Галина Романова - Не доставайся никому!
Она тут же поняла, о какой машине речь. Училась помаленьку понимать его и перестраиваться на ходу.
– В полиции ее даже и не ищут, – с горечью поддакнула она. – Там вообще посоветовали мне не уподобляться сумасшедшим одиноким старухам.
– Это они про тетю Шуру?! – вытаращился Андрюшка и замотал возмущенно лохматой головой. – Ваще, блин! Какая же она старуха? Она хорошая тетка была, добрая. Мне всегда мороженое покупала и сок, когда я у нее рубли просил. Денег, говорит, не дам, а вот мороженое – пожалуйста.
– Хорошая, – кивнула Алиса. – Только слушать там никто ничего не желает про нее.
– А про тебя? – напрягся Петр Иванович, забыв сжевать очередной колбасный круг.
– И про меня никто ничего слушать не хочет. Говорят…
Она стыдливо умолкла и какое-то время рисовала пальчиком на ладони замысловатые узоры. Рассказывать про подозрения Савосина в адрес Петра Ивановича было неловко. Кто знает, как он это воспримет. Возьмет и обидится насмерть. А она-то тут при чем? Это все Савосин.
Она исподлобья смотрела на этих таких разных мужчин, старательно освобождающих тарелку от нарезанной колбасы. О ней они будто и забыли совсем. Обменивались какими-то ничего не значащими фразами, с шумом тянули чай из чашек, жевали, посмеивались чему-то. Милым и повседневным казался бы их уют, кабы один из них не был уголовником с богатейшим, почти непрерывным стажем, а второй беспризорником.
У них ведь все другое, господи, все отличное от ее: и радости, и понимание правды, и уют тот же, чего уж там. Им вон и на табуретке, накрытой газеткой, кушалось сладко. И разговоры говорились, и смех не смолкал. А она бы смогла так? Смогла бы, невзирая на скудную, невзрачную жизнь, радоваться ей день за днем?
Алиса оглядела тесную комнатку, разделенную шкафом.
Гардероб с покосившимися дверцами, диван с обтрепавшейся обивкой, табуретка, за шкафом угадывалась плитка, торчал угол накрытого клеенкой стола и ножка еще одной табуретки. На полу хоть и не новая, но чисто выметенная ковровая дорожка. Интересно, хватает ее нареченному отцу этого всего или простора хочется? Комната без окон совсем, как камера тюремная. Разница лишь в том, что дверь тут он сам, по своему желанию открывает, а не ждет, пока охранник ключами загромыхает.
– Значит, Шурку твою они в дуры записали. Машину если сразу не нашли, то теперь уж и не найдут, – снова совсем неожиданно стал подводить итог минувшего дня Петр Иванович, с шумом втянув в себя остатки чая. – Тебе посоветовали с нее пример не брать. И убийц не покрывать, так? Чего покраснела-то? Думаешь, не сообразил, чего тебе там наговорили про меня? Не дурак я, Лисочка. Я эту свору смолоду знаю. И мысли их читать научился. И посему… Искать ту падлу они не станут, век свободы не видать. И я бы не стал, если бы был уверен в том, что эта гадина на тебя снова с заточкой не полезет. Зачем-то ведь полез, а? Зачем? Ты ему долг чести не вернула? Это все бред. Слышь, Лисочка, а Шурка твоя, Андрюшка говорит, все с какой-то газеткой по двору моталась. Что за газетка-то? Говорят, и к ментам вроде с ней таскалась? Что там пишут-то, в газетке той?
Алиса вздохнула.
Надо либо рассказывать, либо уходить отсюда. Сидеть и молчать с красным и глупым лицом было неловко, это и Андрей понимал, не смотри, что ребенок.
– Александра считала, что в одной квартире в доме напротив скрывается… – она пошарила в мыслях, пытаясь подобрать слово поудачнее, но ничего не вышло. И она произнесла нехотя: – Банда.
– Чего?! – Лица мальчика и мужчины вытянулись. – Банда?!
– Ну да, – она пожала плечами. – Говорила, что там будто одна женщина живет и трое мужчин, что добро они какое-то там вечно перетряхивают. То по стульям вешают, то на балконе рассматривают. Будто украшения какие-то на подоконнике раскладывают.
– Ага, – досадливо крякнул Аристов и быстро переглянулся с Андрюшкой. – А оружием они там не бряцали? Может, она видела, как пушку в дом закатывали через подъезд? Ох, и дура твоя Шурка покойная, Лисочка. Ты уж прости старика, но дура она была! Языком трепала направо и налево, вот и влипла. Что хоть за квартира-то?
Алиса попыталась вспомнить, но тут же поняла, что Александра ни разу не сказала ей, за чьими окнами она регулярно наблюдает. Может, и говорила, да не запомнила Алиса. И Сашка, когда сегодня лез к ней обниматься, что-то такое говорил про ту самую квартиру и про семью вполне приличную и работящую, но адреса тоже не озвучил. Алиса, если честно, и не удосужилась спросить.
– А я не знаю, – растерянно посмотрела она на обоих. – Знаю, что она наблюдала из своих окон за ними, но ни номера квартиры, ни даже этажа не знаю! Подъезд, кажется, крайний. И Сашка тоже…
– Что Сашка? – Аристов мгновенно ощетинил затылок и оскалился, как вождь волчьей стаи. – Что он?
И снова пришлось откровенничать. Пропустила лишь то место, когда Сашка полез к ее щекам своим горячим влажным ртом и про замужество снова напомнил. Но все остальное пересказала, как на пятерку. Даже про Марию Ивановну не поленилась, доложила. Как та с трясущейся головой напротив зятя сидела и уговаривала его Светку простить.
– Итак, стало быть, муж, жена и двое взрослых сыновей, – подытожил Петр Иванович и сграбастал в горсть небритый в три складки подбородок. – Это уже неплохо, так, Андрейка?
– Таких немного, найти не трудно. А чё еще участковый рассказывал? Ну про то, что соседи залили и вещи на стульях сушили, понятно. Тут верить можно, не дураки. А про коробки что сказал?
– Ничего. Я и не спросила.
– А про цацки? – вставил слово Аристов, укоризненно качнул головой, понял, что Алиса не имеет о том понятия, встал с дивана и начал стилизованную под стол табуретку убирать. – Хотя мусора с его таким подлым интересом могли запросто послать добропорядочные люди. Мало ли что я рассматриваю в своем дому, так, Андрейка?
– А то!
Андрюшкины ноги в разных носках зашлепали по полу следом за Аристовым за шкаф. Чем-то громыхнуло, потом заплескалась вода, стукнула дверца то ли тумбочки, то ли стола. Алисе стало интересно, она поднялась и заглянула за гардеробную перегородку.
В крохотном закутке стоял пузатый стол с дверцами и одной обломанной круглой ручкой. На столе электрическая плитка, чайник, разделочная доска. На ней полбатона колбасы и полбуханки хлеба. Над столом сушка для посуды с тремя тарелками и пятью разными чашками. Рядом уперлись в закрашенную голубой эмалью стену две табуретки. На одной стоял пластмассовый тазик с водой, где Андрей мыл посуду.
– А… А где же холодильник? – Алиса посмотрела на колбасу. – Пропадет ведь к утру.
– Тю-уу, где утро, а где колбаса! У нас не пропадет! – рассмеялся Аристов и потрепал Андрюшкину вихрастую макушку. – Мы с ней уже к вечеру ближе расправимся, так ведь, пацан?
– Может, и раньше, – Андрей улыбнулся, встряхнул руками, разбрызгав водяные капли в разные стороны, взял из рук Аристова тряпку, вытерся. – Чего нам утра-то ждать, да, дядь Петь? Слышь, Алиска, а тетя Шура какую газету все время читала?
Алиса тут же вспомнила название.
Не слишком, конечно, солидное издание, но желтизны на тех страницах точно было не так уж много. Немного из жизни местных знаменитостей. Полгазеты бесплатных объявлений, потом снимки местных фотографов с местными красотами и красотками. И крохотных размеров заметки на криминальную тему. Совсем маленькие, в самом низу на последней странице.
– Она, конечно, могла и того… – хмыкнул Аристов и у виска толстым пальцем покрутил. – Немного свихнуться от одиночества. Кому придет в голову вычитывать криминальную хронику и подгонять под нее своих соседей!!! Охренеть же можно, так? Сейчас вот ты ко мне, к примеру, зашла, а завтра тапки у соседки твоей со второго этажа пропадут. Она и заорет, что ты повелась не с тем и набралась вредных привычек. Это как называется? Правильно, подтасовка фактов. Мусора этим часто грешат, когда людей сажают. Они могут по-любому человеку преступление, словно фрак, скроить. Так ведь?
Он участливо посмотрел в ее расстроенные глаза. Неуверенно улыбнулся и отвернулся.
А Алиса подумала, что он сто, нет, тысячу раз прав. Нельзя таким образом вычислить злонамерения людей. Подглядывая за ними в окно, можно придумать сто страшных историй, и ни одной правильной.
А тапки у соседки, только не со второго, а с первого этажа и правда пару дней назад пропали, и она долго сокрушалась, кричала в подъезде сначала, а потом в квартире, забыв плотно прикрыть дверь, что ни одна металлическая решетка и ни один запор не спасают от сволочей. Они вон и девушку чуть не убили, теперь вот и тапками не побрезговали. Зря только она тратилась и деньги сдавала на все эти мероприятия по укрощению преступности в их районе. Ничего не помогает, нет им исправленья!
На Алису и ее новые знакомства она при этом никак не намекала, напротив, сочувствовала и даже называла ее бедной.
Интересно, как стало известно Аристову про пропажу этих чертовых тапок?
