Отродье. Следствие ведёт Рязанцева - Елена Касаткина
Наверное, у каждого бывало такое. Пытаешься найти хоть сколько-нибудь приемлемое объяснение, понять причины, уяснить последовательность, вникнуть в смысл, перевести необъяснимое в мир привычных, знакомых вещей, подобрать сравнения и аналогии. Понять, как работает и в чём секрет. А всё бесполезно. И вот, когда уже начинаешь терять надежду, — ниоткуда возникшая мысль, нечаянно оброненное слово, — и всё встает на свои места. Всё становится просто и ясно. Нагромождение разрозненных фактов укладывается в акрополь строгой причинно-следственной связи. И ты не можешь сдержать легкого разочарования. Настолько всё оказалось простым и незамысловатым….
Она представляла её совсем не такой. Чудилась почему-то этакая гром-баба, способная горы свернуть или хотя бы, как у Некрасова, коня на скаку…
Фарфоровая статуэтка с твёрдым взглядом глаз цвета болотистой тины. Покатые плечи, длинные руки, тонкие запястья. Как такими молитвенно-покорными руками возможно зарядить ружьё? Лена залюбовалась снежно-лайковой кожей, вызывающей сомнения. Вот бы ошибиться. Но нет.
— Он снова погрузился в свой внутренний мир и уже не выходил из него. Мы облазили все окрестности, развесили повсюду объявления о пропаже, обещали солидное вознаграждение хоть за какую-нибудь информацию о Джеке, но все безрезультатно, никто ничего не видел, а Тимка уже ничего сказать не мог. С того момента он вообще перестал разговаривать, просто смотрел в одну точку и молчал. Он вернулся в то состояние, из которого его вывел Джек.
— А вы не пытались завести новую собаку?
— Мы повезли его к моим родителям, там две собаки, но когда Тима их увидел, у него началась истерика, остановить которую смог только врач уколом снотворного. Мы тогда так перепугались, что больше на подобный эксперимент не отваживались.
Чёрные небеса спустились на крыши домов. Усталость. Она есть у всего. Даже у металла. И ей уже, наверное, никогда ее не превозмочь. За окном погасшие огни, за спиной немые голоса, неужто это всё, что ей осталось?
— Ты своему уже купила подарок? — Марина Карпикова не то чтобы подруга, просто приятельница. Марина была настолько легкомысленной, что ей даже не приходило в голову сочувствовать Насте и уж тем более проявлять, как остальные, жалость. Считается, что люди с проблемами, как у семьи Коробкиных, нуждаются в сочувствии. Настя ни в чем подобном не нуждалась. И потому именно легкомысленная Маринка удостоилась ее расположения. Насте нравилась эта непосредственность, и глупость подруги тоже ей импонировала, отвлекала от навязчивых мыслей.
Своему — это мужу.
— Нет. Еще не думала об этом.
— Ты что? — округлила глаза Маринка. — До Нового года неделя, а ты еще не думала? Ну ваще.
— Даже не знаю. Ничего в голову не приходит. А ты? Уже что-то купила?
— Не купила, но присмотрела. Вчера. Недалеко от моего дома кооператив есть, там такие вещички, отпад. Я себе там горжетку приглядела.
— Так ты себе подарок выбирала или мужу?
— Ну как тебе сказать, мужу, конечно, но она такая красивая…
Настя вопросительно посмотрела на коллегу.
— Вот я и подумала, куплю ее, а чтоб мой не ругался, куплю еще ему шапку в подарок, а внутрь чек на горжетку положу. Шапку вручу, он чек увидит, спросит, что это. Тут я горжетку и достану. А он уже ничего мне сказать не сможет, потому как шапка вполне равноценный горжетке подарок.
— Хитрая ты, — улыбка спряталась в уголках Настиных губ, не изменив выражения глаз.
— Умная, — Марина кокетливо поправила челку. — Слушай, а пойдем вместе. После работы. Подберешь и ты своему что-нибудь, и себе заодно.
Настя уже хотела отказаться, но, увидев в оконном междурамье проснувшуюся не ко времени муху, передумала. Муха ошалело билась о стекло. Понимала ли она, что обречена? Что ей уже не выбраться из этого заклеенного белой лентой окна?
— Хорошо. Пойдем. — Она взяла со стола канцелярский нож, воткнула в бумажную ленту и с хрустом разрезала обклейку.
— Ты чего?
Настя дернула фрамугу, выпуская несчастную муху.
— Душно.
«Крошка моя, я по тебе скучаю…", — неслось из-под стойки. Толстый мальчик надрывал динамик кассетного магнитофона незамысловатой песенкой. В каморке кооператива под чудным названием «Последний из могикан» было жарко. Настя размотала шарф и окинула взглядом помещение.
— Небогатый ассортимент.
— Это да, раскупили, наверное. Самый сезон ведь, да и Новый год на носу, так что надо срочно брать, пока и это не раскупили. Шапки вон там, на полках, можно выбрать. — Маринка закрутила головой. — А где горжетка? Я не вижу горжетку! Неужели купили! Я этого не переживу. Где хозяин? Пойдем, разберемся. Я же просила не продавать.
Марина дернула Настю за руку, но та стояла как вкопанная, не сводя глаз с переливающего серебром меха мужской шапки-обманки.
Глава восьмая
Она сидела в тишине на узкой полоске дивана, поджав под себя ноги, и слушала ход стрелок, разрезающих ножницами грусть. Печальные часы на стене. Их было жаль. Они отмеряли застывшее время. Печальным казался даже черный атлас ее халата, вырез которого открывал жутко белый, по сравнению с наплечиями, цвет кожи. Глядеть в эти недвижные глаза было невыносимо, но отвести взгляд было еще труднее.
— Я купила её и принесла домой. В прихожей я услышала плеск, накануне отключили воду, и я подумала, что Тимка, наверное, не закрыл кран, и не хватало ещё затопить соседей. Испугавшись, я положила шапку вместе с сумкой на стул и побежала на кухню. — Она замолчала, и Лена увидела, как вмиг постарело её лицо. — Мне до сих пор снится этот крик. Пока я закручивала кран, Тимка вышел из комнаты и увидел шапку. Он сразу узнал в ней Джека. — Она сделала глубокий вдох, чтобы подавить в себе боль, которая пыталась скатиться слезинкой по щеке. — То, что мы пережили после этого, я не буду рассказывать. Не все можно передать словами.
Слушая рассказ, Лена пыталась стать на место несчастной женщины, истязая себя вопросом — как бы поступила она. Убеждая, что, наверное, как-нибудь иначе, по-другому. Она пока не знала как, но думать об этом не могла и тем более осуждать эту женщину, мать, отомстившую за своего ребенка, за мужа, за разрушенное счастье.
— Ваня знал, на что шёл, мы с ним вместе приняли это решение. Вернее, решил он, я отговаривать не стала. Вычислить этого гада теперь уже труда не составило. Арест и задержание мы приняли спокойно. Не ожидали, правда, что такой срок дадут за этого изверга. Но суд посчитал иначе. Фёдоров же не людей убивал, а собак, и это вроде как не преступление, а Иван человека убил. Так сказал следователь. Человека! По мне, так Фёдоров и есть животное. Хуже, чем животное.
Настя вытянула из-под себя тонкие ноги, в
