во всем. Постоянно записывал. У него такая маленькая тетрадочка была. Школьная.
– И что он в ней писал?
– Не знаю. Никому не давал читать. Один раз кто-то из наших решил полюбопытствовать, так Никита прямо с ходу заехал ему в челюсть. Разозлился страшно!
– Так он, может, стихи любовные писал? Потому и прятал?
– Нет. Не стихи. Однажды я что-то спросила, и он полез в нее уточнять.
Видя, что он не верит, добавила, для убедительности приложив руки к груди:
– Это были деловые записи. Я думаю…
Что там Анна думает, Кама слушать не стал. Для него и так уже было невыносимо глядеть, как она голая толкает серьезные речи.
Ни слова не говоря, он дернул ее за руку, а когда она свалилась на него, быстро перевернулся, подмяв под себя.
– Ты с ума сошел! – сердито крикнула Анна, пытаясь высвободиться.
– Молчи, – прошипел Егер и закрыл сердитый рот поцелуем.
В себя они пришли нескоро. Время было то ли позднее,
