Смерть Отморозка. Книга Вторая - Кирилл Шелестов
— Тише, дурак! — сердито бросил водителю Норов. — Я же могу нечаянно выстрелить!
— Лучше не надо! — произнес Пере, облизывая пересохшие разом губы.
— Езжай ровно и делай, что я говорю. На том повороте свернешь направо. Понял?
— Да, — поспешно подтвердил Пере. — Абсолютно. Вот поворот. Направо.
— Направо, а не налево! — прикрикнул на него Норов, видя, что тот сворачивает в противоположную сторону. — Ты что, не знаешь, где право, где лево?
— Пардон, — пробормотал Пере, разворачиваясь. — Забыл, веришь? Немного нервничаю.
Норов посмотрел на белобрысого Мишеля. Тот застыл на сиденье с открытым ртом, бледный, как бумага.
— Ты в порядке? — спросил Норов.
В ответ тот затряс головой, как будто она у него была на пружине.
***
Не понимая, в чем причина столь внезапного и резкого охлаждения между Верочкой и Ванькой, теряясь в догадках, Норов испытывал острую потребность с кем-то посоветоваться. Но подходящего человека в его окружении не было. То, что могут сказать психологи, он знал от Верочки, — та от них вылезала. Посвящать сестру в свои семейные проблемы ему не хотелось, она бы совсем расстроилась. После некоторых колебаний он позвонил Нине Мухановой. Нина теперь работала в одной из Ленькиных структур, куда Норов пристроил ее через Володю Коробейникова. Она жила в Москве, получала большие деньги, присматривала квартиру в ипотеку и являла во многих отношениях пример успешной деловой женщины из провинции.
— Ты действительно не догадываешься о причине Верочкиных истерик? — выслушав его, с усмешкой спросила Нина.
— Нет! Я в полной растерянности. Они всегда так любили друг друга… Я не видел, чтобы мать и сын были так близки! Когда в интернете всплыли ее фотографии, я не забрал мальчишку к себе лишь из опасения, что разлука с ней его сломает.
— Возможно, напрасно.
— Не знаю. Я бы и сейчас не смог. Он казался таким хрупким…
— Слабый — вовсе не значит хрупкий. Слабые люди на редкость живучи, они умеют приспосабливаться. Гнутся, как водоросли. Сильные ломаются чаще.
— Еще три месяца назад у них были идеальные отношения, — и вдруг!..
— Ваньке скоро исполнится 18 лет, после этого ты не обязан платить алименты. Думаю, в этом все дело. Она боится, что ты прекратишь финансирование. Сейчас она гонит волну, пытается найти возможность продлить свое безбедное существование. Ты же не бросишь ее одну с сыном-наркоманом!
— Да я и так его не брошу!
— Его. А ее? Когда он повзрослеет, ты начнешь отдавать деньги ему напрямую, а что делать ей? Устраиваться на работу? Она ничего не умеет. Ты очень избаловал ее, вернее, их обоих.
— Ты хочешь сказать, что она зря себя накручивает по поводу Ваньки?
— Себя — не знаю, но тебя — совершенно точно зря.
— Но он действительно не ходит в школу!
— Да, но сорвалась-то она гораздо раньше, чем он начал прогуливать! Значит, по поводу своего будущего она переживает уже давно. Отсюда и эти фотографии! Ванька был для нее главным источником дохода. Пока он хорошо учился и вел себя должным образом, ты готов был закрывать глаза на ее безделье и причуды. Ты давал столько, сколько ей хотелось. А теперь, когда у него начались проблемы, она перепугалась, что ты во всем обвинишь ее, ведь это она занималась его воспитанием. А вдруг ты сократишь финансирование или прекратишь его вовсе? Сейчас она спешит взять тебя в союзники против собственного сына.
— И как, по-твоему, я должен поступить?
— Воздержусь от рекомендаций, извини. Ты знаешь, что Алиса осталась в Саратове с отцом? Да, представь себе! Так она решила. В общем, как выяснилось, в делах с детьми я — неважный советчик.
***
Лансак застыл на сиденье с вытянутым лицом, боясь шелохнуться.
— Месье Норов, вы совершаете большую ошибку! — не поворачивая головы в сторону Норова, наконец, проскрипел он.
— Да ну? — зло усмехнулся Норов.
— Нападение на жандармов с оружием это очень серьезное преступление!
— Вот как? А я полагал, что совершаю общественно-полезный поступок — усмиряю распоясавшегося идиота, по чьему-то недосмотру напялившего полицейский мундир. Уверен, что жители Кастельно будут мне благодарны.
— За меня не будут! — вмешался Пере. — Точно говорю! У меня отличные отношения со всеми, — кого хочешь спроси. Я многим тут помогал, мужу сестры, например. Мы с ним дом для них строили… И еще я на субботники ходил, в Грезинь, по очистке леса. Добровольно! И Мишель тоже ходил, да, Мишель? Я только несколько раз пропустил, так получилось… А когда у месье мэра пропала собака, то я…
— Заткнись и рули.
— Рулю. На том повороте опять направо?
— Прямо.
— А куда ехать-то?
— В Грезинь.
— Зачем?
— Там узнаешь.
— Месье Норов, вы хотите нас там убить? — замогильным голосом осведомился Лансак. На лбу у него выступила испарина. — Имейте в виду, нас скоро начнут искать! Вам лучше сдаться…
— Притормози! — велел Норов. — Я его пристрелю по-быстрому и поедем дальше.
Дабо рядом с Норовым икнул от страха.
— Не надо! — взмолился Пере. — Вся машина в крови будет!
— Я прикончу его снаружи.
Дабо опять икнул. Пере искоса взглянул на позеленевшего от ужаса начальника, потом через зеркало посмотрел на Норова.
— Лучше не по дороге, — посоветовал он. — Если уж тебе не терпится его прикончить, убей его в Грезинь, там его долго не найдут. А нас отпусти. Мы ведь тебе ничего плохого не делали!
— Ты что несешь?! — не выдержав, взвыл Лансак.
— Пардон, патрон, я не хочу сказать ничего плохого, — с готовностью отозвался Пере. — Просто ищу компромисс.
Дабо вновь икнул.
***
Улетать из милой сердцу, тихой Франции, чтобы вновь окунуться в душную атмосферу семейных скандалов, было для Норова все равно что прямо из голубого чистого моря нырнуть в мутное болото. Но речь шла о Ваньке, — он, разумеется, вылетел.
— Сам не пойму, что со мной происходит, — сокрушенно вздыхал Ванька, пока они привычно брели по аллеям МГУ. — Похоже, у меня какая-то депрессия.
Он действительно был очень расстроен. Норов ничуть не сердился на него; он жалел его и испытывал смутное чувство вины за то, что Ванька, внешне такой благополучный: упитанный, красивый, хорошо одетый, неспешный, — внутри получился таким слабым и беспомощным.
— Возможно, ты просто перенапрягся, — мягко проговорил он. — Весь прошлый год ты много занимался, а привычки к умственному труду у тебя нет. Ты ведь не семи пядей во лбу, уж извини за прямоту.
— Я знаю, папуль, — вздохнул Ванька.
— Наступила реакция: подавленность, апатия, желание быть одному. Мне все это знакомо.
— Правда? —
