Анатолий Барбакару - Знал бы прикуп
Из точки, в которой я находился, крыша смотрелась как нагромождение каменных тумб разных величин и форм, которые кто-то непонятно для чего затащил на верхотуру.
Я присмотрел себе место за одной из тумб, расположенной у самого края. Постелив коврик, подготовил прибор. Присел возле широкого, окантовывающего крышу выступа, глянул вниз. Вход в мой подъезд был виден неплохо, но сам подъезд под таким углом не просматривался. Вблизи от него при желании не составило бы труда укрыться. Кустов и деревьев хватало.
Я рассчитывал на то, что, если кто-то вздумает прятаться, он особо мудрить не станет. Незачем. Решит, что темнота — надежная маскировка. Сколько я помнил, в округе светил только один фонарь. И тот находился за углом и включался через раз.
Глянул на часы. Было только полдевятого. Ждать предстояло часа полтора. Впрочем, те, кому я мог понадобиться, вряд ли ожидались ровно в десять. Могли позволить себе и опоздать. Могли не прийти вообще. Я бы за это на них не обиделся. Несмотря на суету, которую развел, несмотря на долгое ожидание.
В девять совсем стемнело. Я наладил прибор, сделал пробный обзор.
Хозяин прибора пояснил, что прибор воспринимает не тепловое излучение объектов, а дает изображение, усиливая минимальную освещенность. Уверял, что для наблюдения достаточно даже света, испускаемого звездами. В этом я и сам когда-то имел возможность убедиться.
Изображение, которое сейчас наблюдал в окулярах, было вполне сносным. Конечно, к нему пришлось приноровиться, но временем для этого я располагал. И все же лица редких, спешащих домой прохожих не читались. Во всяком случае, не так, как хотелось бы. Видел только размытые, зеленых оттенков, очертания причесок, носов, овалов.
Экспериментируя, направлял прибор в сторону освещенных окон. Изображение тут же исчезало, заливалось светло-желтым цветом.
Это меня не обеспокоило. Те, кого ожидал наблюдать, вряд ли собирались светиться.
Надежда на то, что ночное бдение я затеял зря, не оправдалась.
Сначала вдалеке, к дому, расположенному от моего через один, подкатил милицейский «бобик». Припарковался в заасфальтированном аппендиксе и, выключив фары, затаился.
Я тут же направил на него прибор.
Слепя меня лучами от сигарет, из «бобика» вышли трое в форме с блестящими на погонах лычками. Двое остались у машины. Третий осторожно, за кустарником, направился в сторону моего дома. Не доходя, замер, задрал голову По-видимому, высматривал окна. Затем вернулся к своим.
Менты, похоже, были всего лишь патрульными ближайшего райотдела. Если не прислали кого посерьезнее, значит, подозрения на мой счет — не такие уж веские. И если меня ожидают в указанное время, значит, допускают, что я не в бегах, а всего лишь в отлучке. Или на всякий случай отрабатывают вариант. Первый улов — состоялся.
Вскоре последовал и второй. Тот, без которого я бы обошелся с облегчением.
Почти сразу после того, как мент-лазутчик вернулся к «бобику», в моем парадном вспыхнул свет.
Я заметил это боковым зрением. Растерялся от неожиданности. И увидел выходящего из подъезда парня.
Он быстро зашагал в сторону, противоположную той, где перекуривали менты. Приближался ко мне.
Я прильнул к окулярам, всматриваясь в него. Что ожидал увидеть? В нечетком зеленом изображении он выглядел никаким. Заурядным, средней комплекции юношей с короткой стрижкой и, кажется, широкими скулами.
Наблюдал за ним до тех пор, пока он не зашел за торец дома, на котором я обустроился. И тут же хлопнула дверца автомобиля.
Пригнувшись, и я подался к торцу. Направил прибор вниз, глянул в него. И увидел притаившуюся за домом машину. Явно «Жигули». И, похоже, шестой модели.
Разглядеть вертикально сверху, есть ли в машине еще кто-то, было невозможно. Я спешно вернулся на освоенный плацдарм. Вновь глянул на подъезд. Сомнений в том, что этот, из «шестерки», вкрутил лампы, у меня не было. Как и в том, для чего он это сделал.
Я почувствовал легкий озноб на спине, но не дал ему разгуляться. Было чем отвлечь себя. Посмотрел в сторону ментов. Обнаружил их не сразу Вся троица скучкова-лась за кустами, из-за которых давеча один из них пялился на мои окна. Огоньки сигарет глаза уже не резали.
Я подумал о том, что. если меня засекут соседи по крыше, вряд ли близость милиции будет подспорьем.
В том, что соседями разживусь, уже не сомневался. Если еще не разжился.
К месту вспомнил, что снайперы попадаются на блеске оптики. Как бы мне не сгореть таким макаром.
Осторожно высунулся над укрытием. Вполголовы и без прибора. И тут же нырнул обратно. Потому что тот, кого ожидал увидеть в противоположном конце крыши, был от меня в каких-то десяти метрах.
Сердце замолотило по ребрам, как заведенное. Сидел, прижавшись спиной к тумбе, собираясь с духом, чтобы выглянуть еше раз. Это надо было сделать как можно скорее; если убийца двинется в мою сторону, единственное, на что я смогу рассчитывать, будет опережение и внезапность.
И я выглянул. Но на этот раз не поверх тумбы, а сбоку.
Для опознания того, кто соседствовал со мной на крыше, прибор не понадобился. Расстояние было слишком малым, а очертания объекта слишком знакомыми.
Я не опознал его сразу только потому, что никак не ожидал здесь обнаружить. Объектом оказалась лже-Шрагина.
Я следил за ней во все ошалевшие глаза. Значит, опять наврала и на самом деле она — с убийцами заодно.
Женщина, как и я, сидела на корточках. И пряталась за такой же тумбой, как моя. Сидела ко мне спиной, чуть высунувшись из-за тумбы, высматривала что-то в дальнем конце крыши.
Я вдруг понял: она не с ними. Но не мог понять многого другого. Как она здесь оказалась? Какую цель преследует? Высматривает убийц, а значит, в курсе, что меня хотят грохнуть. Но если знает об этом, почему сидит за тумбой? Почему не пытается предупредить меня? Или хоть как-то помешать им?
Не знаю, как долго задавал бы себе эти вопросы, если бы не спохватился. Не поднес к глазам прибор…
Как только сделал это, сразу стало не до них. Потому что тут же увидел его. Убийцу, пришедшего по мою душу.
Он стоял к нам спиной, склонившись. Собирал винтовку. Время от времени из-за корпуса его высовывался ствол, а потом и металлический приклад.
Наконец он выпрямился, глянул на мои окна. И вдруг повернул голову в нашу сторону.
Я тут же вновь нырнул… Вновь вжался спиной в тумбу и ощутил ужас. Я понял Котю. Поверил, что Котя разглядел его в свете фонаря. Потому что увидел сам. Несмотря на долю секунды, которую глядел на него, несмотря на удаленность, на размытость очертаний, на только зеленые тона изображения, я рассмотрел это лицо. Лицо мертвеца.
И в первое мгновение после нырка, казалось, никакая сила не заставит меня высунуться еще раз. Но первое мгновение прошло, и я высунулся. От греха подальше, без прибора. Но тут же вернулся за ним. Выглянул уже сбоку и увидел, что женщина, с которой я вчера был близок, которая только и делала, что просила меня о помощи, сидит на корточках, опершись спиной о тумбу, и готовит к съемке портативную камеру.
Что тут было понимать? Она пришла снимать сцену моего убийства.
Спрятавшись в укрытии, я какое-то время ошарашенно пытался осмыслить миленькую новость. Вновь спохватившись, отложил осмысление на потом.
Попытался заставить себя глянуть поверх тумбы: как там мертвец. И тут же отговорил себя тем, что необходимости в этом нет. Что уже высматривать? С присутствующими и так все ясно.
Теперь оставалось только ждать. Ждать, когда всем участникам охоты на меня надоест сидеть в засадах. Когда они поймут, что на добычу можно не рассчитывать, и уберутся восвояси.
Я стал ждать. Попробовал расслабиться, но это не удавалось. Какое, к черту, расслабление, когда в каких-то пятидесяти метрах за спиной тип с рожей покойника вынашивает намерение обзавестись в моем лице близнецом.
Подумал о том, что улов превзошел все мрачные ожидания. Но то, что он еще не полный, выяснил несколько позже.
Позже, чтобы хоть чем-то занять себя, оставаясь полностью скрытым тумбой, глянул в сторону подъезда. Понаблюдал за ним.
Через несколько минут увидел выходящего из парадного подростка.
Уже перевел взгляд, но тут же вернул его на пацана. Тот стоял у освещенного входа, уходить не спешил. Такое впечатление, что пребывал в нерешительности.
Воспользоваться прибором, дающим увеличение, я не мог. Было слишком много света. Но, присмотревшись, узнал в подростке Шрагину-настоящую. Лучшее, с чем она могла пожаловать ко мне, это с намерением плюнуть в лицо. Худшее — с чем-нибудь режущим или стреляющим, припрятанным в сумочке.
Криво усмехнулся. Такого в моей жизни еще не было. Возле моего дома собралась уйма людей. Все эти люди с нетерпением ожидали моего прихода. И каждый из них был моим врагом.
ГЛАВА 31
