Лотос, рожденный в грязи - Марина Крамер
– Да чего бежать-то? Куда убежишь теперь… Да и барышня с вами… суровая… до сих пор спина ноет и рука в локте.
– Вот и об этом, кстати, можем подробно поговорить, – метнув в жену недобрый взгляд, сказал Кущин, открывая дверь машины.
Тина по понятным причинам не особенно хотела обсуждать процесс знакомства с Геннадием и надеялась, что за едой Добрыня забудет об этом. Однако, взглянув на него исподтишка, она поняла, что ошиблась, и Вовчик, пусть, может, и не за столом, но дома точно устроит ей допрос с пристрастием. Он очень не любил, когда жена доводила ситуацию до необходимости применения специальных навыков или – что вообще не дай бог – оружия, которое у них, конечно, имелось. Тина и сама этого не любила, предпочитая все-таки разговоры, однако не всякий раз это работало. Вот и сегодня, возможно, диалога с Геннадием не сложилось бы, раз уж он вынул нож, а в такой ситуации всегда лучше нанести удар первой, чем обороняться.
Выбрав столик в самом дальнем углу, Вовчик кивнул Ивановскому, указывая место у стены, сам сел рядом, заблокировав ему возможность выйти. Тина устроилась напротив, взяла меню. Есть она не хотела, а вот от чая не отказалась бы, в горле постоянно пересыхало.
– Ты, Гена, не стесняйся, заказывай, – предложил Кущин, подсовывая тому меню под локоть. – Я угощаю. И давай по пивку, что ли?
– Так это, начальник… ты ж за рулем вроде, – с беспокойством в голосе произнес Геннадий.
– Так мы вон барышню за руль посадим, она все равно только чай пьет. Да не дрейфь, у нее права профессиональные, – толкнув Ивановского локтем в бок, хохотнул Добрыня. – В общем, договорились, по пивку, тут хорошее.
Заказ принесли быстро, посетителей в кафе почти не было. Тина старалась не смотреть на Геннадия, чтобы не смущать его: было видно, что человек голоден, давно не ел нормальной еды, но ему неловко глотать, не прожевывая.
«Не все человеческое растерял еще, это хорошо, – думала она, рассматривая распускающийся в чайнике перед ней цветок. – Есть шанс, что не все потеряно, можно наладить жизнь. Главное, чтоб желание было…»
Добрыня тоже был голоден, но это Тину не удивило – мужа можно было поднять с кровати или оторвать от просмотра футбольного матча простой фразой: «Ты есть будешь?» – и не важно, что за час до этого Вовчик мог умять штук сорок пельменей, например.
Глядя на то, как Ивановский быстро орудует ложкой, склонившись над столом, Тина испытала что-то похожее на жалость. Она уже забыла, что несколько часов назад запросто могла получить нож в бок из вот этой руки, сжимающей ложку, ей все больше становилось жаль этого несчастного мужика, которого уже довольно сильно побила жизнь.
– Слушайте, Гена, ну а все-таки, если мы вас на работу устроим? – спросила она, и Ивановский, на секунду перестав есть, кивнул:
– Не врете если, так я согласен. А то баба эта тоже работу обещала, а повернулось все вон как – чуть опять на нары не угодил.
– А вот про обещанную бабой работу расскажи подробнее, – попросил Вовчик, отхлебывая пиво. – Что-то же тебе сказали, как-то объяснили, чем будешь заниматься?
Ивановский отодвинул пустую тарелку и тоже взял бокал с пивом, сделал глоток и зажмурился:
– Эх… самое вкусное пиво было в ларьке за моим домом в Кемерово… Такая разливуха – закачаешься. И, что характерно, не разбавляли его никогда, там за такое и убить могли. Идешь с работы, берешь пару кружек… эх…
– Гена, а давай не про пиво, – нахмурился Вовчик, и Ивановский закивал:
– Я понял, начальник, не про пиво… это так… ностальгия. Работу, говоришь, какую обещали? Вахтой на прииск золотой.
– На прииск? – напряглась Тина, и Ивановский повернулся к ней:
– Ну да. Прииск где-то в тайге, туда отвозят, там живешь полгода, работаешь… потом обратно сюда, а захочешь – можно снова ехать.
– Примерно хоть место называли? Город, поселок – что-то же там должно быть, раз есть прииск?
Ивановский замялся, было видно, что об этом говорить он не хочет или побаивается, и Добрыня, положив руку ему на плечо, внушительно пообещал:
– Гена, ты говори все как есть. Я тебя в обиду не дам, обещаю. Сказали же – на работу устроим, паспорт поможем получить, жилье тоже будет. Но помоги нам.
– Да не пойму я, вам зачем это?
– Значит, надо. Так что?
– Понимаешь, начальник… прииск этот… ну, как сказать…
– Да ясно, не официальный, не государственный, – помог Вовчик. – Кто-то жилу нашел, кустарно разрабатывает, да? Немножко противозаконно.
– Ну, типа того… но бабки хорошие обещали.
– Еще бы! Только вот, скорее всего, ты их не увидел бы, Гена. Что-то мне подсказывает, что с этого прииска еще никто не возвращался.
В глазах Ивановского застыло непонимание. Видимо, Лариса была так убедительна, что ему и в голову не пришло сомневаться в ее словах, а теперь до него начало доходить и то, что сказал Добрыня.
– Погоди, начальник… – не совсем уверенно начал он. – Ты порожняк-то не толкай…
– Я тебя умоляю! – рассмеялся Вовчик, отставляя наполовину пустой бокал. – Мне зачем надо? Только вот кинуть тебя собирались, Гена, и не на бабки даже – на жизнь твою драгоценную. Сам подумай – ну вот кому ты нужен, чтоб еще и платить тебе? Сгинешь в тайге – кто-то станет искать? Сам ведь говоришь, никого нет, мать померла, жениться не успел. Ну и кому ты сдался? Прикопали бы там же, в отработке, и все.
Тина поразилась, с какой уверенностью муж на ходу лепил легенду – на лице Вовчика была такая убежденность в собственных словах, что даже она на секунду поверила в их правдивость. На самом деле Добрыня вполне мог оказаться и прав, потому выглядело все правдоподобно, и Гена испугался:
– А ведь верно… ах ты ж сука… Начальник, я все расскажу, ты только потом обещание сдержи, ладно? Я работать хорошо буду, я умею! Только сделай так, чтобы меня апостол не нашел.
«О-па! – насторожилась Володина. – А это еще что такое? Речь вроде про прииск, ничего божественного, откуда апостол взялся?»
– Апостол? – переспросила она. – Какой апостол?
– Ну так тот, что за всеми приглядывает.
– Откуда приглядывает?
– А я знаю? Только Лариска сказала – апостол вмиг найдет и накажет.
