Демон скучающий - Вадим Юрьевич Панов
– Лена, как ты смотришь на то, чтобы отправиться в короткий отпуск?
– Только мы вдвоём? – заинтересовалась супруга.
– Только ты с детьми.
– Что?! – Переход от ласкового мурлыкания к яростным воплям давался жене Кукка на удивление легко. – Что ты сказал?!
– На пару недель…
– Через две недели майские! Мы собирались провести их на островах!
– И проведём, любимая, всё будет, как запланировано, я хотел спросить, не хочешь ли ты поехать туда чуть раньше?
– Одна с детьми? Ты не забыл, что они учатся? У них гимназия и всякие контрольные. Ты вообще о ком-то думаешь, кроме себя?
– Я…
– Почему я должна уехать?
– Понимаешь…
– Чтобы не мешать тебе развлекаться со шлюхами?
– Дело не в этом.
Урмас добавил в голос металл, поэтому следующий вопрос Лена Кукк задала неожиданно спокойно, вновь резко поменяв тон:
– Во что ты опять влип?
– Почему опять?
– Потому что ты уже влипал и отец тебя вытаскивал.
– Сейчас он не поможет.
– Ты уверен?
– К сожалению, да.
– Почему?
Кукк понимал, что этот вопрос обязательно прозвучит, и заранее к нему подготовился.
– Появилась тема оторвать ещё один кусок от наследства Ферапонтова, – сообщил он. Это было правдой. – Но на него зарится Селиверстов. – Это было неправдой. – А он в последнее время не в себе…
– Селиверстов по жизни не в себе, – произнесла Лена, мысленно соглашаясь с мужем: Фёдор Селиверстов славился жёстким нравом, но при этом входил в группу людей, с которыми её отец мог только договариваться. И не факт, что на выгодных для себя условиях. – Во сколько будешь дома?
– Часов в девять.
– Приедешь – поговорим.
– Хорошо.
Урмас отключил телефон, долго, почти две минуты, смотрел на прячущуюся под письменным столом картонную коробку, в которой лежала авторская копия «Демона скучающего», затем одним глотком допил коньяк и крепко выругался.
* * *
Расставшись с Лидией Дабре, Феликс попил кофе с обедающими сотрудниками «Манежа», попутно услышав несколько забавных историй о нынешней выставке, а затем вернулся в залы, решив наконец-то посмотреть самую знаменитую картину Абедалониума. Для которой выделили отдельный зал, пусть небольшой, но предназначенный исключительно для неё. До скандала эта работа пользовалась наибольшей популярностью, однако теперь публика перекочевала в зал с картинами из частной коллекции, и возле «Демона скучающего» стало свободнее. Чему Вербин был рад, поскольку дыхание, разговоры, пусть и негромкие, а главное – чужие плечи отвлекали от вдумчивого созерцания. Мешали вникнуть в главную работу Абедалониума. Толпа мешала. А вот организаторы постарались, создав в небольшом зале идеальную атмосферу, и всё, абсолютно всё в нём было сделано для правильного восприятия картины.
И то, что Демон скучает, Феликс понял мгновенно.
Но, наверное, не смог бы объяснить, почему понял. Безусловно, сыграло свою роль название, которое изначально задавало мыслям нужное направление, но главным, наверное, было то, как Абедалониум изобразил Демона, его выверенная и блестяще переданная поза. Поза казалась расслабленной, но в ней отчётливо ощущалась бешеная жажда действия. Делать что угодно, лишь бы не расслабляться, лишь бы сотворить что-то новое, или устроить что-то новое, но Демон ещё не выбрал что. Не знал, чего хочет, поэтому расслаблялся, развалившись в мягком, широком кресле. Или на мягком, не очень широком диване. На чём именно устроился Демон, было непонятно и не важно. Важно было то, что кресло – или диван? – стояло в пустыне, на которую падала тьма. Театральным занавесом – сверху вниз. Небо стало жгуче-чёрным, но песок виден, поскольку занавес ещё не опустился. Но скоро, очень скоро опустится – движение тьмы Абедалониум передал гениально. Её наступление улавливаешь. Её приближение ощущаешь так, словно ты действительно в пустыне. И неожиданно возникает понимание, что тьма пришедшая – не ночная, что это обволакивают мир замыслы Демона, пребывающего в поисках того, что способно разогнать скуку, которую Феликс прочитал по гениально переданной позе. Но не по лицу, потому что лицо Абедалониум скрыл, оставив лишь неясный контур, дающий понять, что лицо запоминающееся. И взгляд, который стал главной, после ощущения скуки, характеристикой Демона. Не просто горящие пятна на чёрном фоне, а глаза, смотрящие из тьмы. И то был именно взгляд, а не изображение его. Пугающий, пробирающий до костей взгляд, говорящий, что Демон выбрал именно тебя – чтобы разогнать скуку.
– Завораживает, правда? – негромко спросила девушка справа.
Она подошла не только что, но Вербин её не заметил. Или не обратил внимания. Он смотрел на «Демона». И ответил не сразу, потому что не сразу понял, что девушка обращается к нему. И почувствовал неудовольствие от того, что кто-то нарушил его свидание с картиной. Потом не услышал ответа на услышанную реплику, посмотрел налево, чуть повернув голову, увидел, что девушка одна и больше ей задать вопрос некому, и ответил:
– Интересная картина.
– Некоторые считают, что «Демон скучающий» – подражание знаменитому полотну Михаила Врубеля «Демон сидящий». Но это не так. Работы очень разные.
– Если я правильно помню, Врубеля демоны свели с ума?
– Вы помните правильно, – подтвердила девушка. – Но поскольку Абедалониум скрывается, никто не знает, насколько он здоров.
– А как думаете вы?
Вопрос стал для незнакомки неожиданным.
– Вам действительно интересно?
– Иначе бы не спросил.
Она хмыкнула. Он снова повернулся к картине, показывая, что раз так, то всё. Она поняла намёк и продолжила разговор:
– Абедалониум не сумасшедший. Не нормальный, в том смысле, как понимают нормальность обычные люди, но не сумасшедший.
– На каком основании вы сделали вывод?
Ощущение полного погружения в картину исчезло, теперь Феликс просто стоял в зале, отведённом для главной работы Абедалониума, и просто говорил с девушкой, которая вырвала его из облюбованной Демоном пустыни. Или – из падающей сверху тьмы.
– Абедалониум много пишет, и его работы не деградируют, остаются на очень высоком уровне, – произнесла незнакомка. – Недотягивают до «Демона», но действительно хороши – это признают даже недруги Абедалониума. «Демон» – его пик, какой бывает у каждого мастера. И в нём нет ничего болезненного.
– В мастере?
– В «Демоне». Его писал не сумасшедший, а великий художник, достигший вершины своего таланта.
Ответ прозвучал очень искренне и заставил Вербина уточнить:
– Вы искусствовед? Или экскурсовод?
– Мы, питерские, все немного и то и другое, – рассмеялась девушка. – В городе невозможно иначе.
– Надеюсь, это бесплатно?
– Обсудим позже. – Она поправила шапку. Но не кокетливо, а по необходимости – та слишком съехала на лоб. – Так что картина? Завораживает?
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Вы стали покачиваться.
– Я напевал песню.
Обмануть не получилось. Но не потому, что Феликс плохо лгал, как раз это он делал хорошо, а потому что незнакомка знала правильный ответ.
– В этом зале многие начинают «напевать песни», – неожиданно серьёзно произнесла девушка. – И знаете, что интересно? С фотографиями не работает. С репродукциями не работает, даже с очень хорошими. Только с оригиналом.
– Что именно не работает?
– Вы знаете что. – Девушка задумчиво улыбнулась. – С этой картины началось восхождение Абедалониума. «Демон скучающий» заворожил всех и продолжает завораживать, стоит ему появиться на публике. Я понятия не имею, как получилось, что ему выделили отдельный зал, но знаю, что, находясь среди других картин, «Демон» не оказывает настолько сильного воздействия. Ну, как знаю – читала об этом. Оригинал я впервые увидела в день открытия выставки. – Она выдержала короткую паузу. – Так вот, все говорят, что когда картина находится в окружении других работ, то немного теряется. Чтобы бить по-настоящему, «Демону» нужно отдельное помещение. И, как видите, организаторы тщательно соблюли все необходимые условия… – Незнакомка резко повернулась к Феликсу: – Неужели вы ничего не почувствовали?
– Почувствовал, конечно, – признался Вербин. – Но меня легко шокировать: я человек чувствительный и восприимчивый.
– Вы не производите впечатление восприимчивого человека.
– Это потому, что я сегодня не брился.
– Вы побрились.
– Я пошутил.
– А-а. – Девушка не знала, как реагировать на странные замечания Феликса, поэтому продолжила говорить о картине: – Никто не знает, что именно Абедалониум вложил в полотно: то ли грусть, то ли тоску, то ли отчаяние или владеющий им ужас, но все понимают, что, работая над «Демоном», он находился в дичайшем эмоциональном состоянии. И сумел запечатлеть его в красках. Вы верите, что картины могут впитывать эмоции автора, а потом делиться ими со зрителями? Верите?
– Я видел «Мальчика нет».
– И что?
– Я почувствовал ужас ребёнка.
– В тот
