Кваздапил. История одной любви. Начало - Петр Ингвин
По сравнению с Мадиной я имел вид предельно презентабельный. Рубашка, джинсы, под ними – трусы, на ногах – носки. Джентльмен. Только галстука не хватало, чтобы с полным основанием объявить: «Бонд. Джемс Бонд».
Любоваться девичьими прелестями было приятно, но нежданное вторжение извне поставит на двух жизнях жирную точку. Еще только размышляя о возможных последствиях, я обнаружил себя вставлявшим ключ в скважину замка. Теперь снаружи не открыть. Такое у нас не практиковалось, это мера крайнего случая. Вдруг кто-то внутри не один и не хочет, чтобы его беспокоили? Конечно, о форс-мажоре следовало предупредить по телефону, и никто в здравом уме не сыграл бы в третьего лишнего. Другое дело, что до сих пор эксклюзивным правом на уединение ни разу не пользовались. Такая у нас компания подобралась. Первым делом – самолеты, как бы ни мечталось об обратном.
И все же слухи обо мне и Мадине ни к чему, а ключ в замке – прямой намек на щекотливые обстоятельства. Оценив расстояние от кухни до ванной, я вытащил и убрал ключ. Вернуться никто не должен, но если случится непредвиденное и дверь оживет скрежетом ворочаемого замка, я успею затолкать гостью в ванную, а тому, кто придет, объясню, что сестра друга забежала за книгами и ей зачем-то срочно понадобилась ванная. Чем меньше подробностей, тем лучше.
При чужих Мадина вряд ли выйдет из ванной без платья.
На душе стало спокойнее. Ну, немного спокойнее.
– Прости, – донеслось едва слышно, когда я вошел на кухню вслед за Мадиной, – я хотела как лучше. Ты такой симпатичный…
Я – симпатичный?! Никогда так не считал. И все, кто до сих пор мне встречался, тоже. Или я что-то понимаю не так, или ситуация резко накренилась в лучшую сторону.
– Ты мне очень нравишься, – без паузы продолжила Мадина. – Давно. Еще когда маленькую защищал от всех, в том числе от брата.
– Защищал? – удивился я. Память по запросу ничего не выдала. Слишком давно это было, и слишком многое произошло после. Старые впечатления забились новыми.
У Мадины, видимо, замещения не произошло, или женская память устроена по-другому.
– Не помнишь? А я помню. Долгие годы ты был моим тайным героем, и теперь, когда мы, наконец, встретились… Мне казалось, что я тебе тоже нравлюсь хоть немножко.
Голос ее дрогнул, еще чуть-чуть – и начнутся слезы, хлопот не оберешься. И мне, недоуменно примеривавшему на себя невообразимую роль героя девичьих грез, пришлось успокаивать:
– Конечно, ты мне нравишься.
Влажные омуты мгновенно просохли:
– Тогда… в чем же дело?
Вот оно, современное воспитание. Сначала запад пришел на север, теперь, как видно, и на юг. Цивилизация, мать ее свобода-равенство-братство, наступает. А если кто-то наступает, то одновременно кто-то должен отступать или капитулировать. Логика. То есть, здравый смысл.
А он, здравый смысл, знает, что лучшая защита – нападение.
– Скажи прямо, чего ты хочешь, – отрезал я нам все пути назад.
Мадина смутилась. Наконец-то.
– Быть сегодня с тобой.
– В смысле…
– Ты правильно понял.
– Глупости. Это невозможно, ты знаешь.
– Совсем не глупости.
– Ты выходишь замуж!
– И что?
Я сел от неожиданности, и хорошо что рядом оказалась табуретка. Мадина опустилась на соседнюю. Хоть за это спасибо, а то с нее сталось бы и на колени мне взобраться.
Невероятно, но в роли защитника изживших себя заветов старины глубокой выступил я:
– Как же будешь жить с мужем, которого придется обманывать?
А придется обязательно, восток – дело тонкое, про юг вообще молчу.
– Обманывать? Обман – это когда человек не выполняет своего обещания.
Ага, камешек размером с увесистый булыжник – в мой пожухлый огород. Но у меня было нечто более увесистое, чем запустить в ответ:
– Разве обман ожиданий – не обман?
– Ты о традициях, которые не дают житья нормальному человеку?
– Я о традициях, по которым живут твои сородичи. Традиции твоих предков. Традиции, которые я со своей стороны тоже уважаю и не хочу нарушать.
– Угораздило же меня родиться не в том месте… – Мадина скривилась. – Обмана не будет, хотя мне не нравится навешивание на меня выполнения давно устаревших требований. Но – пусть, раз так получилось. Что бы ты сейчас обо мне ни думал, а я храню девственность для будущего мужа и буду верна ему, чего бы мне это ни стоило.
– Не понял, – не понял я.
Не сомневаюсь, что ступор мозга бесподобно отразился на моем лице.
Мадина даже не улыбнулась.
– Я – еще ни с кем. И не собираюсь. Не делай, пожалуйста, таких глаз.
– Ты только что сказала, что пришла…
– Значит, ты подумал об… этом?
– О чем же еще после таких заявлений?! – Я нервно встал.
– Бедная же у тебя фантазия.
Мадина тоже поднялась и принялась мерить шагами узкий проход между мебелью и мной. Футболка, надетая на мокрое тело, красочно прорисовывала детали, причем в цвете. Белая ткань в намоченном виде совершенно не предназначена для сокрытия чего бы то ни было. Видна была даже родинка около соска. Даже. Да.
Я позорно молчал.
После нескольких рейсов туда-обратно, незваная гостья замерла рядом со мной. Пришлось снова сесть, чтобы не быть проткнутым взглядом или чем-то помягче, но не менее убийственным.
– Я не планировала делать ничего, что навредит будущей семейной жизни. – Мадина тоже села, но теперь впритык со мной, бедро к бедру. – Я не собиралась обманывать мужа. Ему нужно, чтобы невеста досталась девочкой? Я обещаю. Заметь, я гарантирую это по-настоящему, а не через восстанавливающую хирургию, как некоторые.
Она ждала одобрения. Хотя бы кивка.
Увы, не по адресу.
– Разве это не похвально? – Мадина вновь стала напрашиваться на комплимент, решив, что я не понимаю всей глубины сообщения. – По-моему, это настоящий подвиг.
– А Хадя? Она тоже считает это подвигом?
– Хадя – другое дело. – Мадина недовольно качнула мокрыми волосами. – Из того, что предлагает бурлящий вокруг нее яркий мир, ей не нужно ничего. А мне нужно.
– Думаешь, ей не нужно? – с сомнением переспросил я.
– Не нужно! Поэтому ждать ласк будущего мужа ей труда не составляет. А я узнала, как чудесно разнообразие, и для конкретной меня тратить время на тусклое ожидание – подвиг. Если человеку запрещают кофе, разве он отказывается заодно и от чая? – Мягкое тепло, грозившее пожаром, придвинулось ближе. – Ты же знаешь, что и волки