Последнее испытание - Туроу Скотт
Сидящая за спиной адвоката главный судья Сонни Клонски издает неопределенный звук, словно пытается негромко кашлянуть, чтобы прочистить горло. Однако мистер Стерн, который знает Сонни уже тридцать лет, понимает, что означает этот звук, как если бы она облекла свои мысли в слова. Смысл его состоял в том, что, если адвокат решит продолжить разговор о личных планах, судья его вежливо прервет.
– И все же отказаться от участия в этом процессе я не мог, – добавляет пожилой защитник.
– Мистер Стерн, – говорит судья Клонски, – может быть, вы перейдете к делу?
Взглянув на судью, сидящую на резной ореховой скамье, Стерн едва заметно кивает. Он привык так делать со времен своего детства, проведенного в Аргентине. В его речи, кстати, все еще слышен небольшой акцент, которого Алехандро Стерн стесняется до сих пор, когда ему доводится слышать свой голос на магнитофонных записях.
– Разумеется, ваша честь, – говорит он и снова устремляет взгляд на присяжных. – Мы с Мартой гордимся тем, что нам доверили встать на защиту доктора Пафко в этот критический момент его долгой и честной жизни. Марта, прошу.
Марта Стерн встает из-за стола защиты и приятной улыбкой приветствует присяжных заседателей. По мнению отца, она принадлежит к тому редкому типу женщин, которые в зрелые годы выглядят гораздо лучше, чем в молодости. Она в хорошей физической форме, тщательно причесана и держится уверенно и непринужденно. Что касается самого Алехандро Стерна, то, в отличие от дочери, старость и болезни, безусловно, наложили отпечаток на его внешность. Тем не менее совершенно очевидно, что они родственники. Оба невысокого роста и крепкого сложения, у обоих весьма схожие крупные черты лица. Кивнув, Марта снова садится рядом с их с отцом помощницей, внучкой Алехандро Стерна, которую зовут Пинки.
Мистер Стерн рукой делает знак своему клиенту:
– Кирил, прошу вас.
Доктор Пафко также встает. В этом его движении чувствуется некоторая скованность, вызванная возрастом, но тем не менее это высокий мужчина, явно тщательно следящий за своей внешностью. Из нагрудного кармана его двубортного пиджака, чуть выше верхней пары золоченых пуговиц, торчит уголок белоснежного шелкового платка. Седые волосы медика, вокруг макушки тронутые желтизной и заметно редеющие, аккуратно зачесаны назад. Внешнее впечатление несколько портят его зубы – когда он пытается изобразить на лице чарующую улыбку, становится заметно, что они мелкие и кривые.
– Сколько вам лет, Кирил? – спрашивает подсудимого адвокат.
– Семьдесят восемь, – отвечает Пафко без малейшей задержки. Вопрос Стерна, заданный подзащитному на той стадии процесса, когда разговаривать с ним могут только юристы и только по существу дела, явно неуместен. Однако пожилой адвокат, имеющий большой опыт, знает, что обвинение, а именно федеральный прокурор Мозес Эпплтон, не станет придираться к мелочам, предпочтя не создавать у присяжных впечатления, будто он пытается скрыть от них какие-то факты. Стерн стремится добиться того, чтобы в первую очередь присяжные получили впечатление от голоса Кирила. Таким образом адвокат пытается предотвратить их разочарование на случай, если – а Стерн надеется, что так и будет, – подсудимому не придется в ходе процесса давать показания, выступая в свою защиту.
– Семьдесят восемь, – повторяет Стерн и покачивает головой в притворном удивлении. – Молодой мужчина, – добавляет он, и после этих слов четырнадцать присяжных, включая двух запасных, улыбаются. – Позвольте мне кое-что рассказать вам о том, на какие доказательства мы будем опираться в деле Кирила Пафко. Он прибыл в США из Аргентины примерно полвека назад, чтобы завершить медицинское образование. Вместе с ним приехала его жена, Донателла. Она сидит вон там, в первом ряду позади него.
Донателла Пафко в самом деле расположилась на скамье за спиной подсудимого. Она на год или два старше Стерна, то есть ей восемьдесят шесть или восемьдесят семь лет. Супруга медика сидит с царственным видом, исполненная собственного достоинства, и выглядит совершенно спокойной. Ее волосы собраны в аккуратный узел, она гордо держит голову, лицо покрыто толстым слоем косметики.
– У моего подзащитного двое детей, – продолжает Стерн. – Его дочь, Дара, сидит рядом с матерью. С его сыном, доктором Леопольдо Пафко, которого многие называют просто Леп, вы тоже познакомитесь несколько позже. Он выступит на процессе в качестве свидетеля. Леп и Дара подарили Донателле и Кирилу пятерых внуков. Как это ни удивительно, внуки Кирила также будут упомянуты в свидетельских показаниях в ходе процесса. Конечно же, большинство наших доказательств и аргументов будет так или иначе связано с профессиональной деятельностью Кирила. Вы узнаете, что Кирил Пафко не только клиницист, но и имеет научную степень в области биохимии. В течение более чем сорока лет он является почетным профессором медицинского факультета Истонского университета, находящегося здесь, в округе Киндл. Там он руководил одной из лучших в мире исследовательских лабораторий, занимающихся проблемами онкологии. Кроме того, он основал компанию «Пафко Терапьютикс». Она внедряет результаты лабораторных исследований в практическую медицину и производит препараты, спасающие жизнь пациентам, больным раком. А теперь прошу меня извинить, но вам придется услышать много такого, что так или иначе имеет отношение к онкологическим заболеваниям. Как мы уже убедились в процессе voir dire[1], – говорит Стерн, используя юридический термин, обозначающий предварительную проверку судьей компетентности присяжных, – у многих из нас есть собственный печальный опыт, касающийся онкологии. Он связан, в частности, со страданиями, выпавшими на долю наших близких, любимых людей. Или… – тут Стерн весьма красноречивым жестом прикасается к лацкану собственного пиджака – …на долю нас самих. Если попытаться сравнить борьбу против рака с мировой войной, то Кирил Пафко является одним из лучших генералов, полководцев, представляющих человечество в этой войне. И, как покажут доказательства, которые мы представим, – военачальником, более других заслужившим награды.
Опираясь на трость с набалдашником из слоновой кости, Стерн делает шаг в направлении присяжных.
– Несмотря на легковесные замечания с моей стороны, – продолжает адвокат, – я уверен, что вы понимаете: для доктора Пафко этот судебный процесс – дело нешуточное. Вы слышали прекрасное вступительное слово моего друга Мозеса Эпплтона, предваряющее разбирательство.
Стерн указывает рукой на стол, за которым сгрудились представители обвинения. При этом Мозес, квадратный мужчина в готовом костюме, купленном в каком-то универмаге, кривит губы в некоем подобии недоверчивой улыбки. Он явно расценивает комплимент Стерна как тактический маневр, каковым он на самом деле и является, но в то же время не может отрицать и того, что слова адвоката не лишены искренности. За долгие годы противоборства с Мозесом, проведя с ним полдюжины процессов, Стерн уяснил, что федеральный прокурор в своих выступлениях обычно демонстрирует невозмутимость и прямоту, которые вызывают доверие у большинства присяжных – если не считать откровенных расистов.
– Мистер Эпплтон в общих чертах изложил аргументы и доказательства, которыми будут оперировать представители гособвинения, – гнет свое Стерн. – По его словам, компания «Пафко Терапьютикс», которую иногда сокращенно называют просто «ПТ», в течение почти целого десятилетия работала над созданием лекарства против рака под названием «Джи-Ливиа». И это истина. Неправдой же является заявление мистера Эпплтона о том, что препарат получил одобрение Управления по контролю за качеством пищевых продуктов и медикаментов в ускоренном порядке. Причем это якобы произошло по той причине, что доктор Пафко сфальсифицировал данные клинических испытаний «Джи-Ливиа», скрыв серию неожиданных смертей пациентов. Однако вам предстоит узнать, что Кирил Пафко ничего подобного не делал. Тем не менее мистер Эпплтон настаивает на том, что благодаря этой якобы имевшей место «фальсификации» цена пакета акций компании «ПТ», принадлежавшего доктору Пафко, выросла на сотни миллионов долларов – несмотря на то что жизни семерых пациентов с онкологией, имена которых перечислены в тексте обвинения, преждевременно оборвались. В итоге обвинение напустилось на моего подзащитного, семидесятивосьмилетнего ученого с мировым именем, с такой страстью, словно речь шла о главаре мафии. В пункте 1 подготовленного ими документа имеется даже некая весьма странная формулировка «рэкетирование». Этот термин включает в себя целый набор грубых нарушений федерального законодательства и законодательства штата. В общем, Кирила Пафко обвиняют в мошенничестве, которое обозначено в документе несколькими разными словами, использовании инсайдерской информации в биржевых торгах и, в довершение всего, как будто этого недостаточно, в убийстве. В убийстве, – с нажимом повторяет адвокат, после чего на несколько секунд умолкает, стоя совершенно неподвижно. – Нет, это в самом деле не смешно.
