Постоянство хищника - Максим Шаттам
Ксавье Баэрт открыл дверь и слегка растерялся, увидев незнакомых женщин. Обитатели двух домов напротив уже высунулись из окон, чтобы получше разглядеть симпатичных посетительниц. Как только уедем, им будет что обсудить, мысленно усмехнулась Людивина.
Любитель поесть и, конечно же, выпить пива, Баэрт был так широк в талии, что казался ниже ростом, чем был на самом деле. Чуть меньше сорока, по-военному короткая стрижка, крошечные уши, тонкий нос и сильно выступающие надбровные дуги, не гармонирующие с чертами лица. Мягко говоря, не красавец. И компенсирует это стальным рукопожатием, заключила Людивина, пожимая ему руку. Выслушав короткое объяснение, он пригласил их в полупустую гостиную. Диван, журнальный столик, телевизор и камин – вот и вся обстановка. Зато стены увешаны фотографиями. Стволы деревьев, каменные валуны, груды покрышек или старые рельсы. Баэрт любил детали и крупные планы.
– Вы туда спускались? – спросил он, садясь на принесенную из кухни табуретку. – Видели? А спать можете? Мне с воскресенья каждую ночь снятся кошмары. Не знаю, как это забыть.
– Вы не забудете, – отрезала Торранс.
– Очень жаль, что я не пью, иначе…
– Господин Баэрт, вы обнаружили тела, – перебила Торранс. – Мне нужны подробности.
– Я… У меня будут неприятности?
Людивина молча наблюдала.
– С чего бы? – нахмурилась Торранс. – Вам есть за что себя упрекнуть?
– Ну… Я знаю, что залезать туда нельзя. Но я фотограф и…
– Часто там бываете?
– На шахте «Фулхайм»? Не очень. Раз или два в год. Иногда забываю или времени нет.
Говорил он с тягучим акцентом, с выраженными интонациями, а звук «р» рождался в глубине горла.
Местный. Или немного севернее, подумала Людивина.
– Но вы фотограф? – не отставала Торранс.
– Снимаю… И мне нравятся… Как бы это сказать… Ущербные места. Неповторимые.
Они удивились определению, но в лексический спор вступать не стали.
– Вы профессионал?
– Вообще-то, нет. Фотографией на жизнь не заработаешь. Занимаюсь этим для себя. Я спортивный тренер.
– Клиенты в этом районе имеются?
Он опустил глаза, потер ладони.
– Не так чтобы много. Я не отказываюсь от случайных заработков, жить-то надо.
Получив общее представление о Баэрте, Торранс продолжила:
– Что вы можете рассказать о шахте? Много там бывает таких, как вы?
Ксавье скривился:
– Не так чтобы очень. Мост не в лучшем состоянии, люди думают, что он вот-вот рухнет, шахта заброшенная, смотреть не на что.
– Встречали там кого-нибудь?
– Вроде нет.
– Вроде или точно? Это разные вещи.
– Нет-нет, я никогда никого там не видел!
– А в то воскресенье внутри что-нибудь изменилось по сравнению с предыдущими разами?
– Ну да, трещина в бетоне появилась!
– Раньше ее не было?
– Н-н-нет.
Людивина заметила, как Баэрт почесал ладонь. Немного нервно. Свидетели часто теряются в присутствии полицейских, особенно если боятся, что их привлекут за мелкое правонарушение, пусть и незначительное в масштабах дела. Например, за то, что отирался в шахте, закрытой для посещений.
– Трещины точно в прошлый раз не было?
– Точнее не бывает.
– Вы делали снимки? Можете нам показать?
– Фотографию стены? Нет. Мне больше нравятся склады со свисающими цепями, ржавые блоки и всякое такое. Разные материалы – вот что меня интересует. Но когда я увидел трещину, подумал: было бы здорово взглянуть, что там. Ну и… зря, конечно, повел себя как придурок.
– Вы заметили хоть что-нибудь, пусть какую-то мелочь? Следы ног перед вами? Мусор, окурки, цветы… Что угодно.
– Ну… Нет. Вряд ли. Простите, не помню. Там грязно, много всякого, но ничего особенного.
– Шахта совсем не изменилась за то время, что вы туда ходите?
– В смысле? Это горы шлака, чему там меняться?
Торранс сыпала вопросами, словно шла к цели, поэтому Людивина предпочла не вмешиваться. Это не ускользнуло от внимания фотографа, и он начал странно на нее поглядывать, не понимая, что здесь делает эта маленькая блондинка и почему она за ним наблюдает.
– Откуда вы узнали о шахте? – задала следующий вопрос Торранс.
Он пожал плечами:
– Странный вопрос, здесь все о ней знают.
– Но вы сказали, туда мало кто ходит.
– Ну да, и что с того? Лично у меня есть причина, вот и все.
– У этой шахты особая репутация?
– Вроде места с привидениями? Да не, слава богу.
– Ну а, скажем, туда не ходят парочки на свидания? Может, там тусуются наркоманы? Или это место гомосексуальных встреч? Что-нибудь такое, для чего люди прячутся.
Баэрт снова нервно потер ладонь. Бинго! – подумала Людивина. Люси попала в точку. Гомосексуал, который отвергает себя.
– Это вряд ли, – буркнул он.
Ему нечего рассказать, они зря теряют время.
– У вас много фотографий «Фулхайма»? Можете отправить их нам?
– Ну… Да… Если хотите.
Торранс протянула ему визитку и встала.
– На почту, так будет удобнее.
Разговор зашел в тупик.
Людивину посетило внезапное сомнение, она повернулась к Баэрту и спросила:
– Господин Баэрт, вы сняли то, что увидели внутри? Тела…
Здоровяк одарил ее холодным взглядом, как будто она его оскорбила:
– За кого вы меня принимаете?
– Просто решила проверить.
Он покачал головой:
– Как такое можно снимать? И потом… Вы сами спускались туда и видели их, верно? Такое мы фотографируем тут. – Он постучал пальцем по виску. – Хотя предпочли бы этого не делать. Так что…
Людивина кивнула. Ее телефон завибрировал. Она взглянула на экран и показала Люси сообщение Сеньона:
«Одну из жертв идентифицировали».
16
Штаб-квартира гудела. Все разговаривали. Кто по телефону, кто по видеосвязи или просто друг с другом. Генерал де Жюйя беседовал с Ферицци и человеком в костюме – Людивина предположила, что это прокурор.
Сеньон отвел их с Торранс в сторону и протянул распечатанную фотографию женщины. Снимок был давний, пожелтевший, но по внешнему виду можно было определить, когда его сделали. Брюнетка, от двадцати пяти до тридцати лет, довольно хорошенькая, улыбчивая, с огромными зелеными глазами.
– Октябрь 1981-го, – сказал генерал. – Луиза Лонжан. Жила в двадцати километрах отсюда.
– Как удалось так быстро ее опознать?
– Заслуга Магали и ее знакомцев из Интерпола. Сегодня утром команда Буске передала им генетические профили жертв. Молодцы, быстро сработали. Магали отправила их в Интерпол для поиска по базе I-Familia.
Людивина знала
