Джейн Хичкок - Обман зрения
— Мы и не уходили от этой темы. Меня мучил вопрос, почему я выжила там, где другие погибали. И потом, мне хотелось удостовериться, что я действительно жива, потому что просто выжить еще недостаточно.
— О чем ты, черт возьми?
— Не важно. Тебе в любом случае это неинтересно.
Джон поднял с пола носок. Я с восхищением наблюдала за его кошачьей грацией. Вдруг он опустился на четвереньки.
— Джон!
— Да? — отозвался он, доставая из-под кровати второй носок.
— Я хочу тебе кое-что сказать.
— Что именно?
— Да подожди ты одеваться. Я всегда хотела тебе это сказать, но раньше у меня не хватало духу.
Джон застыл с носками в руках. В глазах у него мелькнул интерес.
— Ты меня любишь? — небрежно предположил он.
— Нет. Об этом ты уже слышал много раз. Теперь я хочу сказать тебе другое.
— Ну так что же? — нетерпеливо спросил он.
Я сделала паузу для большего эффекта.
— Джон, — медленно произнесла я, взвешивая каждое слово, — я не считаю тебя хорошим писателем. И никогда не считала.
Он на мгновение застыл, никак не реагируя на мои слова. Потом швырнул носки на кровать и, подняв с пола рубашку, стал судорожно совать руки в рукава. Потом холодно сказал:
— Спасибо за откровенность!
— Пожалуйста.
Я встретила его взгляд вежливой улыбкой. Коротко кивнув, Ноланд стал тщательно застегивать все пуговицы. Кроме рубашки, на нем ничего не было, и его длинные тонкие ноги напоминали два столба под навесом.
— Я тебе не верю, — наконец сказал он, натягивая брюки. Заправив в них рубашку, он рывком задернул молнию на ширинке, забыв застегнуть пояс.
— Это ты о чем? — спросила я, наблюдая за его неловкими движениями. Как будто смотришь на подопытное насекомое, снующее в колбе. Теперь уж я точно его поймала.
— Раньше ты утверждала, что я хороший писатель, — заявил он, садясь на кровать, чтобы надеть носки.
— Чего только не наговорит влюбленная женщина.
Встав, Джон повернулся ко мне. В одежде он выглядел не столь угрожающе.
— Я хороший писатель, — упрямо сказал он. — Я сделал себе имя, и мне наплевать, что ты обо мне думаешь.
— Ну и ладно.
Он минуту поколебался.
— Спрашиваю из чистого любопытства. А что именно тебе не нравится в моих книгах?
— Тебе же наплевать на мое мнение, — бесстрастно ответила я.
— Это правда. Мне просто любопытно.
— Ну хорошо… По-моему, они слишком пресные.
— Пресные? — зарычал он. — Я ради них рискую головой!
— Я знаю, — сочувственно сказала я. — Но в них нет настоящих чувств. Они не о людях, а о каких-то идеальных фигурах. И потом, ты слишком следишь за модой, — со вздохом добавила я.
— За модой? — завопил он, теряя самообладание.
— Теперь это, кажется, называется «политкорректностью»?
— Срываешь на мне зло? — недобро усмехнулся он.
Я уже знала, как ответить.
— Я не сержусь на тебя, Джон, — с расстановкой сказала я. — Просто мне надоело. На самом деле совершенно не важно, что говорят о твоих книгах люди. В глубине души ты и сам знаешь, что ты посредственный писатель. Какая разница, хвалят тебя или ругают? Ты так злишься потому, что тебе никогда не стать великим.
Я увидела, как под кожей у него заходили желваки.
— А что, если я скажу, что мне никогда не нравилась твоя мазня?
Я пожала плечами.
— Но ты же и не утверждал, что она тебе нравится. Когда мы встречались, ты никогда не говорил о моей работе, только о своей. Поэтому сегодня я так удивилась, когда ты заинтересовался моими достижениями.
— Теперь мне ясно, что я ошибся, — сказал он без тени юмора.
С этими словами он схватил свой пиджак и вышел из комнаты.
— Спасибо за приятные воспоминания! — успела прокричать я, прежде чем захлопнулась входная дверь.
На следующее утро, принимая душ, я услышала, как Джон оставляет мне послание на автоответчике. Выйдя из ванны, я прокрутила пленку.
«Фейт, это Джон. Позвони мне, пожалуйста, это очень важно. Я не хочу расставаться таким образом. Мы не должны расставаться, ты слышишь меня?» — говорил он слегка охрипшим голосом.
Он оставил мне свой номер телефона.
Когда я позвонила ему после обеда, в трубке раздался женский голос:
— Алло!
— Мистер Ноланд дома? — осторожно спросила я.
— Его нет. А кто это?
— Просто старая знакомая. А с кем я говорю?
— Вы говорите с миссис Ноланд. Так кто его спрашивает?
Улыбнувшись, я покачала головой и повесила трубку. На ее месте могла оказаться я.
9
Тем же утром я позвонила Гарри, чтобы справиться о его самочувствии. Никто не брал трубку. В течение дня я несколько раз набирала его номер, но мой друг появился только вечером.
— Здоров как бык, — бодро заявил он.
Я с облегчением вздохнула.
— Хочу тебя порадовать. Раскручиваю наше дельце. Мой детектив был чертовски рад меня услышать. Я позвонил ему сегодня прямо с утра. Вечером мы встречаемся, чтобы чуточку выпить. Еще раз спасибо, дорогая. Благодаря тебе у меня нашелся предлог напомнить ему о себе.
Гарри всегда оживлялся в предчувствии любовных приключений.
— На мой взгляд, это сумасбродная затея, но чего не сделаешь ради любви. Угадай, кто свалился мне на голову вчера вечером?
— Неужели этот кошмарный мистер Ноланд?
— Вполне в его духе, да?
— Он повторяется. Ну так что?
— Полная катастрофа.
— Следовало ожидать. Как ты себя чувствуешь?
— Как с похмелья. Но, знаешь, странная вещь: все как-то нереально, как будто и не было ничего. Джон сказал мне, что развелся со своей этой. Утром он мне оставил сообщение, а когда я стала перезванивать, угадай, кто подошел к телефону?
— Его жена, — уверенно сказал Гарри.
— Правильно.
— И что ты сделала? Представилась ей?
— Повесила трубку. Надо было это сделать еще тогда, когда он позвонил мне в первый раз. Господи, как мне ее жаль!
— Не напрягайся. Возможно, ей это даже нравится. Вспомни себя.
— Ты думаешь, с возрастом можно отделаться от мазохизма?
— Просто он со временем надоедает. Это так утомительно. Так ты не в депрессии?
— Нет, она придет позже.
— Честно говоря, я никогда не мог понять, что ты в нем нашла. На мой взгляд, он просто холодная рыба.
— Но он такой интересный, даже сейчас. Правда, уже начал стареть.
— Герой не моего романа, — решительно сказал Гарри, — терпеть не могу этих аскетичных англосаксов. Мне нравятся мечтательные уроженцы Средиземноморья или крепкие крестьяне Центральной Европы. Забавно, что я всегда выбирал любовников, у которых можно найти защиту в суровую зиму.
— Хотела бы я знать, что будет делать с тобой зимой мечтательный уроженец Средиземноморья?
— Возьмет меня к себе на юг.
— Хватит, Гарри. Я позвонила не для того, чтобы сообщить о себе. Ты уверен, что с тобой все в порядке? Сделай мне, пожалуйста, одолжение и сходи к доктору. Завтра или по крайней мере на этой неделе.
— Фейт, дорогая, я себя прекрасно чувствую. Лучше не бывает. Сегодня у меня вообще удачный день. Утром я получил подарок.
— Какой?
— У меня ничего не болело! — воскликнул он. — Ты даже не представляешь, какой это подарок в моем возрасте.
Своими словами он себя выдал. Я застыла при мысли, что скоро могу его потерять.
— Гарри, ты меня просто убиваешь. Тебя мучают боли?
— Не такие уж сильные, нет. Просто все время что-то ноет, тихо и монотонно, словно шумит кондиционер. К этому привыкаешь, но когда боль вдруг затихает, чувствуешь такое огромное облегчение… В любом случае я с нетерпением жду встречи с Родни, которая прольет свет на наше дело. А ты не расклеивайся. Постарайся получше узнать Фрэнсис Гриффин. Хочу, чтобы ты рассказывала мне о ней абсолютно все. А я буду держать тебя в курсе дела.
В конце июня я уже ездила в «Хейвен» шесть раз в неделю. С наступлением лета миссис Гриффин, сопровождаемая неизменным Пом-Помом, стала наведываться в танцевальный зал практически ежедневно. Обычно она приходила утром и, остановившись наверху лестницы, объявляла:
— Надеюсь, я вам не помешаю.
— Конечно, нет, — лгала я.
На самом деле присутствие старухи меня стесняло, и я никак не могла сосредоточиться на работе. Без нее я гораздо реже ошибалась. Я надеялась, что Фрэнсис это поймет и перестанет приходить. Она же, напротив, каждую мою ошибку использовала как предлог начать разговор. Казалось, она получает удовольствие, когда я стираю неудачный рисунок и начинаю все сначала или когда Пом-Пом разбрасывает мои кисти и краски — в общем, всегда, когда я отвлекаюсь от работы и даю ей возможность говорить, пока я навожу порядок.
К тому же миссис Гриффин все время пыталась пробудить во мне интерес к ее собственной персоне. Всякий раз, задавая мне какой-нибудь вопрос, она ждала встречного вопроса с моей стороны, не удовлетворяясь простым ответом. Если же, коротко ответив, я сразу возвращалась к работе, она надувала губы и делала обиженное лицо.
