Эдуард Хруцкий - Тревожный август

Хруцкий Эдуард

Тревожный август

(Москва. 1942-й год )

МОСКВА. Август

Данилов

У Данилова был знакомый инженер, который, как только садился в машину, немедленно засыпал. Делал он это независимо от длины пути. Он одинаково крепко спал — в такси ли, едва успев сообщить шоферу адрес, в трестовской ли машине, направляясь на очередной объект.

Над ним смеялись знакомые, о нем рассказывали анекдоты. И только потом Иван Александрович понял, что этот человек ни разу за много лет не выспался по-настоящему. Слишком много тогда нужно было построить, и слишком мало было специалистов.

Он вспомнил о своем знакомом, когда пришел к нему в кабинет всегда недовольный шофер Быков и, хмуро посмотрев на начальника отделения, сказал:

— А между прочим, до райцентра по нынешним дорогам часа четыре с гаком.

— А гак-то велик? — ехидно поинтересовался Данилов.

— Тоже с час.

— Тогда будем просто говорить: пять часов езды.

— А мне, товарищ начальник, при такой резине от вашей точности ни жарко, ни тепло.

— Тогда ты, Быков, мне фаэтон найми, я в нем поеду.

— Это еще что такое? — удивился шофер.

— Вот когда выяснишь, приходи, а пока иди готовь машину. Ясно?

— Куда яснее. — Быков вышел, нарочно громко хлопнув дверью.

«Все, — подумал Данилов, — через три часа сяду в машину и усну. Буду спать пять часов. Пусть только кто-нибудь попробует меня разбудить».

Он подошел к сейфу, отодвинул литую узорчатую крышку замка, с трудом вставил ключ. Ключ был новый, старый, который, видимо, изготовили на заводе именно для этого сейфа, Иван Александрович потерял в декабре прошлого года. Вернее, слово «потерял» было не совсем точным. Тогда осколком мины у него начисто срезало карман полушубка. В горячке боя он так и не заметил этого и только утром разглядел наконец, почему так всю ночь мерз правый бок. Естественно, что ключ искать было бессмысленно. После того как батальон НКВД, в который замкомбата направили Данилова, расформировали и работники милиции вновь вернулись на свои места (те, кто остался в живых, конечно), вопрос о сейфе встал необычайно остро.

Замначальника Серебровский просто предложил вскрыть его автогеном, но Данилов заупрямился. Ему жалко стало этот заслуженный чугунный ящик, который верой и правдой служил всем его предшественникам. Потом, у сейфа была еще одна необычайная особенность: как только открывали замок, он наигрывал какую-то никому не ведомую мелодию.

— Ну, тогда сам его открывай, гвоздем, — сказал, уходя, Серебровский. — Ты, Данилов, прямо как старьевщик. Тебе бы из АХО новый сейфик принесли, и живи спокойно, а это чугунное чудище полкабинета занимает.

Замначальника скрылся за дверью, оставив Данилова один на один с сейфом. Иван Александрович позвонил в справочную, узнал номер телефона Московского завода металлоизделий. Но главный инженер сказал Данилову, что их механики могут вскрыть сейфы только заводского производства.

— Спасибо, — поблагодарил Иван Александрович. — А вам неизвестно, где есть еще такие специалисты?

— По этому вопросу обратитесь в МУР, — рассмеялся невидимый собеседник и повесил трубку.

Что и говорить, адрес был наиболее верным. И вдруг Иван Александрович вспомнил Рогинского. Теперь уже старика Рогинского, бывшего медвежатника, потом болшевского колониста. Он видел его перед самой войной, и Рогинский с гордостью сообщил, что трудится по прежней специальности, но теперь заведует мастерской по ремонту сейфов где-то на Трубной. Практически в двух шагах от МУРа.

Рогинского разыскали через час. Он минут пять покопался с замком, потом кабинет опять наполнила старинная звенящая песенка.

— Все, — усмехнулся Рогинский, — теперь, уважаемый Иван Александрович, давайте оформим наши отношения. — Он достал из кармана квитанционную книжку.

— А без этого нельзя? — спросил Данилов.

— Левыми делами не занимаюсь, никакими.

— А как же теперь мне быть, записывать вас в штат? Как открывать и закрывать это музыкальное чудо?

— Напрасно иронизируете, сейф у вас замечательный. Теперь таких не делают, их на всю Москву три осталось, а куранты работают только у вас. Ключ я вам сделаю часа через два, правда, замочек придется взять с собой.

Через два часа сейф работал, только ключ вставлялся туговато, но вызывать старика второй раз времени не было.

СУТЬ ДЕЛА.

МОСКВА. Май

Шестого мая, когда Данилов только что собрался домой, благо казарменное положение отменили, позвонил дежурный.

— Иван Александрович, — взволнованно закричал он в трубку, — убийство. — Голос дежурного сорвался.

«Видимо, кто-то из новеньких, — подумал Данилов, — старики уже привыкли ко всему», — и спросил:

— Где?

— В Грохольском переулке.

— Хорошо, выезжаю.

Муравьев, Полесов и новый уполномоченный Сережа Белов еще не ушли, и это было очень кстати, так как посылать за кем-нибудь машину времени не было.

В автобусе их уже ожидали эксперты и проводник с собакой. Все было как обычно, обыкновенный выезд.

Автобус гремел по булыгам переулков. Шофер гнал машину кратчайшим путем. Трясло.

— Слушай, — крикнул Муравьев из темноты. — Володя! Что, в Москве нет больше асфальтированных улиц?

— Есть, — ответил шофер, — но так дорога короче.

— Боюсь, Иван Александрович, — сказал Игорь, — что он нас не довезет. Ты нас не жалеешь, так собаку пожалей, — опять крикнул он шоферу.

— Ничего, — серьезно сказал проводник. — Туман привычный. Правда, Туман?

Собака молчала.

По крыше автобуса застучали ветки, водитель въехал в проходной двор.

— Ну дает, — засмеялся Полесов, — сейчас подъездами поедем.

Заскрипели тормоза. Автобус остановился.

— Приехали, — шофер нажал на рычаг двери, — выгружайтесь.

В переулке пронзительно пахло липой. Было совсем темно, только узкие прорези замаскированных фар освещали несколько метров булыжной мостовой.

— Интересно, куда он нас привез? — спросил Данилов. — Как ты думаешь, Игорь?

— А кто его знает...

— Привез я вас правильно, — обиженно сказал шофер, — вон там, видите?

Данилов наконец начал различать неясные фигуры у дома. Потом послышались торопливые шаги, к ним кто-то шел.

— Товарищ начальник...

— А, это ты, Смирнов, — Данилов по голосу узнал начальника розыска райотдела. — Ну, что у тебя?

— Плохо у меня, четыре трупа.

— Куда как плохо, что ж ты, меньше мне не мог приготовить?

— Так это не я.

Насчет чувства юмора у Смирнова всегда было неважно.

— А жаль, что не ты. Никакой возни бы не было, сейчас надели бы на тебя браслеты и отвезли на Петровку. Веди, чего стоишь.

Глаза привыкли к темноте, и постепенно Данилов уже различал улицу, домишки маленькие различал и деревья, которые казались неестественно большими.

Сзади по тротуару полоснул узкий свет фонаря.

— Пока не надо, потом, — не оборачиваясь, приказал Иван Александрович.

— Сюда, — сказал кто-то и услужливо распахнул калитку. — Тут ступенька одна сломана, так что вы осторожно.

— Спасибо.

Первое, что он почувствовал еще в прихожей, — кисловатый запах пороха. Он появляется в комнатах обычно после перестрелок, значит, здесь стреляли много. Данилов толкнул дверь и очутился с маленькой прихожей.

На полу лежал человек в военной форме, рядом валялась фуражка с черным артиллерийским околышем. Осторожно переступив через него, Данилов вошел в комнату.

В пять утра Иван Александрович вернулся в управление и, не заходя к себе, сразу же пошел к начальнику. В приемной сидел неизменный Паша Осетров.

— У себя? — спросил Данилов.

Паша вскочил, щелкнул каблуками и, оправив гимнастерку, ответил:

— Час как пришел. А что, важное что-то?

— Придется будить. — Данилов еще раз подивился Пашиной выправке. — Дело безотлагательное.

— А может, подождем, Иван Александрович?

— Нет, Паша, нельзя ждать.

Осетров скрылся за дверью и минут через пять появился вновь.

— Ждет.

Начальник, стоя у стола, застегивал гимнастерку. Одна щека его была намята до красноты. Он поймал взгляд Данилова, усмехнулся:

— На рожу смотришь? На диване прилег. Всего часок прихватил, пока ты жуликов ловишь.

Он потянулся всем своим большим и сильным телом, взял со стула ремень.

— Я перед войной, Иван, думал, поеду в отпуск, кроме творога, есть ничего не буду. Похудеть все хотел. А сейчас ем все что придется, а без ремня галифе бы потерял. Такая вот у нас нынче жизнь. Почище всякого лечебного питания. Ну, докладывай.

Иван Александрович сел к столу, достал из планшета бумаги.