Пустите тупицу в Америку - Андрей Михайлович Дышев
– Это господин Савельев? Вы получили наше письмо?
Реальность оказалась настолько невообразимой, настолько недоступной для моего понимания, что я тотчас оборвал связь и положил трубку на стол. Несколько минут я сидел словно оглушенный, без чувств и мыслей.
«Все сходится, – наконец, подумал я и зачем-то дернул себя за волосы. – Что же мне делать? Такая удача выпадает раз в жизни. Если я не использую этот шанс, то всю оставшуюся жизнь буду презирать себя. Но как заставить Чемоданова „свести к конечному результату“ диссертацию? Рассказать ему всю правду? Но это же подлый человек! Он все испортит – и сам денег не получит, и мне не даст заработать. Нет, нельзя ему говорить об этом письме. А Насте говорить?»
Я удивился, что задал себе этот вопрос. Это было что-то новенькое. В отличие от Чемоданова, я доверял Насте. Но когда на горизонте замаячил почти миллион долларов, она… Как бы выразиться точнее? В общем, я решил не торопиться. Сказать о таком богатстве всегда успею. Тем более, что до этих денег еще ой как далеко! Надо заставить Чемоданова сделать то, что просят американцы. Причем, он должен выполнить работу качественно – халтура здесь не пройдет.
Мне стало тесно и душно в кабинете. Я схватил в охапку свои вещи и вышел в коридор. Увидев меня, Зоя приложила палец к губам, поманила меня к себе, раскрыла папку и показала на приказ, подписанный директором. Мыслями я был настолько далек от этого узкого и убогого коридора, Зои, директора вместе с его фирмой, что с большим трудом уловил смысл. В приказе говорилось о том, что за прогул я лишаюсь квартальной премии в сумме ста долларов. Я долго смотрел на эту цифру с двумя нулями, а потом тихо рассмеялся.
– Ничего смешного, – произнесла Зоя, расстроившись из-за того, что не смогла изгадить мне настроение.
– Это все чепуха, – с загадочным видом прошептал я и покачал перед ее носом пальцем. – Самое главное то, что для адиабатического течения идеального совершенного газа из уравнения энергии следует формула для расчета работы…
– Бедненький, – прошептала Зоя, с ужасом глядя на меня.
Глава двенадцатая
Незаменимый
По дороге домой я очень мило поговорил с «другом».
– У тебя голова после банкета не болит? – спросил я.
– О каком банкете ты говоришь? – Он сделал вид, что не понял меня.
– При встрече я тебе напомню, – пообещал я.
– А я хочу тебе напомнить, что ты вор и мошенник.
– Интересно, а что я украл?
– Чужие мысли!
– А ты докажи, что я их украл!
– Докажу, – заверил меня «друг». – Можешь не сомневаться. Выбирай сам, каким способом это сделать? Я могу написать о твоем низком поступке в газету. Могу сообщить об этом Аристарху Софроновичу.
– Лучше сообщи главврачу психиатрической больницы, – посоветовал я. – Тебя будут показывать студентам, как классический образец больного с синдромом навязчивых состояний…
Сидя на кухне и кромсая вилкой пиццу, я накоротке поговорил с Настей по телефону. Она сдержанно поинтересовалась, как продвигается защита диссертации, на что я ответил: «Семимильными шагами». В свою очередь я спросил, сменил ли Аристарх Софронович гнев на милость, и Настя ответила, что не знает, потому как папа еще не пришел домой. На этом мы холодно распрощались.
Потом мне позвонил из новой квартиры бригадир и спросил, навешивать ли уже двери? Я сказал ему, что торопиться не надо, так как все может измениться радикально. Бригадир не совсем понял значение слова «радикально». Тогда я ему объяснил:
– Двери, наверное, будут из красного дерева. На кухне установим джакузи, пробьем арку в соседнюю комнату, и там устроим зимний сад. Кабинет мне не нужен, на его месте будет большой банкетный зал. Во всей квартире настелим мозаичные паркетные полы и навесим французские натяжные потолки. И, скорее всего, прикупим пару соседних квартир и объединим их в одну…
Бригадир потерял дар речи.
Я долго не мог заснуть. Лежал на спине, смотрел на потолок и строил радужные планы на жизнь.
– У директора в одиннадцать совещание, – сказала Зоя на следующее утро, как только я появился в поле ее зрения.
– Я не могу, – сказал я, залетая к себе в кабинет. – Скажешь, что поехал к врачу.
– Доиграешься, – пригрозила Зоя.
Я махнул рукой, закрыл дверь и достал ключ от сейфа. Много денег ушло на ремонт новой квартиры, и наличности у меня осталось около двенадцати тысяч долларов. Я берег их на свадьбу, но, видимо, придется сыграть ва-банк.
Затолкав в карман пачку, я вышел из кабинета. Через полчаса я уже выехал из Москвы и мчался по трассе. Я думал о том, как сразу огорошить Чемоданова щедрым вознаграждением, чтобы он согласился доработать диссертацию безоговорочно. Сколько ему предложить? Тысячу?.. Пожалуй, тысячи будет маловато. Он только пятьсот запросил за вывод на двух страничках для Календулова. Надо дать тысячи три. Или сразу пять, чтобы обалдел, заткнулся и засучил рукава.
Я остановился на заправке, залил полный бак и здесь же, в продуктовом магазине, набрал два пакета всяких замороженных и сублимированных полуфабрикатов. На всякий случай. Вдруг придется остаться у Чемоданова на несколько дней, чтобы не давать ему спуску?
Это было бы самым правильным решением. Такую безвольную скотину, как Чемоданов, нельзя было оставлять наедине с большими деньгами. Он наверняка погрузится в глубокий запой, и мне очень долго придется его оттуда вытаскивать.
Чем ближе я приближался к поселку Промышленному, тем тоскливее становилось у меня на душе. «Знали бы американцы, – думал я, – в каких условиях в России рождаются научные открытия». Но не столько условия, в каких Чемоданов создавал шедевр научной мысли, ни столько мрачные контуры умершего завода и поселка травили мне душу. Самое неприятное, что ожидало меня впереди, было общение с Чемодановым. Я выступал в роли просителя, а эта роль всегда унизительна, если обращаешься к человеку, которого презираешь.
Я приближался к его дому, и меня с души воротило. Ну, как теперь к нему обращаться после того, как я пинками выгнал его из академии? Как найти ту золотую
