Смерть Отморозка. Книга Вторая - Кирилл Шелестов
Норову было жаль ее. Видя, что она на пределе, он старался быть терпеливым с ней, не раздражаться от того, что в ее тоне по-прежнему часто прорывались обиженные и обвиняющие нотки, словно она считала лишь его виноватым в странностях Ваньки. Он уговаривал себя не сердиться на нее; в конце концов, она была просто слабой, ограниченной женщиной, переживающей за единственного сына. Запретить ей звонить было бы с его стороны бессердечно, к кому еще она могла обратиться за помощью, кроме него? В то лето они больше общались друг с другом, чем за всю свою предыдущую жизнь, но ближе не стали.
Хотя он изо всех сил пытался развеять ее сомнения, в глубине души он отдавал себе отчет, что они не беспочвенны, — с Ванькой творилось что-то неладное. Его поведение не укладывалось в привычные рамки, не соответствовало тому образу послушного мальчика и любящего сына, который сложился у них обоих. Закончив очередной двухчасовой сеанс психотерапии с ней, он перезванивал Ваньке, выслушивал его обиды, успокаивал, убеждал не грубить матери, быть с ней бережным.
Эти беспрерывные звонки, взволнованные монологи Верочки, ее слезы и подозрения, их с Ванькой взаимные жалобы и упреки изматывали его. Он плохо спал, часто пропускал тренировки. В течение лета он еще несколько раз ездил в Москву мирить их. С обоими он держался доброжелательно и ласково, но стоило это ему дорого, и к середине августа он совершенно измучился.
После последней поездки он вернулся в Петербург с высокой температурой и свалился в постель. Его знобило, ломило кости, он не хотел есть, не мог никого видеть, им овладела апатия. Видимо, все-таки сдали нервы, потому что иных симптомов болезни не наблюдалось. Он провалялся полторы недели, потом стало лучше. Он не мог дождаться осени, надеясь, что когда Ванька пойдет в школу, все, наконец, уляжется. В первых числах сентября он улетел во Францию, мечтая отдохнуть от этой лихорадки, но через три дня грянул очередной звонок:
— Иван не ходит в школу!
— Как не ходит? Совсем? А что же он делает?
— Он уходит из дома ночью, приходит под утро, запирается в своей комнате, я не могу его разбудить! Обещает, что пойдет завтра, опять не идет! Я не знаю, что делать, мы ссоримся, кричим друг на друга! Ругаемся последними словами, — это ужасно!
Он опять долго дозванивался до Ваньки. Тот ответил ему сонным голосом.
— Ты спишь? Посмотри на часы! У вас уже полдень!
— Извини, папуль, — пробормотал Ванька, пытаясь прийти в себя. — Поздно лег.
— Мама говорит, ты не ходишь в школу.
— Папуль, я действительно пропустил неделю, как-то не смог собраться. Но это установочная неделя, ничего особенного. Ты не волнуйся, я с понедельника начну учиться.
Но ни с этого понедельника, ни со следующего учиться Ванька не начал. В конце сентября вновь позвонила Верочка. Она была в истерике.
— Я отказываюсь от родительских прав! — кричала она. — Приезжай и забирай его. Я с ним не справляюсь!
***
Норов направился к своей машине, весь кипя изнутри, стараясь не смотреть на торжествующего Лансака, чтобы не наговорить ему грубостей. Но тот его опередил.
— Месье Норов, вам лучше поехать в нашей машине, — произнес он с многозначительной настойчивостью.
— Почему в вашей? — вскинулся Норов. — Я что, арестован?
— Нет, но так всем будет спокойнее.
— Мне не будет.
— Месье Норов, я вас прошу. Не вынуждайте нас прибегать к другим методам, — в тоне Лансака послышалась угроза.
— А как я потом доберусь домой?
— Если все закончится благополучно для вас, мы вас отвезем.
Это «если» не предвещало Норову ничего хорошего.
Ругаясь по-русски, Норов влез на заднее сиденье тесного жандармского джипа, рядом с Мишелем Дабо и сразу ощутил спиной пистолет. Пере, как обычно занял свое место за рулем, Лансак важно взгромоздился рядом с ним. Его кресло было так отодвинутое назад, что у бедного длинноногого Дабо колени оказались совсем зажаты. Лансак, считая свою главную миссию завершенной, снял маску, его подчиненные с облегчением последовали его примеру. Автомобиль тронулся.
Тебе нельзя в участок, Кит, только не в участок! Они найдут ствол, и ты мгновенно окажешься в камере! Удивительно, что этот идиот все еще не догадался тебя обыскать. Что ему от меня надо? Он взъелся на тебя, он жаждет отправить тебя за решетку! Тупой дурак! Может он и дурак, Кит, но он — представитель власти, а ты — иностранец, к тому же русский. Быть русским в Европе — это само по себе преступление. Ты влип, Кит!
***
— Ловко вы нашли этот штуковину, патрон! — льстиво обратился к Лансаку Пере.
Он уже не подмигивал Норову и вообще не смотрел на него. Видимо, поняв, на чьей стороне превосходство, он утратил к нему значительную часть дружеского расположения.
Лансак самодовольно усмехнулся и кивнул.
— А начальство в Тулузе так и не догадалось, что почем! — продолжал тешить его самолюбие Пере.
— У них одна политика на уме, — с сарказмом отозвался Лансак. — То желтые жилеты, то карантин, то беспорядки в Тулузе. Надо и тем угодить, и этим. Но кто-то должен думать о людях — раскрывать преступления!
— Повезло им, что у них есть вы, патрон!
— Да, уж, — согласился Лансак.
Ну и жаба! Вот кого я бы с удовольствием огрел этой железякой! Неужели он действительно верит, что там — кровь Камарка? Какая чушь! Подожди, Кит, а вдруг, на пруте правда его кровь? Вдруг это — на самом деле орудие убийства? Ведь кто-то подложил его в загон! Кто-то намеренно тебя подставляет! А тут еще твоя рожа на камере в Альби! Плюс ствол… А если отыщутся твои отпечатки пальцев в офисе Камарка? Это — срок, Кит. Даже если тебе очень повезет и ты, в конце концов, сумеешь доказать свою невиновность, сколько ты проведешь за решеткой? Года два? С учетом французской бюрократии и неторопливости, пожалуй, и больше. Ты не увидишь Анну, Кит. Ни сегодня, ни завтра. Может быть, никогда! Ну уж нет! Так не пойдет! Что значит, «не пойдет», Кит? Ты можешь этому помешать?
Прежде чем осознать, что он делает, Норов достал из-за пояса пистолет и направил его на Лансака. Тот покосился на дуло и в первую секунду даже не понял, что происходит, затем его лицо вытянулось, а глаза под очками полезли из орбит. Пере, с некоторым
