Апрель в Испании - Джон Бэнвилл
Эвелин попросила на гарнир зелёный салат. Квирк вообще редко ел продукты зелёного цвета и уж точно никогда не употреблял их в сыром виде. Надо же было иметь хоть какие-то границы.
Впрочем, рыба оказалась превосходной.
Он заказал бутылку чаколи. Хотя к названию этого вина, как заметил он, добавились буквы n и a, что, видимо следовало читать как «чаколина». Квирк задался вопросом, в чём же разница, но так и не набрался смелости спросить.
Их официант смахивал на престарелого тореадора: был невысоким, смуглым и слегка потным, с напомаженными чёрными волосами и жёстким, выгнутым позвоночником.
– Цыганская кровь, – определила Эвелин, когда он убрал со стола их тарелки.
Квирк сказал, что, по его мнению, она права.
– Почему у них у всех всё время такой злобный вид? – размышлял он.
– Ты про испанцев?
– Ну вот про таких, как этот. Про то, какие они вечно набыченные.
Он наблюдал за тем, как этот некрупный человечек спешит туда-сюда по делам. Он был грузным, с бочкообразной грудью, узкими бёдрами и изящно искривлёнными ногами, как у балерины.
– Как же им не злиться? – заметила Эвелин. – Гражданская война была ужасной. Я видела, как двух человек – как это называется? Линчевали? Да, линчевали. На фонарном столбе.
Квирк уставился на неё через стол, замерев с ножом и вилкой в воздухе.
– Где? – спросил он. – Когда?
Эвелин покачала головой и сказала:
– Ой, да прямо здесь. Тогда.
Она смотрела в свою тарелку с тем мягким, бессмысленным выражением, которое принимала, когда выбалтывала больше, чем хотела, и желала бы сменить тему. Что же она такого видела, подумал Квирк, в те военные недели, когда они с дядей прокладывали свой опасный путь вдоль этого побережья…
Учитывая всё, что произошло в её жизни, чудом было то, что жена так мирно спала по ночам. Или, по крайней мере, так глубоко. Ибо как знать, что там творится в её снах? Она никогда не расскажет, в этом он был уверен. Однако сны врача-психоаналитика, несомненно, заслуживают того, чтобы о них послушать. А может, и нет. Возможно, Эвелин снилась такая же бессмыслица, как и всем остальным, за исключением того, что для неё и почитаемого ею доктора Фрейда всё это значило нечто иное, чем казалось. Это ведь Фрейд утверждал, что ни один сон не бывает невинным?
Уходя, они забыли пакет с устрицами, и смуглому маленькому официанту пришлось бежать за ними следом. Эвелин одарила его милейшей из улыбок, но он развернулся и ушёл прочь с каменным лицом. Квирк пожалел о том, что сунул под край своей тарелки слишком щедрые, как казалось теперь, чаевые. Как же всё-таки озлоблены все эти люди!
В гостинице супруги поняли, какую ошибку совершили, не купив приспособление для вскрытия устриц. Они могли бы приобрести его в киоске, но Эвелин не знала, как зовётся этот инструмент по-испански, а просто указать на него пальцем Квирк не позволил – так они бы обнаружили себя как туристов.
– Но мы же и есть туристы, – со смехом сказала Эвелин. – Думаешь, они не видят нашу серую кожу и не знают, что мы приехали с севера?
С этими словами она вышла из ванной.
– Вот маникюрные ножницы, – сказала она. – Они подойдут.
…Вот так Квирк и оказался в больнице – и лицом к лицу столкнулся с молодой женщиной, которая была тогда в кафе и говорила что-то про театр.
12
Её, как им было сказано, звали Лоулесс. Доктор Анджела Лоулесс. Квирку она показалась даже слишком убедительной, словно актриса, играющая роль врача. На ней был белый халат и белые же туфли на плоской подошве, а на шее, как и положено, висел стетоскоп. Она оказалась старше, чем подумал Квирк, увидев её тогда в сумерках в баре «Лас-Аркадас». Сейчас он бы дал ей около двадцати восьми – двадцати девяти лет. Она была некрупной, проворной и настороженной, как птица – впечатление создавалось такое, будто при малейшем резком движении она захлопает крыльями, вспорхнёт и улетит с пронзительным криком. Женщиной она была бы хорошенькой, возможно, даже более чем хорошенькой, если бы не столь угловатые черты лица и не столь напряжённая манера держаться. Волосы её выглядели очень чёрными, а кожа – очень белой, несмотря на испанское солнце.
Она обратилась к Квирку на языке, в котором даже он опознал беглый испанский. Когда он ответил по-английски, она нахмурилась и повернулась к Эвелин.
– Вы ирландцы? – спросила она чуть ли не обвиняющим тоном.
– Я австрийка, – ответила Эвелин. – А мой муж – он ирландец, да.
Женщина быстро заморгала и перевела с одного на другого взгляд, будто враз наполнившийся подозрением.
– Вы тоже ирландка, – сказал Квирк. – Я заметил вас в баре под аркадами. Мне показался знакомым ваш выговор.
Она ничего не сказала. Даже не взглянула на его раненую руку, как будто сочла её преднамеренным и неуклюжим предлогом для чего-то ещё и не собиралась поддаваться на эту уловку.
– Мы сегодня очень заняты, – сказала женщина. Похоже, она что-то спешно подсчитывала в уме.
Появился санитар с большим комком ваты, Квирк взял его и прижал к ладони – платок, которым Эвелин обмотала ему руку в отеле, к этому времени полностью пропитался кровью. Квирк почувствовал головокружение. Стояла жара, отчего боль в руке, кажется, усиливалась. Кончик маникюрных ножниц соскользнул по связке между устричными створками и глубоко вонзился в мягкую ткань у основания большого пальца. Он тогда проклял себя за неловкость и заказал в номер двойную порцию виски.
Эвелин настояла, чтобы он обратился в больницу.
– Это Испания, – сказала она. – Помнишь, ты мне рассказывал о Хемингуэе, что он чистил зубы только коньяком, потому что в воде очень много микробов?
– А-а, так это просто очередной миф от папы Хэма, – раздражённо отмахнулся Квирк. – К тому же это ведь морская вода.
– Но она же была внутри устричной раковины! Разве ты не знаешь, насколько это опасно?
Поэтому он позволил ей вызвать консьержа и попросить его немедленно заказать такси. Машина прибыла с удивительной быстротой и значительно ускорила их путь в больницу Сан-Хуан-де-Дьос, где их ждал столь холодный приём необъяснимо напряжённого и настороженного доктора Лоулесс. Позже Квирк задавался вопросом, почему его не поразил ещё сильнее тот факт, что из всех врачей Сан-Себастьяна, коих должно быть немало, ему выпало показать свою травмированную
