Диана Чемберлен - Кровные узы, или История одной ошибки
Первый состоял в том, что в четырнадцать лет я намеренно проиграла очень важный заплыв в сезоне, потому что мне стало жаль соперницу. Эта девочка была такой долговязой, неуклюжей и нескоординированной, что ее товарищи по команде стонали, когда приходила ее очередь плыть. Я не могла себя заставить опередить ее. После третьего гребка я притворилась, что мне свело ногу судорогой.
Бен сказал, что я прелесть, но слегка не в себе.
Второй секрет был про то, что я могла вызывать дух своего отца, стоя на веранде нашего старого коттеджа. И тогда я обнаружила, что кое в чем ошибалась насчет Бена – несмотря ни на что, он был религиозен. Сначала он просто дразнил меня, говоря, что надеется, что мой отец не появится, когда мы вместе лежим в постели. Когда он понял, что я не шучу, то тоже стал серьезным. Он сказал, что эти скверные шутки со мной играет дьявол и мне следует быть осторожной. Я расстроилась от того, что он верил в дьявола. Я хотела, чтобы он был моим зеркальным отражением, с теми же чувствами и убеждениями, короче, всем, в чем я нуждалась, – доверенным лицом, лучшим другом и любовником. Я понимала, что ни один человек не смог бы соединять в себе эти качества.
Поэтому я не стала рассказывать ему свой третий секрет.
Мы занимались любовью, потом Бен принес из кухни марихуану, а я, голая, залезла под покрывало, вдыхая запах жасмина от свечек. Бен вернулся в постель, и я крепко прижалась к нему, пока он раскуривал косячок. Затянувшись, он передал его мне.
– Боже, как это здорово – быть рядом с тобой, – сказал он. – Предыдущая неделя была отвратительной.
– Я знаю.
– У меня даже появились эти… не кошмары, конечно. Но когда я ложусь спать, то начинаю представлять свою дочку в этой запертой церкви. Она очень испугана. Вокруг малознакомые люди. Она бы запаниковала, если бы была там.
– Не надо думать об этом, Бен. – Затянувшись, я вернула ему сигарету. – Думай о той девочке, которую ты спас. Маркус сказал, что, если бы не ты, она бы погибла.
– Я и так часто думаю о ней, – сказал он. – Она все еще находится в Нью-Ганновере, и я несколько раз навещал ее. Она поправляется. Потом я начинаю думать, что чуть не оставил ее там, потому что у меня кончался воздух и я… – Он вздрогнул. – Скажу тебе честно, Мэгги, я запаниковал.
– Это, должно быть, было ужасно. – Я все знала о его клаустрофобии, о том, то он начинал испытывать панику в самые ответственные моменты. Я не могла слушать те грубости, которые другие пожарные бросали ему прямо в лицо. Он говорил мне, что даже подумывал о том, чтобы подать заявление об уходе и уехать в Шарлотт, потому что не мог это больше выносить. Я чуть с ума не сошла, когда он сказал это. Что я буду делать без него?
– Как ты выдержал пребывание в противогазе?
– Я открыл запасной клапан, всего на одну секунду, – сказал он. – Это дало мне маленький глоток воздуха. Просто убедился, что, если он мне понадобится, я смогу это сделать.
– Но когда ты понял, что заканчивается воздух, то, должно быть, запаниковал?
– Да, мэм, запаниковал, еще как запаниковал. Но когда я увидел ту девочку, то смог собраться. И пошел ее вытаскивать.
– Я так горжусь тобой! А остальные перестали насмехаться?
Он кивнул.
– Думаю, они все-таки приняли меня, – сказал он, выпуская дым из ноздрей. – Я даже получил пару извинений от самых главных обидчиков. Нет худа без добра. Хотя цена, пожалуй, была слишком высока.
В моей памяти всплыли увеличенные фотографии погибших. На той службе я чувствовала спазмы в желудке, когда преподобный Билл говорил о каждом из них. Мне хотелось выскочить из помещения, но я понимала, что это может вызвать неприятную огласку.
– Как ты думаешь, загробная жизнь все-таки есть? – внезапно спросила я Бена. – Почему я так уверена, что отец приходит сюда, чтобы встретиться со мной? Я ведь должна верить, что эти трое – Джорди, Гендерсон и мистер Игглс – находятся теперь в лучшем месте, чем наш остров.
– Лично я в это верю, – проговорил Бен. – Но не верю, что мертвые могут контактировать с нами.
Он никогда не переживал тех впечатлений, которые я пережила с отцом, поэтому не мог меня понять.
Мы докурили сигарету, и Бен загасил ее в раковине моллюска, которая служила нам пепельницей. Я помнила ту ночь в отделении экстренной медицинской помощи – как я была испугана, увидев его там, и как неловко чувствовала себя, когда Дон чуть не опрокинула меня, устремившись к нему. Все были уверены, что у них с Дон роман, и, хотя Бен никогда не подтверждал этих слов, он и не опровергал их. Он говорил, что она служит нам прикрытием, но я не могла оставаться спокойной, когда видела, как она на него смотрит. Я не сомневалась, что Дон любит его. Это было написано у нее на лице. Мне было жаль ее, как ту неуклюжую четырнадцатилетнюю девочку, которой я позволила обогнать себя на соревнованиях. Но я не собиралась отдавать ей Бена.
– Дон так любит тебя, – сказала я. – Когда она увидела тебя в больнице, на ее лице было написано такое облегчение, что с тобой ничего страшного не произошло. Я понимаю, что наношу ей рану тем, что встречаюсь с тобой.
– Я ее никогда не обманывал, ты это знаешь.
– Но она думает, что твое сердце не занято. Это дает ей надежду.
– Но что я могу с этим поделать, Мэгги? – В его голосе зазвучало легкое раздражение. – Не могу же я рассказать ей о нас.
– Я понимаю, – быстро проговорила я. Раньше его никогда не раздражали мои слова. – Мне просто ее жаль, вот и все.
Чего я от него хотела? Не знаю.
Внезапно из гостиной в спальню ворвался порыв ветра, погасив две свечи. Я встала и пошла в угол, чтобы снова зажечь их. Когда я повернулась, Бен проговорил:
– Что это у тебя на бедре?
– Татуировка.
– Новая?
– Нет. Ты просто раньше не обращал на нее внимания.
Я сделала ее примерно год назад и разместила достаточно низко, чтобы не заметила мама.
– Не могу отсюда разглядеть, что там изображено?
– Просто одно слово.
Я подошла к нему, чтобы он смог прочесть его.
– Сочувствие. – Он провел пальцами по маленькой каллиграфической надписи. – Но зачем?
– Чтобы не забывать влезать иногда в шкуру других людей.
Бен рассмеялся и опрокинул меня на кровать.
– Ты не нуждаешься в этих напоминаниях, ангел, – проговорил он, сжимая горячими руками мои бедра.
13
Энди
Они посадили нас на что-то вроде маленькой кушетки. Там стояли большие камеры на стойках, и вокруг было много мужчин и женщин. Одна дама сидела на стуле, обернувшись к нам. Я посмотрел в камеру и улыбнулся, как делают, когда снимаются на фото.
Дама, сидевшая на стуле, сказала:
– Энди, когда мы начнем разговаривать, смотри только на меня. Не смотри в камеру. Мы будем делать вид, что просто разговариваем, хорошо?
– Хорошо.
На нее было приятно смотреть. Красивая, с блестящими волосами, как у мамы, только темнее, и раскосыми глазами. Ее нежный голос напомнил мне Мэгги – она иногда так говорила.
Мама улыбнулась и сжала мою руку, как делала всегда. Ее рука была холодной, как фруктовое мороженое на палочке.
Какой-то мужчина прикрепил крохотный черный микрофон к моей рубашке и сказал, чтобы я не обращал на него внимания. Какая-то дама в наушниках подняла вверх сначала три пальца, потом два, а потом один.
После этого первая дама стала с нами разговаривать, и я смотрел прямо на нее, как она велела. Я сказал себе: «Не смотри ни на кого, только на эту даму». Я не хотел все испортить.
– Расскажи нам про пожар, Энди, – сказала она, обращаясь ко мне.
В ее глазах мерцали искорки.
– Я был там вместе с моей подругой Эмили, и внезапно в помещение ворвался огонь. На некоторых мальчиках загорелась одежда, и я велел им упасть и кататься по полу.
– Кто тебя этому научил?
Я не мог вспомнить, откуда я это знал. Мне хотелось взглянуть на маму, чтобы спросить об этом, но я помнил, что должен смотреть на даму.
– Думаю, в школе, но я не уверен.
– Да, верно, – сказала мама.
Мое колено подпрыгивало. Такое со мной иногда бывает, и я думал, что мама положит на него руку, чтобы остановить, но она этого не сделала.
– А что случилось потом, Энди? Люди старались выбраться из церкви, не так ли? Но они не могли этого сделать?
– Из-за огня.
– Видимо, парадные двери были блокированы огнем.
– И дверь черного хода тоже.
– Это, наверное, было очень страшно.
– Эмили было страшно. Она надела свою рубашку наизнанку.
Дама с недоумением посмотрела на меня и повернулась к маме.
– Его подруга Эмили – девочка-инвалид. Она не переносит, когда швы ее одежды трутся о кожу, – сказала мама.
– А, понятно, – улыбнулась дама. У нее в глазах играли искорки. – Но как вы смогли выбраться из огня, Энди?
– Я пошел в мужской туалет, а там за окном была такая металлическая коробка от кондиционера. Я выбрался из окна, встал на нее и помог вылезти Эмили. Потом залез обратно и сказал всем, чтобы они следовали за мной, если хотят выбраться наружу.
