Лариса Соболева - Петля Афродиты
Тем временем Богдан Петрович наблюдал за обеими сторонами. Во-первых, его поразили люди, которых он знал почти всю сознательную жизнь. Члены Валеркиного семейства никак не отреагировали, что их муж-отец имел даму сердца на стороне, которую (какой пассаж!) банально зарезали. Даже Нюша! Он недоумевал, однако поразмышлять по поводу данного факта еще успеет. А вот следователь весьма занятная фигура – комичная и зловещая одновременно, словно соскочил с экрана во время демонстрации третьесортной кинокомедии, которая неожиданно заканчивается в жанре ужасов. Комиссаров тоже надзирал за семейством, но просчитать, что он выкинет в следующий миг и какова будет его реакция, не представлялось возможным. Это во-вторых. А в-третьих, еще в квартире Инны Болотов просил не афишировать его отношения с девушкой хотя бы некоторое время, но вурдалак Комиссаров поступил наоборот. Вот зачем он это сделал? Провоцировал на что-то?
Насладившись паузой – без сомнения, Комиссаров извлек из нее некую информацию, – он продолжил пытку хозяев, заглядывая в блокнот, когда нужно было произнести имя:
– Надежда Алексеевна, вы знали об изменах вашего мужа?
– Нет, – уверенно и мрачно сказала она.
– А что же такая реакция? – Комиссаров поднял плечи, хмыкнул, создавая впечатление абсолютного непонимания. – Вернее, полное отсутствие реакции. Вы даже не удивились.
– По-вашему, я должна упасть на паркет и кататься по нему в истерике? Может, мне поколотить мужа? Сейчас приступать или можно после вашего ухода?
Мысленно Богдан Петрович ей аплодировал, Нюша обнаружила такую мощную выдержку, перед которой меркнут все страсти человеческие. А следователь прицепился к Марьяне:
– Вы тоже, девушка, не в курсе, кто такая Инна Лопатина и кем она являлась вашему отцу?
– Почему же, помню, – не отрицала Марьяна, взяв высокомерный тон, чего делать не следовало. – Мы учились в универе, только на разных факультетах. Но не виделись давно… много лет…
– Простите, – перебил Комиссаров, – кажется, кого-то не хватает…
Он стал сверять свой список в блокноте с лицами перед собой, Богдан Петрович подсказал:
– Нет младшего сына, Артема. Видимо, в пробке застрял.
– А вы почему здесь?
– Потому что по факту я член семьи. Мы с Валерием Витальевичем дружим с детского сада, поэтому я могу быть вам очень полезен. К тому же я знаю анатомию.
Комиссаров оценил юмор, он рассмеялся, и довольно-таки заразительно, но не воспользовался добровольной полезностью друга Болотова, а вычитал в блокноте:
– Вера Ефимовна…
– Она в тяжелом состоянии после инсульта, – поставила его в известность Надежда Алексеевна.
Следователь закрыл блокнот и вернулся к Марьяне:
– Ну и?
– Что? – не поняла та.
– Про папины отношения с Лопатиной, – напомнил следователь.
– Вот вы про них и расскажите, раз вам известно.
Выкрутилась. И отвернулась от него, скрестив на груди руки, однозначно давая понять: отстань. Когда он перевел взгляд на Константина, тот решил обойтись без наводящих вопросов, тем более что ничего нового от Комиссарова не услышал бы:
– Да. Знал. Дело было давнее, меня познакомила с Лопатиной Марьяна, мы пару раз сходили в бар, один раз переспали. Все.
На словах сына «переспали» Валерий Витальевич повернулся к нему, слегка отклонившись в сторону, как от чумного. И глаза стали у папы круглые-круглые. Реакция любимой жены на откровенное недоумение мужа не заставило себя ждать – она расхохоталась в голос, запрокинув назад голову, потом упала грудью на свои колени и со стоном выдохнула, качая головой. В этой позе и осталась, видимо, больше не желала никого видеть.
На протяжении опроса Комиссаров бесстрастно слушал каждого, кто отвечал ему. Но Богдан Петрович недаром изучал психологию (да и психиатрию, ему ведь приходится иметь дело с разными детьми, как и с их родителями), а посему ловил малейшие изменения мышц на лице следователя. И руки. Руки кое-что могут рассказать, это же зеркало слабостей человеческих.
– А теперь припомните, господа, – говорил Комиссаров, потирая кончики пальцев, – что вы… каждый в отдельности… делали на момент убийства Лопатиной примерно с девяти до одиннадцати вечера. Вы тоже, – сказал он Богдаше. – Раз вы член семьи.
– То есть мы должны предоставить вам свое алиби? – уточнил Богдан Петрович по-деловому, ничуть не ужаснувшись подозрениям следователя.
– Обязаны.
– Вы что же, кого-то из нас подозреваете? – завелся Болотов. Безумно тяжело дался ему этот вечер, нервы не выдерживали, он начал срываться.
– А почему я должен исключить вас из подозреваемых? – разыграл удивление Комиссаров.
И снова заулыбался! Как будто он уже определился с убийцей и теперь будет только выжидать удобного часа, чтобы надеть наручники.
– Потому что это чушь! – еле сдерживаясь, процедил Болотов.
– Неужели? – ухмыльнулся Комиссаров. – Буду рад, если это так. Завтра, будьте так добры, в десять утра предоставьте мне ваши алиби. Коллективное, мол, вы все видели друг друга в этой квартире, не принимаются.
– Позвольте, – подал голос Богдан Петрович, – это время, когда многие люди спят, я вам как врач говорю…
Однако господин следователь непрошибаем:
– Кто спал, пусть это докажет!
Какая прелесть! Богдан Петрович затрясся в беззвучном хохоте, стоило ему представить, как спящий доказывает, что он проходит третью стадию сна или четвертую. Картинка получилась жутко смешная.
– И особенно вы… – Комиссаров указал пальцем на Болотова, – позаботьтесь о вашем алиби.
– Я?! – возмутился тот. – Я вызвал полицию, когда обнаружил… Инну.
– Не имеет значения. Вы могли убить ее в ночь с воскресенья на понедельник, а вечером в понедельник специально приехать, чтобы вызвать полицию. Но это я так, рассуждаю…
– Да вы… Да вы… Черт… А мотив? У меня нет мотива.
– Есть, – добил Болотова следователь и, довольный произведенным впечатлением, повторил: – Есть, есть. Вы поселили Лопатину в прекрасной квартире в центре города, мало того, эта квартира куплена вами на ее имя. Вы щедро обеспечивали капризы девушки, но в ваши планы не входила ее беременность.
– Что?! – наконец выпрямилась Надежда Алексеевна.
– Лопатина была беременной, – ответил ей Комиссаров, после вернулся к ее мужу: – На четвертом месяце, так? Что, если вы не хотели, чтобы ваша семья об этом узнала и…
– Да я сам не знал! – заорал Болотов. – От вас впервые услышал.
Богдаша закатил глаза к потолку, поражаясь идиотизму друга! Вместо того чтоб отрицать очевидное, как делают нормальные мужики, даже застигнутые в кровати с любовницей(!), и получить время, дабы утрясти отношения с женой, он продал себя с потрохами. Да клянись, божись, негодуй… это же элементарно! Время – вот что нужно выиграть. М-да, эмоции нередко подводили Болотова, с другой стороны, он умел быстро брать себя в руки, но, видимо, не в этих удручающих обстоятельствах.
А Комиссарова не интересовали вопли взбешенного хозяина, его привлекли родные уважаемого бизнесмена, общественного деятеля, благотворителя и незадачливого любовника. Лев Демидович буквально въедался в ошеломленные физиономии родственников, безусловно, новость про беременность убитой никому не доставила радости. Зато подвигла следователя на выводы. Но он припас для них, самодовольных и, в сущности, недалеких людей в его понимании, еще одну бомбочку:
– У вас у всех есть мотив.
Следователь сказал фразу, выделяя слова паузами, чтобы те застряли в головах и в дальнейшем напоминали: он знает про них гораздо больше, чем они себе представляют. И наступила тишина. Казалось, присутствующие в гостиной перестали дышать. Мотив! У них! Жуткие слова следователя не доходили до сознания, лишь интуиция подавала сигнал тревоги, бросая в топку ужаса новые страхи. В этой мертвой тишине Комиссаров произнес уже другим тоном – добродушным и даже в какой-то степени стеснительным:
– Завтра в десять. Кстати, младшему сыну не забудьте сказать. До свидания, господа.
Что должны чувствовать люди, когда уходит крайне неприятный человек, принесший в дом тревогу и страх? Облегчение, некоторую радость, что избавились от него, усталость? Во всяком случае, хоть немного расслабиться должны точно и, конечно же, дать волю чувствам. После такого-то! Как тут не побраниться? Этого не произошло. Кроме друга Богдана, остальные мумифицировались, наверное, раздумывали, как им реагировать на известия, а главный виновник наверняка готовил оправдательную речь. Первым очнулся Константин:
– Я не понял, чего он от нас хотел своим визитом добиться?
– Чтоб все перегрызлись, – сделал вывод Болотов.
Может, Константину и было что сказать (папе, разумеется), да он не рискнул, а извинился и ушел. Марьяна переводила взгляд с отца на мать, ожидая чего-то невероятного, друг семьи ей сделал знак, мол, иди отсюда и ты. С неохотой она вышла, вскоре хлопнула входная дверь. Богдан Петрович отметил про себя, что дети приняли правильное решение, сбежав из дома. Прошло еще немного времени, прежде чем Надюша подала голос, притом не глядя на мужа:
