Дия Гарина - Битте-дритте, фрау-мадам
Да к нам пожаловали тигры. По крайней мере, один из них, явно возглавлявший эту не святую троицу был именно тигром. Скользящим шагом он двинулся прямиком ко мне, а я, вместо того, чтобы предпринять что-нибудь конструктивное, например, спросить «какого черта?! что вам надо?!», залюбовалось его текучей, обманчиво расслабленной походкой. Потому что точно так же двигаются оба моих неудавшихся жениха. Мама дорогая, ну с какой стати моем пути попадаются такие мужчины? В друзьях или врагах, но такие — способные голыми руками искрошить в капусту целый взвод. Вот и этот «тигр» в отличие от остальной тройки, не размахивал оружием (похоже, он его даже не имел), а просто шел. Но так, что хотелось провалиться сквозь землю, только бы не вставать у него на пути.
Столбняк отпустил меня, когда между нами оставалось еще добрых двадцать метров.
— Беги! — рыкнула я на Надю, расширившимися от ужаса глазами смотревшую на новую напасть, и толкнула ее в сторону почерневшего в подступающих сумерках леса. Дважды упрашивать девочку не пришлось, и она вспугнутым зайцем рванула прочь, к немалому моему облегчению. Мне оставалось только последовать ее примеру, однако ноги несли меня отнюдь не в лесную чащу. Для начала я влетела в чулан, где возился, собирая вещи в огромный, не по росту рюкзак, мой подопечный, из-за которого, как я не без основания подозревала, и пожаловали к нам люди в черных масках.
Но то ли ноги мои поутратили девичью резвость, то ли пришельцы оказались слишком быстрыми, только едва я успела ухватить ничего не понимающего Пашку за плечо, чтобы вытащить его из чулана и броситься в спасительный лес, как сразу же за дверью раздался дружный топот обутых в кроссовки ног. Поздно. О попытке прорыва я даже и не думала — силы были явно неравны. Мне и с одним-то «тигром» не справиться. Оставалось только захлопнуть дверь перед самым его носом и задвинуть крепкий бронзовый засов, тоже, между прочим, музейную ценность. Не менее крепкое плечо тут же попыталось высадить дверь, а через мгновение таких плеч стало четыре. Ничего, так просто им сюда не пробиться. Толстая дубовая дверь укрепленная железными полосами (деньги тут что ли собирались хранить?) продержится достаточно долго, а в окно полуподвального чулана сможет пролезть только тщедушный Пашка.
Звон разбитого стекла и сдавленные матюги подтвердили мою уверенность. Некоторое время мы с моим подопечным будем в безопасности. А потом… Дверь опять затрещала под натиском налетчиков.
— Что им надо? — Пашка растерялся до такой степени, что не успел еще испугаться.
— Тебя, — коротко ответила я, прижимая его к стене. Чулан загибался углом, и та часть, где мы сейчас оказались, из окна не просматривалась, но стоит выйти на середину и…
— А кто они? — снова спросил мой подопечный, поставив меня в тупик. То что обещаниям Петра Петровича Иловского не трогать семью Панфилова грош цена в базарный день, ясно было с самого начала. Не получилось запугать крестьянским бунтом — решил прибегнуть к проверенному способу — взятию заложника. Вроде все сходится. И все-таки… И все-таки что-то не клеилось. Где-то в подсознании коренилась ничем не обоснованная уверенность, что владелец зеленых столов и «одноруких бандитов» не имел к этому нападению никакого отношения.
— Я не знаю, кто это, — честно ответила я. — И что нам теперь делать, тоже не знаю.
— А я знаю! — с оттенком превосходства заявил юный Панфилов, удовлетворенно созерцая мое недоуменное лицо. — Здесь потайной ход есть. Под домом. К самому озеру ведет.
— Откуда знаешь?
— Миксер показал, — возбужденно зашептал Пашка. — Я его однажды с бутылкой водки застукал, и он попросил, чтобы я не говорил никому. А потом этот ход показал. Как бы в оплату… Мы по нему до самого озера добрались, — он и дальше куда-то вел, только там камни осыпались. Миксер говорил, что ход старый, дореволюционный, наверное.
— И как туда попасть? — мне было глубоко наплевать, чей это ход, лишь бы скорее в нем оказаться.
— Вот этот самый шкаф надо отодвинуть…
Мальчишка не успел договорить, а я уже уперлась спиной в старинный, чертовский тяжелый шкаф, где хранилось с моей точки зрения сущее барахло, очевидно представлявшее для Зацепина историческую ценность. С возмущенным скрипом старая развалина поддалась, и я действительно увидела в деревянном полу аккуратно пропиленное отверстие, в глубине которого виднелась ржавая металлическая крышка обещанного люка. Открыть его, и спровадить в темное каменное чрево часто дышащего Пашку оказалось делом двух минут. Я уже сидела на краю люка и собиралась последовать за ним, как вдруг раздавшийся из-за двери голос заставил меня замереть и покрыться ледяным потом, несмотря на тридцатиградусную жару:
— Слушай внимательно, телохранительница. У нас мало времени — я не хочу рисковать. Если ты сейчас не отдашь нам пацана, мы сначала прикончим старую ведьму, а потом этого очкастого хмыря. Да, тут еще девчонка одна пробегала. Ну, ты тоже знаешь, что мы с ней сделаем…
— Мразь! — выдохнула я, вцепившись в края люка, ногти противно скрипнули о дерево. — Какая же ты мразь. Я тебя своими руками задушу, подонок! Сволочь, скотина…
Меня трясло, как на электрическом стуле, а из горла лились такие ругательства, что выглянувший из люка Пашка распахнул глаза на пол-лица. Когда весь словарный запас родного языка был исчерпан, я перешла на английский. Это большое заблуждение, что по-настоящему материться можно только на русском. В языке Шекспира встречаются такие крепкие выражения, что и не вдруг переведешь. Но, похоже, стоявший за дверью достаточно владел английским, чтобы разобраться в моих пожеланиях.
— Прекрасная речь, — похвалил он, как ни в чем не бывало. — К сожалению, я не понял все дословно, но смысл уловил. Жаль, что не могу ответить тем же — в школе немецкий изучал. Но промолчать тоже не могу.
Его немецкий мат был чертовский хорош. И хотя я понимала с пятого на десятое (в институте немецкий изучала только факультативно), общий смысл тоже уловила.
— Ну, хватит, валандаться, — перешел он на русский. — Отдай мальчишку. Ему-то ничего не грозит, если только папаша упрямиться не будет.
— Ты кому это предлагаешь? Телохранителю? — спросила я, лишь бы хоть что-то спросить, лишь бы не думать о том, что мне предстояло сделать. — Что я после этого скажу его отцу?
— Скажешь, что если он продаст Иловскому свой участок, то назад сына получит в разобранном виде.
Значит, предчувствие не обмануло меня, и к этому похищению Иловский действительно не причастен. Но тогда кто? Кто может быть так заинтересован в невзрачном куске земли, если ради обладания им решился на такое? Может быть, вместе с минеральной водой его недра скрывают золотые жилы и алмазные трубки?
— Я жду, — снова донесся из-за двери ненавистный голос.
— Нет, — прошептал Пашка, не в силах оторвать взгляд от моих уставившихся в никуда глаз. — Я не пойду. Я… Я убегу.
— Но тогда их убьют, понимаешь? И бабу Степу, и Виктора Игоревича, а еще Надю… — быстро-быстро зашептала я в ответ. — А ты будешь в безопасности. Твой отец не собирается продавать участок этому самому Иловскому. Честное слово, не собирается. Понимаешь? Тебе ничего не грозит, а они останутся живы…
— Н-нет, — Пашка упрямо замотал головой. — Я не хочу. Я боюсь. Я…
Я успела перехватить его прежде, чем гибкое мальчишеское тело скользнуло обратно во тьму потайного хода. Он сопротивлялся как мог, молча глотая злые слезы, а я тащила его к двери и, словно во сне, твердила: «Я приду за тобой. Ты не бойся, я обязательно приду за тобой. Чем хочешь клянусь! Я приду за тобой. Обязательно приду…»
Засов мне удалось отпереть только с третьей попытки. И не только потому, что мальчишеские руки и ноги молотили меня с удвоенной силой отчаяния. То что со мной происходило, было больше похоже на дурной сон. Потому что только во сне я могла своими руками отдать похитителям ребенка, которого должна была охранять. Нет. Этого не может быть. Это не я. Это не я распахиваю дверь, так что она с силой ударяется о стену, отчего с многочисленных полок чулана сыплются старинные прялки, почерневшие от времени чайники, вальки и стиральные доски. Это не я стараюсь не смотреть на бьющуюся в истерике Надю, избегаю тяжелого взгляда Егоровны и пропускаю мимо ушей процеженное Зацепиным «Дура!». Это не я передаю с рук на руки обмякшего Пашку стоящему за дверью мужчине в черной маске. Это не я смотрю в его бесцветные глаза и говорю:
— Если с ним что-нибудь случится…
— То ты меня найдешь? — хмыкает он в ответ. — Может быть, и найдешь. А пока передай господину Панфилову, что это мы его найдем и все подробно оговорим. В самое ближайшее время. И, ради бога, отсоветуй ему обращаться в милицию. Ничего хорошего из этого не выйдет, сама понимаешь. Счастливо оставаться, телохранительница. — И, повернувшись к своим подручным, командует: — Уходим!
