Наталья Андреева - Браки расторгаются в аду
Мне стало понятно, насколько все серьезно.
Вот почему Анисья вела себя со мной так нагло и задавала странные вопросы. Она была уверена: я у нее в руках. Не предполагала только, что так быстро найдут тело.
Визит Коли мне теперь тоже стал понятен. Он изо всех сил намекал, что надо бы прибавить денег. Похищение это одно, а заказное убийство совсем другое. И это Коля, не кто иной, подбросил мне пистолет! Больше некому! А точнее, Коля оставил мне его на хранение. И он хотел об этом сказать, но пришел Иван Иваныч. Я выставила Колю за дверь и запретила ему звонить мне и приходить. Он получил от меня десять тысяч рублей и крепко запил на пару со своим братом. Разумеется, и убийство Анжелы, и оставленный в моей квартире пистолет тут же были забыты. На десять тысяч можно пить беспробудно, и не один день. Братья так и сделали.
Вот оно, дерьмо! Какая же я дура! Я ведь знала, что Коля-и-Толя способны завалить любое дело! Потому что это Двое из ларца! Что касается Анисьи, то она просто глупая деревенская баба!
— Поторопитесь, — недовольно сказал следователь, заглянув в спальню, где я одевалась.
— Куда? — усмехнулась я. — В тюрьму?
— Вы сами во всем виноваты.
И в этом он был прав. Вольно или невольно, я стала причиной смерти беременной женщины. И этого я себе простить не могла. Я так и сказала:
— Мне жаль.
— Жаль чего? — подозрительно спросил он.
— Что невольно я стала причиной смерти Анжелы и ее ребенка.
— Если вас это успокоит, она не была беременна. Это ошибка. Она либо намеренно обманула своего покровителя, либо и в самом деле думала, что забеременела. Но вскрытие показало, что это не так.
И тут до меня наконец дошло! Совсем обезумела от страха! Долго догоняю! Патологоанатом-то меня не обманул! Хоть кто-то оказался порядочным! Он просто сдал меня полиции, когда узнал, что я заказчица убийства. Но разве можно его в этом упрекнуть? Итак, абстрактная мулатка, руку которой я добывала с таким трудом, оказалась Анжелой! Ирония судьбы! Я расхохоталась.
— А я вас было пожалел, — разозлился следователь. — А вы… Как это цинично и жестоко! Даже если не было никакого ребенка. Вы приказали убить ее из-за денег. Чтобы и дальше жить в сытости и безделье.
— Извините, — я нервно хихикнула. — Я вовсе не о том. Меня обманули. То есть я сама обманулась. Это какой-то театр абсурда. В самом деле, откуда в лесу могло взяться тело мулатки? Понятно, что это моя мулатка. То есть мулатка моего мужа. Я — полная идиотка!
— Вы готовы? Тогда идемте!
И я шагнула в новую жизнь.
Как ты смела обмануть меня?!
Сразу скажу, тюрьма не лучшее место, чтобы ее описывать, поэтому воздержусь. Достопримечательностей здесь немного, и все они не идут ни в какое сравнение с апартаментами Лувра, где мне дважды удалось побывать. Даже с инсталляциями или с перформансами, на которые нынче мода. Эти я бы с огромным моим удовольствием описала, чтобы доставить читателям эстетическое наслаждение. А вот интерьер моего нового места жительства, право слово, того не заслуживает. Хотя мне сразу намекнули, что за деньги можно устроиться и получше. А за большие деньги так и вовсе хорошо. Я обещала подумать.
Сокамерницы попытались сделать перформанс из моего появления в их скромной обители, но статья у меня серьезная, а характер, как вы уже поняли, не подарок. К тому же я неплохой рассказчик. Как только я поведала, «кто и за что», все женщины мигом приняли мою сторону и стали мне сочувствовать. Они так сочувствовали, что, право слово, я и сама начала себя жалеть. Кого, скажите, не бросали мужики? А тут — мулатка! На сорок пять лет моложе мужа! Вердикт моих товарок был однозначен:
— Сволочь!
— Русских им мало, этим богатым козлам!
— Жалко, что он не помер!
Это об Иван Иваныче. И масса эпитетов, которые я здесь приводить не буду. Потому что все они не выдержат никакой цензуры.
— И правильно сделала! Жаль только, что тебя подельница сдала! Вам бы заранее договориться…
Так мы договаривались. Кто ж знал, что ее столь быстро найдут?
Мне мигом принялись давать советы. Главная проблема: признаваться или нет? А если признаваться, то в чем? А в чем ни за какие коврижки не признаваться?
Слишком уж много против меня было улик. Но убивать Анжелу я не хотела. Какое-то время меня мучила совесть. Как ни крути, а по моей вине погибло хоть и бесполезное, но живое существо. Я готова была уйти в монастырь, чтобы всю оставшуюся жизнь замаливать этот грех, да кто ж меня туда отпустит из тюрьмы? Если бы существовала такая мера наказания, монастырей у нас сейчас стало бы больше, чем гипермаркетов. Потому что кто без греха? Меня так и раздирало покаяться.
— Ага! — сказала одна из моих сокамерниц, самая, видать, опытная. — Они лишь того и ждут! Как только признаешься, навешают на тебя всех собак.
— Да каких еще собак на меня можно навесить?
— Узнаешь, — загадочно усмехнулась она.
Потом у меня появилась мысль покончить с собой и тем самых искупить вину перед Анжелой. Но сокамерницы за мной следили день и ночь. Видимо, по моему лицу догадались, что жить я не хочу.
— Выбрось эту мысль из головы, — убеждали меня всем миром. — Ее все равно не вернешь. Надо бороться за себя.
В общем, убедили. На первом допросе я более или менее держалась.
— По-человечески я вас понимаю, Зинаида Андреевна, — ласково заговорил со мной следователь. — Понимаю, обидно быть брошенной после того, как было все, — роскошная жизнь, меха, драгоценности, э-э-э… — На этом, видимо, его фантазия иссякла. Он с досадой замолчал. А после паузы сказал: — Это был жест отчаяния, признайтесь.
— Я не отдавала распоряжения ее убивать, — пошевелила я пересохшими губами.
— Водички? — заботливо спросил он.
— Да, пожалуйста.
Какое-то время я пила воду, а он сочувственно на меня смотрел. Я понимала, что это прием такой, и все оглядывалась по сторонам: а где же злой следователь?
— Что с вами? — удивился он.
— Я ищу: где злой следователь? Где вы его спрятали? В шкафу? Под столом?
— Я могу быть и злым, — намекнул он. — Против вас столько улик, гражданка Царева, все ваши сообщники признались, а вы вот не хотите.
— Я признаюсь в том, что организовала ее похищение.
— Ага! — обрадовался он. — Лед, как говорится, тронулся! Как, когда, при каких обстоятельствах эта мысль пришла вам в голову? — Он деловито принялся записывать. Хотя я говорила на видеокамеру, чего тут писать? Но надо же ему было чем-то заняться. Ему, похоже, не нравилось просто меня разглядывать. Я в который уже раз пожалела, что потеряла свою привлекательность в глазах мужчин. Вот бы она где мне пригодилась!
— Продолжайте, — сказал он, когда я замолчала.
— А все.
— Нет, не все, Зинаида Андреевна, — все так же мягко сказал он. — Дальше начинается самое интересное. Ведь потом вы приказали ее убить.
— Вы бы лучше выяснили, почему она притворялась беременной! Вдруг не все так просто?
— Ваш э-э-э… супруг сказал, что у нее была задержка. И тест на беременность положительный. Но к врачу она не обращалась, не успела. Выходит, это оказалась ложная беременность.
— Или ложный тест, — уверенно заявила я. — Который она ему подсунула. И надо выяснить, с какой целью?
— Это уже не имеет значения, — сердито сказал он. — Беременная или не беременная, она мертва. И вам не удастся доказать, что это был несчастный случай, — ехидно добавил он. — Она не с лестницы упала и не грибков ядовитых покушала, ее застрелили. Из пистолета, который нашли в вашей квартире.
— На нем что, мои отпечатки пальцев?
— Нет. Гражданки Переверзевой и Николая Панина. Правда, несколько размытые, но тем не менее. Мы их идентифицировали.
— Вот видите: я в нее не стреляла.
— А вы, Зинаида Андреевна, заказчик преступления. И я вижу, что вам необходима очная ставка с гражданкой Переверзевой.
— Скажите, а мой муж знает?
— О чем именно?
— О том, что Анжела умерла?
— Разумеется, — кивнул он.
— А о том, что это я… Ну, что меня подозревают?
— Он в курсе, — сухо сказал следователь.
— И… — я сглотнула. — Как он прореагировал?
— Я его об этом не спрашивал.
— Понятно. Я буду все отрицать.
— Как? — ужаснулся он. — И организацию похищения?
— Я… мне надо подумать.
Думать долго не пришлось. На следующий день мне устроили очную ставку с Анисьей. Ее, как выяснилось, до суда оставили на свободе под подписку о невыезде. Это было несправедливо. По сути, Анжелу убила она. Она меня не так поняла. Но прокурор счел иначе. Братьев засадили в СИЗО, меня тоже, а вот Анисью трогать не стали. Ее чистосердечное признание сыграло в этом не последнюю роль.
Когда она вошла, я ее, признаться, едва узнала. И подумала: все-таки она гениальная актриса! Я видела ее всякой — и в роли прислуги, подобострастной и до тошноты заботливой, и в роли барыни, одетой в модное платье, со вкусом поедающей осетрину, и в роли своей подружки, фамильярной и даже наглой. И вот теперь я увидела ее в роли жертвы, то есть несчастной женщины, которая сама не ведает, что натворила по воле своей злой госпожи. Злая госпожа, как вы уже поняли, это я. Чудовище просто.
