Нина Васина - Мачеха для Золушки

– Типун тебе на язык!.. – отмахнулся Вольдемар.

После звонка колумбийца русским приказано было убираться. Кузя, которого это не касалось, суетливо выпроводил их. Филимон уходил, думая, что уже не увидит Кузю живым. Вольдемар – надеясь, что тот припрятал в нужном месте взрывчатку и при отступлении сумеет ее рвануть, оставив под землей большую часть шестерки.

Изучив карту города, Виктор Лушко ждал рассвета в подвале грязного кафе рядом с банком. С неба лило, как из душа под сильным напором. Иногда порывы ветра таскали «душ» вдоль улицы туда-сюда, тогда видимость становилась совсем никакой. В двух кварталах на запад, у разветвления дороги, дежурил Абакар с машиной, оформленной под местную медицинскую помощь. Он хуже всех говорил по-испански. Шуруп курировал еще один путь проезда к набережной – через пару километров на восток, но это уже так, для перестраховки. Вольдемар был далеко – у домов на сваях, там, где вечером велись переговоры с колумбийцем.

Как только небо стало светлеть, на город пошла волна – отголосок мощного урагана над Багамами. Причем основная вода двинулась на Барселону, Каракасу досталось немного, но в сочетании с сильным ливнем этого хватило, чтобы затопить улицы выше колес припаркованных автомобилей и залить подвал кафе. Когда Филимон понял, что пора выбираться, иначе наступит «предельная отметка воды», он увидел два крытых грузовика, выезжающих на дорогу. Передал по рации Абакару готовность. Видимость была отвратительная. Ему досталось самое опасное – найти вырытый тоннель, осмотреть его на предмет поиска Кузи и успеть выбраться до появления полиции: оставалась вероятность срабатывания сигнализации при ограблении и оперативных ответных действий, несмотря на затопление.

Стоя под ливнем, Виктор Лушко полминуты решал, идти ли в тоннель? По капюшону на его голове стучала вода, из-за ее быстрых потоков по асфальту казалось, что этот чужой город плывет куда-то, унося с собой чужую историю, а он, Филимон, стоит посреди потока в тошнотворных приступах морской болезни – укачало.

Если грузовики забиты мешками с деньгами, в двух кабинах может поместиться не больше шести человек. Вот и все решение. Надо идти. Трое в кабине грузовика – это нормально. Седьмой – лишний. В кузове его тоже не спрячешь – зачем рисковать при обычной проверке на дорогах? По расчетам Виктора Лушко получалось, что в грузовиках Кузи нет. В них, конечно, может сидеть по одному шоферу, а пятеро остальных… Не может.

Он прошел мимо двух домов до вывески. Дверь на улицу была заперта, а другого прохода к заднему входу не намечалось – дома стояли сплошняком, стена к стене. Тогда Филимон выбил дверь и вошел в сумрачную тишину. И увидел темную фигуру на полу под окном.

– Подумать только… – сказал лежащий Кузя, – меня убили! Это же я все придумал, все получилось, а они… убили. Ты меня отсюда не увози, не надо. Потопи мое тело, Филимон. Мне здесь нравится. Я вообще не хотел уезжать… никогда. Я хотел ферму купить… – он перешел на испанский, – льянерос…

Все объяснил и умер. Как в индийском кино.

Вот так. Убедившись в его смерти, Филимон сжал зубы и кулаки, издав тихий рык. Потом, как часто делал после потерь, поблагодарил судьбу за участие: Кузя умер не в одиночестве. А ему самому не пришлось искать вход в тоннель, идти по нему, освещенному факелами (!), до лестницы наверх. Он не дошел до дыры, пробитой в банковское хранилище. Куски выбитого пола, брошенный инструмент, присыпанный разноцветными боливарами, – все это увидели полицейские, заглянувшие сюда через шесть часов.

Виктор Лушко передал по рации Абакару, чтобы тот подъехал к банку, назвал улицы, по которым можно пробраться, подготовил тело для переноски.

По улицам пробирались с трудом. Дважды пришлось остановиться, чтобы подобрать пострадавших – теперь в фургоне рядом с черным мешком с телом Кузи ехали две женщины, старик и собака.

Кузя никуда не спешил, «спасатели» тоже: аэропорт закрыли. Пострадавших завезли в больницу, подобрали Шурупа и уже после этого спокойно, не спеша, двинулись к морю. Особой паники на улицах не наблюдалось, и странно – жители таскали по воде животных. Им попались пара ослов и худосочный теленок. И тогда Филимон спросил у Абакара, что такое «льянерос». Абакар, посмотрев на него долгим взглядом, покосился на мешок.

– Так называют местных ковбоев, то есть пастухов на лошадях…

– Я знаю, что такое ковбой! – перебил его Филимон.

– …которые пасут коров в Льяносе, – невозмутимо продолжил Абакар. – Кузя отказался возвращаться домой, да?

– Да.

– Сказал, что хотел стать льянерос?

– Да.

– Что будем делать?

– Топить тело.

– Он не сказал, что хочет стать русалкой, он сказал… – начал было Абакар.

Филимон мгновенно воспользовался поводом заорать:

Помолчав минуты три, Абакар сказал, что у него есть такое желание. Филимон глянул на него в зеркало как на сумасшедшего. Они доехали до Вольдемара.

Наткнувшись взглядом на мешок, Вольдемар застыл на секунду, потом шумно забрался в фургон, ни о чем не спрашивая. А вот Шуруп решил кое-что выяснить:

– Мы дадим этим колумбиносам просто так смотаться с деньгами?

– Именно так! – подтвердил Филимон. – Дадим, и еще помашем ручкой на дорожку!

– А наш товарищ…

– А наш товарищ!.. – взорвался Филимон. – Сам выбрал, где и как ему подохнуть! Самое главное – все его мечты сбылись. Он придумал ограбление, организовал его и с успехом осуществил – это ли не счастье, от которого можно умереть?!

– Филимон прав, – поддержал Абакар, – мы не можем ничего поделать. Пока все складывается удачно – Кузя у нас, а ведь подельники могли его и живым подставить полиции.

– Тогда – что? – спросил Вольдемар. – Огонь, вода или медные трубы?

– Вода, – настаивал на своем Филимон.

– Огонь – сказал Абакар.

– Медные трубы отпадают, – вздохнул Шуруп. – Тело нам домой не вывезти, и соответственно – ни кладбища, ни духового оркестра.

В аэропорту они выпили как следует на помин души, проспали на сумках часов шесть, а когда проснулись, стали приводить вещи в порядок. Вольдемар, не обращая внимания на толпу раздраженного, усталого и голодного люда вокруг, сидя на полу, спокойно разобрал пластиковое оружие, рассортировав составные части по коробкам с надписью «Горное снаряжение». Абакар еще раз просмотрел документы для вылета. Шуруп за это время заметил, что в аэропорту появилась полиция – осматривают все крупные сумки.

– Первый раз, что ли, нас шмонают, – не обеспокоился Абакар. – Мы ведь знаем, что они ищут, да, Филимон?

И тут Филимон вдруг забрал у него свой паспорт и сказал, что летит в Маракеш.

– Не верь ты бабам! Ведь обманет, зараза, и не покраснеет! – стал отговаривать его Шуруп.

– Чего гадать, – не сдавался Филимон, – доставай свою поисковую систему.

– Здесь? Ловить по спутнику? – опять удивился Шуруп, но ноутбук достал.

Пока он возился с приборами, трое соратников сидели молча среди суматохи и криков переполненного зала.

– Марракеш? – спросил Филимон, когда Шуруп, увидев на экране карту Африки, посмотрел на его удовольствие.

Мачеха

Прилетев в Марокко, Медея позвонила по нескольким номерам, взяла такси. Уже через час в грязной полутемной лавке местный умелец, которого ей посоветовали, курочил перстень, разбирая ложе для камушка. С осторожностью, странной для неухоженных пальцев, он достал пинцетом маячок, поднес его к свету настольной лампы.

Медея закрыла глаза. Такой прыти от управленцев из русской разведки, да еще ушедших в отставку, она не ожидала.

Умелец сказал, что система не новая, более того – вставлена в оправу давно и с тех пор не вынималась. Коротковолновый радиопередатчик для спутниковой поисковой системы.

Она попросила возвратить все на место. Отдала деньги, вышла в горячий сухой вечер чужого города, пахнувший пряностями и горелым мясом, и придумала, что делать с перстнем.

Отец

Прилетев в Марокко, Лушко позвонил по нескольким номерам, взял такси. Приехал на центральную площадь Марракеша поздней ночью, то есть в самый разгар веселья и обжираловки. Она представляла собой огромное пространство, заполненное торговцами, неумелыми фокусниками и жонглерами на ходулях, детьми, калеками – все это темнокожее человечество при свете разноцветных фонариков пыталось выцарапать у туристов – их, конечно, было больше всех – деньги, деньги, деньги…

Филимон достал свой пеленгатор, похожий на телефон, и посмотрел на экран. Цель была близко, можно сказать совсем рядом.

Проталкиваясь между потными телами – было не меньше тридцати пяти по Цельсию, – он вдруг почувствовал, как в ритме барабанов застучало и его сердце – испуганное среди разгоряченных весельем чужих сердец.