Иллюзия - Максим Шаттам
– В итоге твоя история мне понравилась, только и всего…
– То, что я тебе сказала, – правда, – добавила Лили, вновь становясь серьезной. – Клянусь.
– А как же…
– Я не шучу, это правда. Можешь проверить.
Юго не знал, стоит ли ему полагаться на ее слово, или она снова пытается его надуть.
– Прости, – искренне извинилась она, – я не хотела тебя обидеть.
Он понял, что ведет себя как обидчивый мальчишка, и ему стало неловко:
– Ну и в какой же момент ты перестала вешать мне лапшу на уши?
В полумраке она покачала головой:
– Я же сказала: это чистая правда. Даже его исчезновение.
– Страфа взял и испарился прямо со сцены? – скептически уточнил Юго.
– Нет, он завершил свои последние гастроли, а потом объявил, что уходит на покой и больше никто никогда его не увидит. Никаких объяснений, только пресс-релиз, а на следующий день никто уже не знал, где он и почему все бросил. Все было кончено.
Юго все еще сомневался. Теперь ему было трудно поверить в эту запутанную историю о гениальном фокуснике, который сеял ужас среди зрителей, а потом внезапно отказался от блистательной карьеры, чтобы до конца своих дней спрятаться в Альпах.
– Но почему именно горнолыжный курорт? – спросил он, как бы проверяя Лили. – Если бы он хотел тишины и покоя, то выбрал бы уединенное шале, вдали от всего.
Лили повернулась в сторону поместья в лесу над Валь-Карьосом, которое выдавали только огни в темноте.
– Так ведь именно так он и поступил. Земли вокруг принадлежали ему, бизнес, вероятно, все это время обеспечивал безбедное существование, не требуя от него никаких усилий. Там, наверху, он живет в полном покое. Туристы, которые уже много лет приезжают сюда, не имеют ни малейшего представления о том, кто живет в усадьбе; впрочем, им все равно, лишь бы кататься за приемлемые деньги, в семейной обстановке и без толчеи. Страфа обрел полный душевный покой, а курорт финансирует его затворническую жизнь.
Но не слишком щедро, подумал Юго, вспомнив, что ремонт Б/У приостановлен из-за отсутствия средств. Если Страфа вложил все свое состояние в его приобретение, а потом отказался от партнерства, от права обратного выкупа или права вступать в объединения, чтобы иметь доступ к средствам, требуемым для модернизации Валь-Карьоса, то, видимо, лишь ради того, чтобы сохранить анонимность.
Вдруг ему в голову пришла другая мысль…
– Но если курорт так и не был обустроен, чтобы принимать людей летом, то дело не только в бабках? Значит, это он так хочет.
Лили в недоумении развела руками:
– Так говорят или, по крайней мере, думают старожилы. Поступлений от зимнего сезона хватает, чтобы оплачивать счета, а у Страфа никогда не было ни малейших амбиций в отношении Валь-Карьоса – это только средство к существованию.
Юго уловил нотку горечи в ее голосе.
– И вы вините его за это?
– Не думаю, что мы имеем право.
– Но, действуя таким образом, он думает только о себе. Будущее курорта его не волнует, он ничего не планирует, а поскольку он уже немолод… Что станет с Валь-Карьосом, когда он умрет?
Лили кивнула, соглашаясь:
– Ты все подытожил.
– Эгоистичный ублюдок.
Лили повернулась к нему:
– Насколько мне известно, он никому ничего не обещал. Все это делается только для того, чтобы обеспечить ему существование. Наша работа и эти бараки не рассчитаны на то, чтобы пережить его.
– Это то, чего он хочет? После меня хоть потоп?
– По крайней мере, так он себя ведет. А сейчас стало еще хуже…
Юго не сводил взгляда с едва различимых в ночи очертаний поместья. Огромные окна по-прежнему излучали яркий свет, Юго предположил, что это гостиная, по-видимому такая же огромная, как вестибюль многоквартирного дома. А хаотичное движение внутри наводило на мысль о чьем-то присутствии.
Юго никак не решался рассказать Лили про свою мрачную находку на плато. Ему полегчало бы – ведь, если поделиться тайной, она станет не такой странной. Но он сдержался. Говорить не хотелось. Ему нужно было почувствовать себя увереннее в общении с девушкой, и он предпочел вернуться к занимавшей их теме:
– Страфа так и не объяснил, почему он тогда покинул сцену?
– Нет. Как не объяснил и то, почему больше не спускается сюда. Страфа – человек-загадка.
– Сколько времени вы его уже не видели?
– За три года я встретила его только один раз, вскоре после приезда.
– Как он выглядит?
Лили задумалась, тщательно подбирая слова.
– Как если бы ты вставил мощный современный прожектор в очень старый маяк. Оболочка изношенная, но есть в нем что-то впечатляющее, особенно это чувствуется в его взгляде. Я никогда не забуду выражения его глаз. Они как будто входят в тебя и… – Она замялась. – В каком-то смысле мне кажется, что они теперь там и останутся навсегда.
Она постучала указательным пальцем по виску.
– Очень яркое воспоминание, – добавила она.
Через мгновение Лили положила руку Юго на плечо:
– Это ни для кого не секрет, но я была бы благодарна, если бы ты не обсуждал с остальными то, что узнал.
– А что, разве не все в курсе о существовании Страфа?
– Новички, конечно, нет, а что касается Армана и Поло, то, честно говоря, поручиться не могу. Они уже очень давно приезжают сюда каждое лето или почти каждое, и вполне возможно, что как-то вечерком, в подпитии, старина Макс о чем-то проболтался… Но что касается Деприжана и его секретарши Адель или Симоны, то для них курорт – это все, они здесь уже давно, а Страфа – довольно щекотливая тема.
– Они любят друг друга?
И снова Лили тщательно обдумала свой ответ:
– Как пара со стажем, они скорее любят друг друга, чем ненавидят, но оба эти чувства, вероятно, сосуществуют. Все постоянно меняется, и даже у них уже нет права на посещение поместья. Мне кажется, вот уже лет десять, как Страфа все больше и больше замыкается в себе. Сегодня он уже стал настоящим призраком.
Юго посмотрел на россыпь звезд над головой, затем на очертания поместья. Их окружали огни прошлого. Ничто вокруг не было ни настоящим, ни сиюминутным. Он снова разглядел в поместье окруженный дрожащим ореолом света смутный силуэт.
– Призрак наблюдает за нами, – произнес он странно растерянным голосом.
11
Воскресенье было общим выходным. Юго подумал, что не успел он приехать, как уже получил день отдыха, и это оказалось спасительным для его организма. Он не знал, сможет ли вскарабкаться на плато и еще раз поднять эту чертову бензопилу, или какая-то часть его тела просто
