Эдуард Хруцкий - Тревожный август
— Сразу в район?
— Нет, мы с ним еще в правлении с час-два документы подбирали. Ну а потом он уж и поехал.
— А кто еще знал о вызове?
— Да никто. Люди в поле были.
Клавдия подумала, а потом отрицательно покачала головой:
— Нет, никто.
— Дела... — Степан задумался.
Все вроде совпадало. Убийца ждал Ерохина около часа. Значит, его предупредили сразу же, и он... Стоп. Конечно, он шел из райцентра. Точно, оттуда. Иначе бы он застрелил председателя сразу по выезде из деревни, в лесу.
— Спасибо, Клавдия Михайловна. — Степан встал, стряхнул с брюк приставшую стружку. — Спасибо, я, пожалуй, пойду.
— Да куда же вы, Степан Андреевич? Так не годится. Из нашего колхоза гости голодными не уходят. Чем богаты...
Степан взглянул на нее и словно утонул в ее огромных глазах. Нет, не мог он так просто уйти от нее.
— Ну что, пошли к столу? — улыбнулась женщина.
— Пошли.
Муравьев
Ну и дедок. Вот это старикашечка. Ничего себе восемьдесят лет. Да он покрепче его, Игоря, будет. Вон лапища какая загорелая, жилы, словно канатики, перевились. Да, такой этакими вот пальцами пятак согнет.
Старик сидел за столом, на них поглядывал хитровато, будто спрашивал: зачем пожаловали, граждане дорогие?
— Ты чего, Ефимов, пришел? А? Какая такая у тебя во мне надобность? И молодого человека привел. Никак, в острог меня засадить хотите, дорогие милицейские товарищи?
— Ты скажешь, — участковый сел на лавку, — тоже шутник.
— Так зачем же? Дело какое али в гости?
— Считай, что в гости.
— А раз в гости, то иди к шкафчику, лафитнички бери. А я мигом.
Старик вышел в сени. Игорь внимательно оглядел избу. Вернее, не избу, а так, наскоро вокруг печки сколоченную комнату.
— Зачем лафитнички?
— Самогон пить будем, — ответил Ефимов, расставляя на столе рюмки.
— Да ты что, в такую-то жару, на работе...
— Иначе разговора не получится, я этого деда распрекрасно знаю, характер его изучил лучше, чем Уголовный кодекс. Занятный старикашка. Между прочим, партизанский связной.
В сенях загремело ведро, появился хозяин с литровой металлической фляжкой:
— Ну, товарищи милицейские, садитесь.
Он быстро разлил желтоватую, резко отдающую сивухой жидкость по стопкам.
— С богом, — хозяин опрокинул водку куда-то в бороду.
«Вот это да, — подумал Игорь, — ну и дед», — и тоже одним махом выпил свою.
Самогон отвратительно отдавал керосином, был теплый и очень крепкий. Закуски не было, чтобы перебить его вкус, Муравьев достал папиросы. Закурили.
— Ну, милицейские товарищи, — хитро прищурился хозяин, — какая во мне нужда?
— Ты, Кузьмич, — спросил Ефимов, — среди других свою корзинку узнать можешь?
— А то как же. Очень даже просто. Я, донышко когда плету, обязательно крест накладываю. А зачем тебе мои корзины-то?
— Нашли мы одну, вроде твоя.
— Это какая, эта, что ли?
— Она самая.
— И точно моя, я ее совсем недавно сделал.
— А кому, не помнишь?
— Ну как же, Видинеевым из Дарьина. Видишь, ручка немецкой проволокой синей обкручена, это их Витька сделал.
— Семья-то у них большая?
— У Видинеевых-то? Нет. Витька-пацан, невестка и сама старуха. А зачем они тебе?
— Дело, Кузьмич, у нас к ним срочное, безотлагательное дело.
У правления их ждал Полесов.
— Ну, что у тебя? — спросил он.
— Вроде нашли.
— А у тебя?
— Глухо.
— Иди докладывай.
— Пошли.
Они опять с трудом протиснулись в тамбур и попали в маленькую комнату правления. Степан подошел к телефону, висевшему на стене, закрутил ручку. В трубке что-то шумело, слышались отдельные разряды. Наконец женский голос ответил: «Город». Степан назвал номер райотдела и попросил соединить его с Даниловым. Они с Игорем по очереди условными выражениями доложили о результатах.
— В Дарьино я приеду сам через час, — сказал Данилов.
Степан повесил трубку, посмотрел на Игоря:
— Далеко до Дарьина?
— Надо у Ефимова спросить.
Игорь высунулся в окно и позвал участкового:
— Ефимов, до Дарьина далеко?
Участковый, подумав, ответил:
— Если лесом напрямки — минут двадцать, а по дороге — так час с гаком.
Они не успели еще дойти до околицы Глухова, как их догнала полуторка, переделанная под автобус.
— Наша, — обрадовался Ефимов, — райотдельская.
Машина притормозила. Из кабины высунулся молодой светловолосый парень:
— Далече, Ефимов?
— В Дарьино. Ты бы нас подбросил, Копытин. Со мной товарищи из Москвы, а по такой жаре пехом взмокнешь.
— Садитесь.
Что ж, день пока начинался неплохо. Нашли хозяев корзины, теперь вот автобус подвернулся. Сложив все это вместе, Игорь твердо решил, что и в Дарьине их ожидает удача.
Копытин высадил их у околицы, и машина, нещадно гремя, скрылась в клубах пыли. Дарьино, в отличие от Глуховки, совершенно не пострадало. Дома стояли так, как им и было положено. Война пожалела деревню. Казалось, что она и не заходила в эти места.
— Н-да, — сказал Муравьев, — у меня создалось впечатление, что мы попали в рай.
— Вроде того, — отозвался Ефимов, — лучшая деревня на моем участке. Видите, вон там дом под шифером. Там Видинеевы живут. Вы идите туда, а я зайду к бойцам-ястребкам, их в деревне двое, что-нибудь насчет обеда соображу, а то от голоду сил никаких нет.
— Вот это дело, — обрадовался Игорь, — а то вечер на носу, а мы голодные.
Степан молчал. Он пообедал у председателя, и теперь ему почему-то неудобно было говорить об этом.
— Пошли к Видинеевым, поговорим со старушкой.
Они разошлись по пыльной деревенской улице. Жара постепенно спала, пахло зеленью и рекой. У видинеевского дома Степан остановился, прислушался. Вроде собак не было.
— Пошли.
На крыльце сидел белобрысый паренек и немецким штыком-тесаком стругал палку. Он поднял глаза на вошедших, продолжая так же яростно кромсать здоровую орешину.
— Ты Витька? — спросил Игорь.
— Витька, — ответил мальчик.
— Ну, тогда здравствуй.
— Здравствуйте, дяденьки. Вы из милиции?
— Точно.
— А зачем к нам?
— Да вот корзинку нашли в лесу вашу, — Игорь протянул Витьке лукошко, — занести решили.
— Ой, и впрямь наша. Ее бабуня потеряла.
— А где она?
— До соседа подалась, скоро будет. Вы подождите. Это у вас парабеллум, дяденька? Да? У меня два таких было, да дяденька Ефимов отобрал.
— Где же ты их взял?
— А их по весне много на полях находили. И наганы, и автоматы. Немцы покидали. — Витька встал, начал собирать стружки.
— Я за молоком пойду, а вы подождите бабуню, она скоро.
В углу двора за кустами малины (прямо даже не верилось, что такое может быть) лежали бревна с истлевшей корой.
— Пошли покурим, — сказал Степан, — а то день уж больно колготный, ноги гудят прямо.
Сели на бревна, закурили.
— Понимаешь, Игорь, — Степан глубоко затянулся, папироса затрещала, — странная история получается. Выходит так, что о поездке Ерохина в райцентр никто не знал.
— Так уж и никто?
— Знала только парторг, она же зам Ерохина.
— Ты же знаешь, — Игорь устроился поудобнее, вытянул ноги, — ты же знаешь, — повторил он, — что в такой ситуации никому верить нельзя.
— Да что ты говоришь? — Степан удивленно посмотрел на Муравьева. — Ты как ребенок, наоборот, надо верить, только, конечно, проверять все необходимо. Но тут случай иной...
Где-то вдали на деревенской улице раздался грохот мотоцикла.
— Вон, — усмехнулся Игорь, — бабка Видинеева едет.
А звук мотора все приближался и приближался и наконец остановился у дома.
— Смотри-ка, — засмеялся Степан, — и точно, бабка приехала.
Он выглянул из-за кустов. У ворот стоял армейский мотоцикл. За рулем, положив автомат на колени, сидел боец без пилотки, из коляски, расстегивая кобуру, вылезал командир, петлиц его Степан не разглядел. Но в позе бойца, который глядел на дом, и в движениях командира Полесов вдруг почувствовал еще не осознанную опасность. А командир уже приближался к воротам.
— Игорь, — скомандовал Полесов и выдернул пистолет.
Муравьев понял все сразу. Он быстро переместился ближе к дому, оставляя солнце за спиной.
Военный подошел к крыльцу и уже занес ногу на первую ступеньку.
— Руки, — тихо скомандовал Игорь, — руки вверх!
Командир дернулся и чуть обернулся, рука неохотно отползла от кобуры.
— В чем дело?
— Кто вы такой? — Игорь внимательно следил за неизвестным.
— Я помощник коменданта, нам сообщили, что в этом доме скрывается дезертир. — Командир повернулся лицом к Игорю. — Кто вам позволил...
— Об этом после. Документы.
