Анатолий Барбакару - Знал бы прикуп
Зачем попросил завкафедрой скрыть, что происки аферистов всплыли, и сам толком не знал. Но то, что им не известно, что я — в курсе, было козырем. Правда, когда получаешь козырь после того, как игра уже проиграна, проку от него, как от вырезанного при вскрытии аппендицита.
Но просто так взять и удалиться с видом облапошенного, но гордого фраера было противно. Сколько сам наблюдал их, таких фраеров. Радующих и вызывающих насмешку.
Я долго рассматривал телефон. Боролся с собой. Уговаривал себя в том, что позвонить в клинику в любом случае стоит, хотя сам же и понимал: уговаривает меня стремление от всей души надавить на зуб.
И я надавил.
Набрал номер, попросил позвать Ольгу. Но первым после паузы трубку взял Гоша.
— Вы сегодня подойдете? — спросил он.
— Вряд ли.
— Тогда буквально пару слов, — объяснил он захват трубки. — Ваша жена сказала, что вы решили основной вопрос…
Я промолчал.
— Вы меня слышите?
— Да, — сказал я. — Как она?
— Цветет. Имея такого мужа, как не цвести. «Действительно, как не цвести, имея мужика-лоха, — кисло подумал я. — Имея во всех смыслах».
— Хотел бы уточнить, — продолжил прохвост. — Цифры, которые я вам называл, отражают заключительный процесс…
Я усмехнулся. Чего-то вроде этого стоило ожидать.
— Вы меня слышите? — беспокоился Гоша.
— Слышу. Сколько?
— Стоит учесть побочные показатели. Доставку, тщательную проверку на месте, непредвиденные нюансы…
Толку от его конспирации, на мой взгляд, не было никакого. Если разговор слышали коллеги, они, конечно же, понимали, о чем он. Тем более зная Гошу.
— Сколько? — повторил я вопрос,
— Следует сделать поправку процентов на двадцать.
Значит, решили «докинуть» меня на десять тысяч. Еще по-божески. Вряд ли пожалели. Скорее поняли, что на большее не потяну.
— Когда нужны деньги? — спросил я.
— Так же, до отъезда. Чем раньше, тем лучше. — Гоша спохватился: — Ваша ненаглядная рвет из рук трубку…
После короткой заминки я услышал елейный голосок ненаглядной:
— Приве-ет!..
— Привет. У тебя все в порядке?
— У меня — да. А у тебя? Вчера, когда ты ушел, опять приезжали из милиции. Спрашивали, зачем ты приходил.
— Что сказала?
— Что соскучился. Правильно?
Я усмехнулся:
— Еще бы.
— Что они от тебя хотят?
Я замешкался. Подумал, может, пугануть их с Гошей. Сказать, что меня разыскивают в связи с деньгами. Пусть понервничают. Пугать не стал. Неожиданно заприметил другое, пока смутно просматриваемое продолжение.
— Я им нужен по работе, — уклонился я.
— Это не связано… — Она замялась.
— С деньгами? Нет. Как они? Бока не жмут?
— Нет. — Она засмеялась. Неискренним, явно злорадным смешком.
Укрепила меня им в решимости на продолжение. Вдруг стала расстроенной. Опечаленно поведала:
— Знаешь, врач сказал, что понадобятся еще…
— Десять тысяч?
— Да. Не представляю, что делать… Почему он сразу не сказал…
Слышать ее фальшивые интонации было невмоготу. Особенно понимая, что они были такими же и прежде.
«Ничего, — думал я, наслушавшись ее прощальных поцелуев и положив трубку. — Вы у меня станете искренними. Посмотрим, куда денется ваша идиллия».
Пока не позвонил, не услышал, что меня нахально продолжают держать за лоха, готов был плюнуть на эти злосчастные пятьдесят тысяч.
Теперь плевать расхотелось. Придумал шанс оставить заговорщиков с носом. Он мог и не пройти, но испытать его стоило. Сделать это предполагал ближе к вечеру.
Выходило, что все запланированные на сегодня события должны были состояться во второй половине дня. Включая последнее, требующее необходимой экипировки.
Время до обеда я потратил на подготовку к нему. Позвонил приятелю, с которым общался обычно только летом. С десяток сезонов отдыхали в одной курортной зоне под Одессой. Играли в волейбольной команде пляжников.
Помнил, что он грешил подглядыванием за влюбленными, предающимися любовным играм прямо на берегу моря, под мягким черным небом, пронизанным люрексом звезд. Подглядывал он с помощью прибора ночного видения, устроившись на пустующей ночью спасательной вышке.
Как- то я случайно обнаружил его, только покинувшего пост, и он дал глянуть в прибор и мне.
Картинка, обнаруженная в окулярах, разочаровала. Я с трудом различил увеличенные, но невнятные, мутно-зеленые силуэты. Чтобы получить впечатление от увиденного, надо было обладать незаурядным воображением. Вернув прибор, я глянул на приятеля с восхищением и сочувствием. Каково ему с таким утрированным воображением на пляже…
Сейчас я вспомнил о нем. Позвонив и получив добро, поехал к нему за прибором.
Особо не торопился. Насколько смог, перенял у владельца навыки пользования. Даже поэкспериментировал у него в кладовке. Без особого, впрочем, успеха, в связи с приличным увеличением.
К тому моменту, когда вернулся, можно было приступать к делам.
Я решил начать с Ольги.
ГЛАВА 28
С Ольги решил начать не потому, что это дело было самым безотлагательным. Как раз оно-то могло и обождать. Но ожидание было невыносимым. Когда ноют зубы, все прочие, даже первостепенные дела отодвигаются на второй план.
Накупив в ближайшем магазине бананов и соков, которые только и разрешала приносить Ольга, на такси поехал к ней.
Беспокоило то, что телефон-автомат на территории клиники может не работать…
Сняв трубку, услышав гудок, вздохнул с облегчением. Ольга подошла с задержкой. Должно быть, следовала инструкции не оставлять деньги в палате.
— Да, — раздался наконец ее запыхавшийся голос.
— Это я. Можешь минут через десять выйти за ворота?
— Конечно. Что-то случилось?
— Все в порядке. Не хочу, чтобы меня опять искали.
— Уже выхожу.
— Если меня не будет, подожди.
— Ага. Я побежала.
— Погоди. Деньги с тобой?
Она замялась, и это вызвало у меня усмешку. Явно опасалась выходить ко мне с деньгами.
— Оставь в палате, — успокоил я. — Если те, кто меня разыскивают, увидят нас вместе, могут возникнуть неожиданности.
— Ладно. — В голосе ее послышалось облегчение. Я повесил трубку и направился к огромному кусту сирени. Из-за него стал следить за выходом.
Ольга не так уж и спешила. Появилась минут через пять. В халате и тапках не суетливо побрела к воротам, вглядываясь издалека: нет ли меня.
Вид ее, еще вчера вызывавший приступы жалости и нежности, вогнал в тоску. Черт возьми, неужели эти жалкие тысячи стоят всего того, что она за них продала: моего отношения к ней, безмятежного недолгого прошлого, ожидаемого таким же будущего.
И тут же одернул себя. Далось ей мое отношение. Наше с ней прошлое было для нее всего лишь подготовкой к будущему. К ее будущему, в котором место мне не предусматривалось.
Я дождался, когда она отошла достаточно далеко, и по-шустрому подался к входу в больничный корпус. Резво взбежал на нужный этаж. Осторожно заглянув в отделение и обнаружив только дежурную сестру, быстро пошел по коридору.
Сестра была другая, но тоже при виде меня растерялась. Разве что не разинула рот. Спохватившись, сообщила:
— Ваша жена только что вышла.
— Да? — озадачился я. — Надолго?
— Не знаю. Наверное, дышит воздухом…
— Значит, разминулись. — Я потряс кульком. — Ничего, если передачу оставлю в палате?
— Пожалуйста…
У дверей палаты я бросил уже отработанный взгляд в коридор. И эта сестра заученно тянулась к телефону.
Ничего, времени мне нужно было совсем чуть-чуть.
Я бросился к кровати. Запустил руки под простыню, выщупывая бугры. И как ни старался, не мог нащупать. Снова, уже тщательнее, прошелся по всей плоскости матраца. Он был совершенно однородным. Подушка тоже оказалась из одних перьев.
Я нервно огляделся, наскоро разворошил Ольгины вещи в единственной сумке. Заглянул в тумбочку. Осмотрел болты задней панели телевизора. Они оказались девственно не тронутыми отверткой. Денег в палате не было.
Повесив кулек с передачей на вешалку, вышел в коридор.
Попрощался с уже взявшей себя в руки, подобравшей нижнюю губу сестрой и заспешил к выходу.
— Как мы разминулись? — спросил у Ольги, выходя за ворота. — Думал, ты не поняла и ждешь меня во дворе.
— Я здесь уже минут пять. — Она была в недоумении.
— Досадно. — отыграл я огорчение. — Не успеем поговорить. Времени в обрез.
— Уже уходишь?
— Не хочу дожидаться милиции. Навязались на мою голову. Тем более… Деньги с тобой?
— В палате… — растерянность она изобразила умело. — Ты же сказал оставить.
— Ну, конечно… Все равно, надо бежать. — Я повернулся, чтобы уйти.
— А поцеловать? — обиженно издала она. Я запнулся. Пояснил:
