Наталья Андреева - Браки расторгаются в аду

Анисья ушла, и мы остались вдвоем.

— Вроде бы все сходится, — повторил он. — И в то же время что-то не то. Я впервые вам посочувствовал и сам не пойму почему.

— Еще один прием? — усмехнулась я. — Теперь вы прикинетесь моим другом и станете по-дружески уговаривать меня признаться в убийстве.

— Да можете не признаваться. Против вас улик — вагон! Почему-то эта Переверзева мне неприятна, хотя я вроде бы должен сочувствовать ей, а не вам.

— Потому что она врет, а я говорю правду.

— Но улики-то против вас, Зинаида Андреевна!

— Вы мне тоже кажетесь порядочным человеком, — усмехнулась я. — Признаюсь, я думала о вас хуже. Скажите, если я найду свидетеля в свою защиту, вы мне поверите?

— Смотря что это будет за свидетель, — осторожно сказал он.

— Я признаю свою вину. Но хочу справедливости.

— Какая разница, кого вы хотели убить, мужа или его любовницу? Вы все равно планировали убийство.

— То есть от перестановки мест слагаемых статья не изменится?

— Абсолютно, — заверил он.

— Вся соль в трупе. В первом случае его нет, а во втором он есть.

— Вы это о чем?

— Мой муж жив-здоров. Следовательно, и статья другая. Я буду отрицать, что планировала его убийство. Да кто вам это сказал? Я просто хотела его развести на деньги!

— Я вижу, новые подружки вас подковали. Соседки по камере. Будете бороться за лишние пару-тройку лет свободы?

— А как же! Мне больше нравится та часть статьи Уголовного кодекса, где от четырех до восьми. И первая цифра меня привлекает гораздо больше, чем вторая. У меня еще есть шанс выйти на свободу молодой и красивой.

— Крепкие у вас нервы, Зинаида Андреевна, — уважительно сказал он. — Тогда мне придется устроить вам очную ставку с братьями Паниными. Я тоже буду бороться.

— Чтобы мне дали побольше?

— Это моя работа.

…Второй раунд я прошла чуть легче. Потому что братья вообще не помнили, как они убивали Анжелу. Не помнили, как везли ее тело в лес и закидывали ветками. Они почти ничего не помнили с того момента, как получили от меня первые деньги, аванс за похищение девушки. В тюрьме у них начался алкогольный психоз, и соображали они теперь с огромным трудом. Это была самая настоящая ломка. К тому же у обоих братьев открытые части тел, которые я видела, все были в синяках, и я гадала, сокамерники устроили им такой перформанс или служители закона постарались?

Но результат оказался налицо: Коля-и-Толя были полностью сломлены. И морально, и физически. Они могли говорить только «да» и «нет». В основном — «да».

— Вы признаетесь в том, что убили гражданку Свиридову?

— Да, — хором.

— И что приказ вам передала Переверзева?

Молчание.

— Анисья Переверзева.

— Ах, эта… Да!

— И пистолет тоже передала она?

— Да, — это Коля.

— Николай, вы мне кажетесь человеком более разумным. — «И мне тоже», — подумала я. — Объясните внятно: как это случилось?

— Да не помню я. Пили мы…

— Но что-то же вы помните?

— Вот она, — кивок в мою сторону, — позвала нас. Велела девку украсть. Денег много пообещала. Ну мы и того… этого…

— Согласились?

— Да, — хором.

— После того как вы получили от гражданки Царевой деньги, вы стали на них пить?

— Ну.

— И долго вы пили?

Пауза.

— Когда ты, Коля, приходил ко мне, ты был трезвый, — напомнила я. — Я тебе еще виски налила.

— Николай, это вы принесли в квартиру Царевой пистолет?

— Видать, я.

— Вы что, этого не помните?

— Э-э-э… Вроде как помню. С похмелья я был.

— Я дала вам небольшой аванс, — напомнила я. — Как вы умудрились пить на него почти две недели?

— Так Анисья заходила, — заморгал Коля. — Ну, когда с пистолетом. Денег еще дала.

— Я ей не приказывала, — удивилась я, — чтобы она дала вам денег. И ничего ей для вас не передавала.

— Ну, дык… она, видать, сама. Для храбрости нам чтобы.

— Но…

— Царева, помолчите. Граждане Панины, в вашем доме нашли вещи, принадлежащие гражданке Свиридовой.

— Кому?

— Анжеле. Это имя вам знакомо?

— А как же!

— Вы ее раздели до того, как убить, или после?

— Да не помним мы… Пьяные были.

— Согласно экспертизе, на одежде, найденной в вашем доме, не обнаружено пятен крови.

Они оба заморгали. Я вздохнула. Это все равно что допрашивать платяной шкаф. Шкаф, откуда в тебе вещи? И почему ты шкаф, а, скажем, не холодильник? Да откуда он знает, почему он именно шкаф?

— Кто стрелял? — задал прямой вопрос следователь.

Братья переглянулись.

— Кажись, я, — сказал Коля.

— Вы точно это помните?

— Ну, дык… все говорят.

— А сами вы не помните, как стреляли в девушку?

— Не-а…

— Сколько же вы выпили?

— Ну, литра два.

— Литра два чего?

— Водки, само собой.

— На двоих? В этот день или в совокупности?

— Чего?

— Вот сколько уже раз! — с досадой сказал следователь. — Напьются так, что себя не помнят! Просыпаются рядом с трупом и за голову хватаются. Что? Как? И — в тюрьму на пятнадцать лет. Может, Анатолий стрелял, а не вы, Николай?

Молчание. Они действительно ничего не помнили. А после того как Коля приехал от меня с деньгами, вообще вошли в штопор. В затяжное пике, во время которого их и без того неповоротливые мозги совсем отключились. Их, насколько я поняла, задержали в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения и грузили в машину, как дрова.

— Зачем же вы так пили? — спросил следователь.

— Видать, того… Девку поминали.

Точка.

Тут можно биться долго и с одинаковым результатом. Братья полностью признавали свою вину, но не помнили ничего из того, что случилось. Все решали показания Анисьи, которая как раз была трезвая. И отпечатки пальцев на оружии тоже являлись веской уликой. А еще найденные в доме у братьев женские вещи, указывающие на то, что несколько дней Анжела жила там.

— И как вас угораздило связаться с такими людьми, Зинаида Андреевна? — спросил следователь, когда братьев увели. — Вы не производите впечатления глупой дамы.

— А как же показания Анисьи? — усмехнулась я. — Она ведь сказала, что я тупая как пробка.

— Я ей не очень-то поверил. Но суд поверит. Он не будет разбираться, умная вы или нет. Важно, отдавали вы приказ о том, чтобы убить девушку, или не отдавали.

— Я такого приказа не отдавала.

— На сем и закончим. — Он развернул ко мне толстую папку. — Прочитайте и подпишите. А завтра продолжим.

— С кем мне еще предстоит очная ставка?

— Ваш супруг хочет вас видеть.

— Иван?

— Ведь он пока еще ваш супруг?

— Полагаю, теперь он точно подаст на развод. Не опасаясь больше, что я затаскаю его по судам, — горько сказала я.

— Возможно. Но перед этим он хотел бы с вами побеседовать.

— Что ж…

Утопающий хватается за соломинку. Я прекрасно знала, что не стоит ждать помощи от человека, предложившего нищенское пособие жене, с которой прожил почти четверть века. Но повторяю: утопающий хватается за соломинку.

И царица у окна села ждать его одна

Я ждала его два дня. Видать, мой Иван Иваныч собирался с духом. Не так-то просто сидеть лицом к лицу с убийцей любимой женщины, даже если эта злодейка — твоя бывшая жена, брошенная тобою и униженная. И у нее есть право мстить. Само собой, себя Иван Иваныч виноватым не считал. Конечно, это не он довел меня до такого состояния, что я решилась на отчаянный шаг: достала отрубленную кисть мулатки, которая вследствие рокового стечения обстоятельств оказалась рукой Анжелы. Я уже начала бояться, что он вообще не придет. А если придет, как мне себя вести?

— Ты поплачь перед ним, покайся, — советовали товарки. — Сердце не камень. Авось он тебе поможет. Адвоката хорошего даст.

— Да нет у него сердца!

— Все равно поплачь. Господь милосерден.

— Да не верю я в Бога! То есть знаю, что ему не до нас. Он занят мироусовершенствованием в целом. Мой плач он вряд ли услышит.

— Вон ты какая…

— Уж какая есть. Да муж, похоже, и не придет.

Он все-таки пришел. Уж не знаю, как Иван Иваныч этого добился, но в комнате для свиданий мы были одни. Разговор состоялся с глазу на глаз. Сначала мы просто молчали. Первая фраза, которую он сказал, была:

— Не ожидал от тебя, Зинаида.

Я чуть было не огрызнулась по привычке: «А чего ты ждал? Что я утрусь и отползу в пещеру, в убитую однушку в глубокой провинции, дожидаться своего конца, жуя сухари и запивая их морковным чаем? И буду утешаться старыми фото, вздыхая о былом величии. Об этом ты мечтал? Извини, что я тебя разочаровала».

Именно эта фраза вертелась у меня на языке: «Извини, что я тебя разочаровала». Но я сдержалась, сказала смиренно: