Людмила Бояджиева - Идея фикс
— И это все? — искренне удивился Сид.
— Все. Что касается личных впечатлений.
— Извини… Мне кажется, Арчи, что у тебя с головой не так хорошо, как ты полагаешь. Если ты помнишь имена и названия городов, это еще не свидетельствует о способности к здравому мышлению. Пойми, в семьдесят четыре надо копаться в собственном садике, удить рыбу… Ну, я не знаю, что там еще… Конечно, приятно предаваться воспоминаниям… — Сид мял в худых сильных пальцах хлебный мякиш.
— Не мни хлеб, парень. Это грех, — насупился Арчи. — И не читай мне мораль. Я не сдал тебя в полицию вовсе не для того, чтобы выслушивать от сопляка диагноз относительно собственных умственных способностей. Это у тебя с мозгами не так уж хорошо, изволь заметить.
— Я и не хвалюсь. Полный говнюк. И без всяких надежд выбраться. Тебя во мне именно это прельстило? — Псих, которому нечего терять. Наивен, несмотря на агрессивность. Нищий искатель приключений.
— Разве я плохо рассчитал? Разве тебя уже не манит блеск лежащих под водой золотых слитков?
— Прошло четверть века… Да я как-то вообще равнодушен к золоту. И подводным плаванием не увлекаюсь…
— Но ведь здесь верняк! Клад не найден. Я проверял информацию. А женщина по имени Анжела и по фамилии Градова — живет в том же доме на Второй Заречной. Она вышла замуж за гитариста, но даже не купила себе машину. У нее нет тайных счетов в иностранных банках и родственников, которым можно было бы переправить миллионы. — Арчи через стол приблизил седую круглую голову к сосредоточенно молчавшему собеседнику. — Она так и не поняла, каким сокровищем одарил ее погибший любовник.
— С чего ты решил, что она не выбросила кассету с пленкой или не отдала ее бандитам?
— Если бы план попал в руки мало-мальски мыслящего человека, то мы бы узнали о поисках и находке. Если она потеряла пленку… Ну, что ж, путь кладоискателей не прост!
— Под каким соусом я туда двину? И за чьи бабки?
— Крым теперь автономная республика в составе Украины. Там только и ждут богатых туристов. Даже если ты американский студент, население будет обожать тебя… Дорогу и расходы на прогулку, естественно, оплачу я… А как же иначе — ведь ты скажешь Анжеле, что являешься сыном некоего американца… Того самого, что был в семидесятых в «Буревестнике» и пострадал от бандитов.
— Если пленка у нее, Анжела не отдаст ее мне. Русские — сумасшедшие патриоты. Уж лучше она продаст информацию государству.
— Ха! Об этом писал твой отец двадцать лет назад? Все переменилось, мальчик. На бывших территориях СССР господствует мафия, а граждане утратили светлые идеалы. Они не станут связываться с государственными органами, потому что не доверяют им. Лучше синица в руке, чем журавль в небе — главная заповедь простого человека. Разве живущая в нищете Градова не лучшее тому подтверждение? Русские не любят риска и патриотических назиданий. Главный кумир там теперь — доллар. Баксами ты и расплатишься с женщиной за совершенно ненужную ей пленку.
Сид недоверчиво взглянул на собеседника. Глаза старика горели юным огнем, он был похож на дирижера большого симфонического оркестра, вышедшего к публике после триумфального выступления.
— Ты утверждал, что взял сорочку напрокат. Поездка в Россию стоит дороже.
— Не надо считать мои деньги. Сорочка и клад — разные вещи. Не смотри на меня так, мальчик. Келвин частенько ошибался сам, но не втягивал других в тухлые делишки. Тебе ведь не помешает прогуляться к морю? — Он поднял стакан. — Обмоем заключение взаимовыгодного союза.
Глава 6
Пасха в этом году пришлась на май. Вокруг церкви Петра и Павла, что на Зеленом холме, бурно цвели акации, а на газонах вокруг алели тюльпаны. В воздухе разливались райские ароматы, а звон колоколов слышался даже на набережной. Церквушку, выстроенную в начале века купцом-миллионщиком в благодарность за исцеление от чахотки любимой супруги, после революции изрядно порушили, позже уцелевший центральный неф превратили в сушильню, где местный кооператив заготавливал чернослив и вяленые груши. Фрукты сушили на дыму, закоптившем роспись.
Лишь с приходом новой демократической власти в городе был восстановлен приход, а храм отремонтирован. Приезжали строители-добровольцы из Симферополя и Киева, а свои помогали и руками, и деньгами. И поднялись над старыми акациями лазоревые купола в золоченых звездах, и зазвонили колокола, разнося над теплой весенней землей благую весть — Христос воскресе!
Анна пела в церковном хоре уже пять лет, но лишь во время пасхальной службы ее охватывал ни с чем не сравнимый трепет. Она слышала свой голос словно со стороны, усиленный мощным динамиком, но не ломящийся в душу, а пронизывающий ее потоками добра и радости. И видела, чувствовала, как происходит нечто подобное и с другими — теми, кто пел рядом, кто стоял внизу со свечками в руках. Суровый сорокадневный пост она переносила нелегко — на последней неделе ноги подкашивались и в голове стоял звон, а когда двигалась, то вроде не касалась земли, а чуть-чуть летела. И казалось порой — если попросить господа принять ее, оттолкнуться кончиками пальцев от земли, то возликует душа и воспарит в бесконечную синюю благодать…
Анжелу Градову, называвшую себя после крещения Анной, считали женщиной доброй, несчастной и малость тронутой. Выстояв службу в прохладе брезжущего рассвета, она пошла домой, оборачиваясь на церковь и осеняя себя крестным знамением. Выстояла, отпела! Бог силы дал. И ведь как звонко, как чисто звучал голос — из самой души… Идти вниз было легко и радостно, радость несла ее на волнах, будто река, и мысли являлись светлые, праздничные.
У подъезда Анна похристосовалась со старухами, — сухонькими, подвязанными платками, — такими же, как она — сорокапятилетняя. Они, может, и помнили, как гоняла по городу на мотороллере рыжеволосая оторва, выступавшая в ресторанах со своей гремучей бандой. Но та была совсем другой, никакого отношения к Анне не имевшей.
Теперь они жили вдвоем с матерью. Марию Андреевну Градову, женщину бодрую, плотную, полную сил, преследовали несчастья. Вначале восемнадцатилетняя Анжелика от рук отбилась, но оставалась надежда: выправится девка, повзрослеет, возьмется за ум, да еще, может, и впрямь эстрадной знаменитостью станет.
Когда Марии Андреевне стукнуло тридцать шесть, она обнаружила, что беременна. Столько лет ждали, ждали со Степаном сына, и вот на тебе! Умные люди советовали сделать аборт, но она решила выносить. Организм крепкий, силой природа не обидела — сестра-хозяйка санатория «Шахтер», вскоре ставшая завхозом, не гнушалась сама по этажам с пылесосом пройтись, окна помыть, когда кто-нибудь из уборщиц на бюллетене сидел, все в образцовом порядке держала, а потом дома — вторую смену до полуночи отрабатывала. Могла бы выносить ребеночка, могла… Если б не Степкины пьянки. Запивал он нечасто, но круто. Не утерпел, не дождался рождения наследника — ушел в загул, как говорил, на радостях. Привезли домой из вытрезвителя хорошие люди, знавшие Степана: «Ему бы к врачу надо». Передние зубы выбиты и рука на привязи — пьяная драка.
Марья Андреевна потеряла ребенка. Степан еще хуже запил. Вскоре умерла бабуля — мужнина мать. После происшествия в «Буревестнике» Анжелка как с цепи сорвалась. Вначале из дому сбежала, а Сашка Самгин за ней по всем курортам мотался. Нигде прохода не давал. Взял светящуюся алую краску, которой буйки покрывают, и вывел на задней, обращенной к оврагу стене сарая по-английски «Я люблю тебя, Анжела». Аршинными буквами и с восклицательным знаком, чтобы весь город видел. Разыскал он ее в Сухуми, стали они вместе с каким-то ансамблем работать и даже денег поднакопили. Вернулись через год и в загс. Хорошая была свадьба! Фотографии цветные в рамочках сохранились, да еще полный альбом. Красивая пара, хоть на открытках печатай и за деньги продавай — Анжелка в кружевной шляпе с широченными полями — ну, правильно люди говорили — настоящая Маркиза ангелов. А Сашка — в белом костюме с пышными, до плеч падающими волосами — граф-графом.
Столы поставили во дворе под вишнями и гуляли три дня — соседи с родней и компания молодежи со своими магнитофонами и плясками. Те потом на пляж переместились догуливать.
Вместо свадебного путешествия отправились молодые на гастроли по Краснодарскому краю в составе все той же, собранной заново «Радуги». Деньги на кооперативную квартиру хотели заработать. Да и впрямь — что за жизнь в двух комнатах? А когда детишки пойдут?
Марья Андреевна ходила гордая — наконец и у нее жизнь наладилась. Но не тут-то было. Степа умер в одночасье. Вроде от разрыва сердца. Его нашли в гараже, в яме под машиной, которую он ремонтировал, с гаечным ключом в уже окостеневшей руке. Анжелка тяжело пережила смерть отца. Ей бы выплакаться, сердцем помягчеть и зажить одной семьей с одинокой матерью. Она же озлобилась, замкнулась, так ненавистью ко всем и кипела, разве что не кусалась.
