Алексей Макеев - Она слишком любила красное
– Насчет чего?
– Насчет твоей верности!
– У тебя?
Я опустил на пол ноги и даже приподнялся в кресле.
– И какие же у тебя сомнения? – заинтересованно спросил я.
– Думаешь, мне ничего не известно о том, как твоя секретарша тебя обхаживает? Эта озабоченная сучка ежедневно угощает тебя печеньем.
Я машинально взглянул на вазу, оставленную Людмилой на моем столе.
– Если ты думаешь, что я ничего не замечаю, то напрасно, – высказалась Виктория. – Я сама женщина и вижу, каким завороженным взглядом она смотрит в твою сторону.
– Мы вместе проработали восемь с половиной лет! Это не так уж и мало.
– Оказывается, ты не теряешь времени даром. Еще совсем недавно ты ее не замечал, а теперь даже не поленился уточнить срок ее службы в твоем офисе!
Меня охватило легкое смущение.
– Иногда мне заново приходится просматривать личные дела моих сотрудников. Я еще раз ознакомился с ее документами. В этом нет ничего противоестественного.
– Неужели? Чем ты докажешь, что не пытался выяснить ее домашний адрес?
– Ты начинаешь молоть какую-то ерунду! – возразил я.
Мой голос заметно дрогнул и уже не был таким язвительным и дерзким.
– Разве я не права? – вспылила Виктория. – Будь добр, взгляни на рабочий стол. Если у тебя хватит смелости, Ромчик, то скажи честно и откровенно, какими сладостями тебя угостила Людмила… Сегодня она принесла хрустящее печенье или кусочек фруктового торта?
Я не нашелся что ответить.
– Ты молчишь, мой милый… – наступала Вика. – Так что же у тебя на столе?
– Документы… – невнятно пробурчал я. – У меня плановая ревизия…
– С каких пор ты сам занимаешься подобными пустяками?
– Я всегда проверяю отчеты.
– И все-таки, Роман, ты так и не ответил на мой вопрос. Чем же тебя угостила твоя секретутка?
– Она делает это бескорыстно.
– Да что ты говоришь… Людочка решила заняться благотворительностью?
– Нельзя быть такой недоверчивой. Ты раздуваешь из мухи слона.
– У меня хороший учитель! Ты самый лучший преподаватель по устройству семейных скандалов. Почему я должна быть плохой ученицей?
Она глубоко вздохнула и вновь пошла в наступление.
– Так ты скажешь мне или нет, чем тебя угостила эта озабоченная сучка?
– Людмила вовсе не сучка. Она добродушная и совершенно бескорыстная женщина.
– Ты ее защищаешь? Впрочем, меня это не удивляет.
– Нельзя быть такой…
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Я пил кофе и закусывал печеньем.
– Так значит, все-таки печенье? Кусочек торта ты сегодня не заслужил.
Я не мог понять, к чему она клонит, но предчувствовал, что ее расспросы не предвещали мне ничего хорошего. Во всяком случае, были не в мою пользу.
– Виктория, ты, вероятно, хотела мне сказать что-то более существенное?
– Тебе не кажется, Роман Александрович, что наша любовь висит на волоске?
– Кто в этом виноват? – вопросом на вопрос ответил я.
– У меня найдется гораздо больше поводов, чтобы устроить тебе сцену ревности.
– У тебя нет ни единого повода!
– Да неужели, милый…
Вика выдержала паузу. Я вновь отчетливо слышал ее возбужденное дыхание.
– Моему ангельскому терпению тоже есть предел, – предупредила она. – Или мы с тобой перестаем ссориться, или…
– Что будет? Ну, что ты можешь мне сделать?
– Прекращай, Ромчик! К чему весь этот скандал, ведь я люблю тебя!
– Последнее время я что-то начал сомневаться в искренности подобных высказываний.
– Ну и зря! Еще неизвестно, кто из нас больше виновен в нашей ссоре.
Я невольно пожал плечами, словно Виктория была рядом, в моем кабинете.
– Если ты беспочвенно приревновал меня к Даниле Луговому, – продолжила она, – то почему же я не могу приревновать тебя к твоей секретарше?
– Да хотя бы потому, что я не красавец. Я настоящий Квазимодо! Урод, каких свет не видывал!
– У тебя комплекс неполноценности, – сдержанно сказала Вика. – Если бы ты в самом деле был уродом, то я никогда бы в тебя не влюбилась.
– Я не верю ни единому твоему слову.
– Напрасно, Ромчик! Очень жаль, если ты до сих пор не уяснил, что женщины любят не за внешность, а за величие ума и доброту души. Женщины, мой милый, любят ушами. Не делай так, чтобы я в тебе разочаровалась. Неужели ты не понимаешь, что из-за какого-то незначительного пустяка может рухнуть наше семейное счастье?
– Ты считаешь измену пустяком? – окончательно озлобившись, спросил я.
– Прекрати, Роман! Это всего лишь плод твоих абсурдных фантазий. Я терпеливая женщина, но лучше не доводи меня до отчаяния.
– Что ты можешь мне сделать? – снова спросил я. – Подать на развод?
– Хотя бы…
– Ты не боишься, что я могу дать согласие?
– Я не намерена с тобой разводиться, но если ты будешь настаивать, то впоследствии об этом сильно пожалеешь! Потом не говори, что я тебя не предупреждала.
В ее голосе прозвучала откровенная угроза. Вероятно, моя милая кошечка решила выпустить острые коготки.
– Еще раз прошу тебя: пока не поздно, будь благоразумным и признай, что по отношению ко мне ты был не прав. Я люблю тебя, Ромчик! Я не намерена доводить нашу нелепую ссору до развода.
– А я теперь не знаю, хочу я этого или нет? – откровенно признался я. – Меня гложет сомнение…
– В таком случае, – монотонно произнесла Виктория, – сначала вспомни условия брачного контракта и прикинь в уме, какую кругленькую сумму тебе придется перевести на мой счет! Не думай, что мне нужны твои деньги. Я люблю тебя и так просто никому не отдам. Можешь передать своей секретутке, этой озабоченной старой деве, что я буду бороться за свое счастье. Я буду бороться за место под солнцем…
– При чем здесь Людмила? – вспылил я.
– А при чем Данила Луговой? – не ответив на мой вопрос, отпарировала Виктория и тут же отключила мобильник.
Я вновь откинулся на спинку кресла. Мое без того отвратительное настроение было окончательно испорчено. Да это и неудивительно. Брачный контракт загонял меня в тупиковое положение. Прав был Олег Звягинцев, когда предупреждал меня о том, что Виктория не такая простая и наивная, какой может показаться на первый взгляд. Я искренне пожалел о том, что своевременно не прислушался к его предостережению и не придал его словам серьезного значения.
17
Напоминанием о брачном контракте Виктория накрепко зажала меня в тиски и связала по рукам и ногам. Согласно юридическим документам, заверенным у нотариуса, в случае нашего развода я был обязан выплатить ей пятьдесят процентов от своего капитала. Практически я лишался не только всех наличных денег, которыми мог свободно манипулировать при решении любых финансовых вопросов, но и был вынужден передать в ее личное пользование как минимум два самых лучших супермаркета. Так или иначе я был вынужден признать тот факт, что Виктория могла нанести моему бизнесу непоправимый урон. Для решения столь нелицеприятной задачи мне пришлось как следует пошевелить закисшими извилинами. Я не скажу, что перестал любить собственную жену, но все равно никогда бы не смог простить ей неблагопристойные отношения с Данилой Луговым. С другой стороны, у меня не было достаточной уверенности в ее измене. Прямой и честный взгляд Данилы тоже сбивал меня с толку. Откровенно говоря, в некоторой степени я все еще сомневался в его непорядочности. Став любовником моей жены, он вряд ли имел бы такую хладнокровную выдержку. Если, конечно, не брать во внимание то обстоятельство, что Виктория без особых усилий могла вскружить ему голову. Влюбленный юноша мог позабыть о чести и совести. Хотя это тоже не соответствовало складу его характера и его поведению. В какое-то время я даже был склонен поверить Вике, что она всегда была мне верной женой. Но мог ли я поверить в искренность ее любви? Я был человеком с неприятной внешностью, и на этот счет у меня никогда не было обманчивых иллюзий. Мне самому было противно смотреть на собственное отражение в зеркале. Я был свято уверен, что Виктория могла любить только мои деньги. Точно так же, из-за денег, она могла вцепиться в меня клещами и опутать прочной паутиной, сплетенной из лживых слов и любовных признаний. Довольно-таки банальная ситуация: богатый, но уродливый муж, молоденькая жена и полный сил и энергии красавец любовник! Замкнутый треугольник, в котором всегда кто-то должен остаться не у дел. Самое обидное во всей этой истории заключалось в том, что я отчетливо осознавал, кто из нас троих оказался лишним. Я был постоянно окружен многими людьми, большинство из которых заглядывали мне в рот, боясь пропустить хоть одно мое слово, но на поверку выходило, что я всегда был абсолютно одиноким человеком. Мне не с кем было посоветоваться и некому было пожаловаться на козни моей судьбы. Я всегда должен был выглядеть сильнее и мужественнее других. Я не имел права выказывать постыдную слабость. Непонятно почему, но я вдруг подумал о Людмиле. Она всегда была осторожна в общении со мной, но если бы мне удалось вывести ее на откровенный разговор, то она наверняка смогла бы меня понять и, возможно, сумела бы дать хороший совет. Я решил приступить к решительным действиям, но перед тем как нажать кнопку селектора, я почему-то вспомнил о Виктории. Вернее, о ее необоснованной ревности.
