Нина Васина - Мачеха для Золушки
Проталкиваясь между потными телами – было не меньше тридцати пяти по Цельсию, – он вдруг почувствовал, как в ритме барабанов застучало и его сердце – испуганное среди разгоряченных весельем чужих сердец.
На небольшом кругу, ограниченном на земле фонариками, танцевали женщины. Это был танец живота и бедер. Филимон только вздохнул – смотреть танец живота в исполнении марокканок – только нервы трепать – ни тебе пупка, ни складочек. Они всегда закутаны от макушки до пяток, стоишь, как дурак, и ловишь взглядом движения гибких тел под тонким шелком, да кончик голой ступни в сандалии и, если повезет – прямой убийственный взгляд глаз, чернее черной марокканской ночи. Он поставил сумку у ног и стал выбирать – которая?.. Все четверо подходят по росту – высокие, худые, гибкие. Щиколоток, естественно, не разглядеть… Решившись, показал одной танцовщице стодолларовую бумажку. Та хотела взять ее в танце, не останавливаясь, но Филимон поманил ее за круг. Танцовщица отступила, продолжая трясти бедрами, отчего повязка на ней звенела монетками и разлеталась бахромой. Филимон стал ждать, не убирая купюру. Минут через семь барабаны замолчали, танцовщицы разошлись. Она подошла сама. Осторожно вынула сотню из его руки и застыла, выжидая.
– Я нашел тебя, – сказал Филимон, удивляясь спокойствию сердца.
Танцовщица стояла молча, не шелохнувшись. Он почуял неладное, посмотрел на пеленгатор – цель найдена – и перешел на английский:
– Мы виделись в Париже…
– Нет, не виделись, – ответила танцовщица низким голосом.
Все ясно…
– У тебя мой перстень, я хочу взглянуть. – Филимон подождал – никакой реакции, тогда он показал пеленгатор. – Я нашел тебя по перстню, покажи мне его, и я сделаю так, чтобы он больше не подавал сигналов. У тебя не будет проблем, обещаю.
Поколебавшись, танцовщица осмотрелась, покопалась в складках одежды и протянула ладонь.
Филимон даже застонал от разочарования – его перстень!
– На секунду… – он осторожно взял кольцо, внимательно осмотрев руку танцовщицы. Поднес к пеленгатору. Нажал две кнопки, дождался писка и вернул находку. – Где женщина, которая его тебе дала?
– Не знаю. Я ее больше не видела.
Помявшись, Филимон решился задать вопрос:
– Но ты ведь… Ты же не женщина, так?
– Разве я плохо танцую? – получил он ответ-вопрос и долго потом смотрел вслед трансвеститу, который, пританцовывая, пошел – нет, полетел, плавно скользя над площадной суетой – на звуки барабана, как диковинная ночная бабочка.
Горгона
После этой поездки Филимон решил завязать. Вернувшись в Россию, он договорился о встрече, удивившись в который раз сговорчивости Горгоны – мало кто удостаивался чести видеть ее когда захочет, а уж столько раз, сколько выдалось Филимону!.. Друзья иногда подшучивали, намекая на неравнодушие их ясновидящей к могучему пожарнику.
Его вывезли в пригород Петербурга на полуразвалившемся «Москвиче», привезли на знакомую дачу, и в который раз у Филимона при виде заброшенного дома шевельнулась мысль, что существует этот странный деревянный особняк с колоннами и облупившимися статуями у засохшего фонтана только для коротких встреч – Марго не любила долгих разговоров.
В этот раз, однако, пахло едой – странное добавление к запаху тления от упавших листьев и горьких духов Марго. Женщина в кресле-качалке сидела на открытой террасе – как раз под колоннами из толстых бревен, и кормила с рук парочку приблудных псов. Она куталась в яркий плед. Филимон сразу узнал африканские цвета и чертыхнулся про себя – готовясь к встрече, он с большим трудом раздобыл в Марракеше нечто необыкновенное – легкую лошадиную попону из хлопка, с ручными рисунками женщин маори.
– Вот… – смущаясь, протянул попону и вдруг неожиданно для себя стал подробно объяснять: – Это редкая вещь. Требует кропотливой и долгой работы. Сначала наносится рисунок воском из трубочки, и кусок ткани красится в ярко-синий цвет. После высыхания воск осторожно удаляют, а на места под ним наносится алая краска, но перед этим все синее закрывают воском… В общем, – закончил он, уловив быстрый насмешливый взгляд женщины, – возни на полгода.
Марго встала, спустилась со ступенек. Развернула подарок, взмахнула, опуская его потом на траву. Походила вокруг и вернулась в кресло. Понюхав попону, на нее тут же улеглись псы.
– Не кривись, не кривись, – отмахнулась она от сердитого взгляда Виктора Лушко, – неужели ты думал, что я на себя лошадиную накидку надену?
– Ну не псы же!.. – не сдержал возмущения Филимон.
– А это не псы, – тут же отреагировала Марго. – Сука – моя подруга, психиатр. Умерла шесть лет назад. Она долго меня искала, вот – нашла… А кобель, кстати, Гриша Лютиков. Да-да, не смотри так, это Гриша Лютиков, наш программист.
– Он тоже… тебя сам нашел?.. – с трудом выдавил Филимон, стараясь не смотреть Марго в лицо – никак не мог заставить себя воспринимать подобные шизофренические заскоки с равнодушным вниманием.
– Нет, Гришу я забрала у его жены. Она позвонила и сказала, что в квартиру рвется бездомный пес, скулит и плачет как человек – слезами. Ты представляешь собаку, которая льет слезы? Пес как-то ворвался в открытую дверь и сразу полез к комоду с Гришиными вещами.
– Ну конечно… – вздохнул Филимон.
– Ты уж лучше молчи, если не можешь скрыть недоверия! – рассердилась Марго.
– Молчу, молчу…
– Молчит он! А где, ты думаешь, я нашла дискету, из-за которой Гришу застрелили? В том самом комоде, представь себе! Мы с женой раскурочили его до последней дощечки и нашли! Молчит он… Чего пришел?
– Я хочу завязать.
– Завязать, развязать… Еще начни ныть, что ты пожарник по призванию, а ничего давно не тушил, все больше подчищаешь, растворяешь, топишь! Мы вот что с тобой сделаем, Витя Лушко… – Марго задумалась.
– Что? – забеспокоился Филимон.
– А мы с тобой завяжем вместе.
– Это – в смысле?..
– Все хотят завязать, и я хочу завязать. Рассказать, как я начинала?
– Нет! – поспешил с ответом Филимон.
– Конечно, ты этого хочешь. Садись и слушай. В тринадцать лет я поняла, что стала отличным проводником в мир мертвых. Мой первый оргазм – о, я назвала его «оргазм „МиГ-29“. Наш военный самолет тогда свалился на дом в Голландии, а я все это видела у себя дома, в квартире, на диване. [2]
Потоптавшись и не найдя, на что можно сесть, Филимон сел на попону рядом с… В общем, с собаками.
– Ты знаешь, что смерть никогда не приходит неожиданно? – Не дождавшись ответа, Марго кивнула и посмотрела в небо. – Кто-то там намечает свою жертву заранее, пасет ее, готовясь к финальной фазе. И я стала видеть этих меченых. Как наяву. А потом они вообще стали везде ходить следом за мной, селились у меня дома. Представляешь, ванну невозможно было принять, чтобы не забрызгать какого-нибудь меченого. Я постоянно жила в аду чужих жизней…
– А к врачу… – заикнулся было Филимон, но вовремя замолчал и опустил глаза.
– А врача я сама себе сделала. Оплатила подружке детства учебу и проживание в Москве. Она стала психиатром, поставила мне диагноз – все, как полагается, и нашла для меня единственный способ заинтересоваться такой жизнью. Она предложила извлекать из моих способностей выгоду. Вот и все.
Подумав, Виктор Лушко решился на реплику:
– Выгода – она ведь… обманчивая вещь. Все золото мира не зароешь у себя в огороде, все бриллианты не спрячешь в кадушке с квашеной капустой. До какого-то времени и предела получаешь удовольствие от всемогущества денег, а потом скучно становится.
– Тебе стало скучно потом, а мне – с первого момента, когда я осознала происходящее. Я поняла, что обречена – это не вылечить. – Марго наклонилась и внимательно посмотрела на Филимона с террасы.
– У женщин все по-другому, – забормотал он, отводя глаза. – У нас, мужиков, азарт, сила, желание быть первым. Тебе надо было зацепиться за возможность владеть и повелевать, если, конечно…
– Ерунда все это, – перебила Марго. – Повелевать! Что, скажи, могу я потребовать от Золотой рыбки, если владею тайнами мира мертвых? Знаешь, сколько Владычиц Морских выползали у меня утром из-под кровати? Бывало, проснешься – и ноги некуда поставить!
– Ладно, я понял – ты устала сразу, как только поняла, чем отличаешься от нормальных людей. Жить тебе, конечно, с такими способностями… – Филимон покосился на собак рядом, – и скучно, и грустно, и руку, опять же, кому подашь? В богатство наигралась, любви, я думаю, ты избегала, как чумы – кому захочется увидеть призрак своего любимого утром под кроватью, когда он еще живой в ванной бреется, а потом… жить с ними обоими… Сколько времени жить? – Филимон решился и посмотрел в упор на Марго.
– Девять дней – до, девять – после.
Филимон попытался подвести хоть какой-то итог странному разговору.
– Тяжело, конечно, для маленькой женщины. Почему же ты не…
