Евгения Горская - Дар или проклятие
– Наташ, – шепотом спросил Сережа, когда Вадим прошел на кухню, – а он тебе кто?
Она и сама хотела бы знать, кто он ей.
– Друг. Пойдем на кухню. – Она взяла мальчика за руку и спохватилась: – Возьми телефон.
Квартира была запущенной. Обои кое-где отставали, занавески висели криво, старинная тяжелая мебель нуждалась в реставрации, но тем не менее выглядело все… солидно, прав мальчик.
– Сереженька, звони папе, – велела Наташа, когда они уселись на мягкие стулья с высокими спинками вокруг дубового круглого стола. – Позвони, а потом дай мне трубку.
Сережа сосредоточенно потыкал в кнопки.
– Пап, привет. За нами бандиты гнались, – серьезно сказал он в трубку, – а Наташа меня спасла. И Вадим Павлович. Это Наташин друг… Я сейчас ей телефон дам.
– Петр Михалыч, здрасте, вы не волнуйтесь…
– Пожалуйста, коротко. В двух словах. – Голос директора звучал как-то незнакомо, устало, что ли, но Наташе некогда было об этом задумываться.
– Морошин за Озерцовым следил, а Озерцов за вашей женой, – мрачно отчиталась Наташа, – а потом у меня телефон пропал, и я поняла, что им нужен Сережа.
– Действительно коротко, – похвалил директор, – Александрина Витальевна в курсе?
– Да. То есть она в курсе, что Сережа со мной, а так не в курсе.
– Понял, – с небольшой задержкой отозвался Петр Михайлович, – где вы сейчас?
– У моего друга. В безопасности. Вы не волнуйтесь.
– Я вернусь первым же самолетом. Вы можете побыть у этого… друга до моего возвращения?
– Конечно, – решила за Вадима Наташа.
– Тогда оставайтесь там, – попросил директор. – Никуда не выходите. Никому не открывайте. Какой адрес?
– Адрес? – растерялась она, и когда Вадим подсказал, назвала.
– Наташа… – помедлил директор, – спасибо.
Она повертела телефон. Нужно позвонить Стасу, все-таки они вляпались в серьезную историю, и предупредить его необходимо. Она пыталась вспомнить цифры, проступившие на экране ее мобильного, когда Стас вчера звонил ей, и не могла. Можно, конечно, позвонить на работу и узнать номер Морошина, но это почему-то казалось ей опасным.
– А вы эти книги все прочитали, да? – Огромная библиотека явно произвела на Сережу впечатление.
– Нет. Это в основном дедовы книги. Они для меня слишком… узкоспециализированные.
– А зачем же вы тогда их храните?
– Да так, – Вершинин пожал плечами. Мальчишка ему нравился. – Я не люблю выбрасывать книги.
«Что-то было знакомое в сочетании цифр номера Стаса. Точно, мамин день рождения», – вспомнила Наташа.
– А ваш дед кем работал?
– Он был профессор. Физикой плазмы занимался.
Наташа, сомневаясь, начала нажимать кнопки и чуть не подпрыгнула от радости, услышав знакомый голос.
– Стас, это я…
– Наташка, – закричал он, – они за Сережей охотятся!
– Знаю. Он со мной.
Стас облегченно выдохнул.
– Как?..
– У меня украли телефон. Я и догадалась. – Она не только догадалась, она чувствовала, что Сереже угрожает опасность. Наташа зябко передернула плечами.
– Они подожгли машину Александрины, – сообщил Стас.
– Что?!
– Не бойся, с ней все в порядке. С Александриной, в смысле. Но задержали ее грамотно. Пока полиция, то, се… Их и след простыл. А как ты все-таки догадалась?
– Сама не знаю. У нас тоже… целая история.
– А сейчас вы где?
– В безопасности.
– Точно? – усомнился он.
– Точно, – заверила Наташа, – Петра Михалыча ждем. Ладно, пока, до завтра.
Она протянула Сереже телефон и с удовольствием вытянула ноги.
– Давайте чай пить. Очень пить хочется.
Она сказала, что они в безопасности, но Вадим почувствовал, как нарастает тревога. Если неудавшиеся похитители запомнили номер его машины, найти их ничего не стоит. Сейчас в Интернете чуть ли не в открытую торгуют базами ГБДД. Конечно, в квартире с металлической дверью они в безопасности, но расслабляться рано. Вадим понимал, что новоявленные бандиты чувствуют себя сейчас загнанными в угол и способны на любую непредсказуемую выходку. Ему казалось, что он даже покраснел от стыда. Он подставил женщину и ребенка по собственной дури. Он не выполнил главного мужского долга – оберегать слабых.
– Давайте, – сказал он, выключая чайник.
Александрина смотрела на то, что осталось от ее машины. «Тойоту» подарил Петр, и она ее очень любила, ей было приятно говорить подружкам, что это подарок мужа, хотя она и сама была в состоянии купить себе любую машину. Почти любую. Сейчас красавица «Тойота» была страшным уродливым железным ломом. Александрина знала, что и сама стала черным уродливым ломом, пригодным только для свалки.
Она покорно и равнодушно отвечала на бесчисленные вопросы людей в форме, мечтала остаться наконец одной и радовалась, что Сережа под присмотром, и она какое-то время может о нем не думать. Сейчас она не могла думать ни о ком, даже о Сереже.
Потом позвонил Петр, велел ей ехать домой и никому не открывать дверь, пока он не привезет сына, и Александрина покорно поехала и теперь ходила по огромной ухоженной квартире, наматывая на невидимый счетчик очередной километр…
Удивительно, но сначала Петр ей не понравился. Вернее, не то чтобы не понравился, просто Александрине не могло прийти в голову, что молчаливого Петра можно рассматривать как достойного претендента на ее, утонченной красавицы и умницы, руку. Познакомила их школьная подруга Лена Фролова. Петр учился в одном институте с Димкой, Лениным мужем, изредка бывал у Фроловых дома и на одном из Лениных дней рождения оказался сидящим за праздничным столом рядом с Александриной.
Она тогда почти с ним не разговаривала. За столом Петр исправно за ней ухаживал, предлагал салаты, подливал спиртное, однако с ненужными разговорами не лез, танцевать не пригласил, а когда Александрине стало скучно среди подвыпивших гостей, ненавязчиво предложил проводить ее домой. Она тогда оценила и то, что он точно уловил момент, когда ей обрыдла затянувшаяся вечеринка, и то, что он довел ее до самой двери квартиры, а не вызвал такси, как делали ее многочисленные поклонники.
Потом она узнала от Лены, что Петр родом откуда-то из сельской местности, блестяще окончил институт, почти сразу защитил кандидатскую диссертацию и сейчас пытается организовать свою фирму.
Он не спросил ее телефон, не предложил встретиться вновь, и Александрина очень скоро о нем забыла.
И если бы не встретила его снова, никогда не узнала бы, что он – основа ее жизни, никогда не была бы так безумно счастлива, как с ним, и никогда не страдала бы так, как страдала сейчас.
Александрина накинула куртку и вышла на большой открытый балкон. Закурила, ужасаясь, что сигареты кончаются. Что она будет делать, когда они кончатся совсем?
Что она вообще будет делать?
Чашки были разномастными, блюдца Вадим не подал вовсе – Виктор при этом обязательно поморщился бы, но чай оказался очень вкусным, ароматным и в меру крепким, а печенье, которое он вывалил в вазу для фруктов, свежим и сдобным.
– Ну расскажите теперь про ваши приключения, – Вадим с удовольствием отхлебнул из большой кружки.
Наташа еле заметно покачала головой – не при Сереже.
– Ну-у, – задумался мальчик, – меня хотели похитить, а Наташа меня спасла. Да, Наташ?
Она улыбнулась и потрепала его по волосам.
Из отрывочных фраз картину Вадим себе представлял, и в эту картину не укладывалось только одно: зачем и почему в нее стреляли? Или все-таки никакого выстрела не было? А была хулиганская выходка, не имеющая к ним никакого отношения…
– Откуда вы так хорошо друг друга знаете? – Сам Вадим ни разу не видел никого из детей своих коллег, ему просто не приходило в голову на них посмотреть.
– Да так, – засмеялась Наташа, – мы давно знакомы.
После больницы родители забрали ее к себе. Забрали гораздо раньше предполагаемой выписки, потому что в палате Наташе было совсем невмоготу и она очень хотела домой. Виктор слабо посопротивлялся и согласился, понимая, что за Наташей нужен уход и мама обеспечит этот уход лучше. Он приходил каждый день, приносил цветы и фрукты, держал Наташу за руку и рассказывал, как ему без нее плохо, а еще про нестабильную экономическую ситуацию, которая наверняка ничего хорошего не сулит. Наташа должна была жалеть бедного неприкаянного мужа, но не жалела. После того случая в больнице, когда отец рявкнул на него, Наташа не пожалела Витю ни разу. Как отрезало… Вернее, жалела, но совсем за другое, и не вслух, а про себя. Жалела за то, что он пугливый и слабый, что нисколько не стесняется этой своей слабости, что он боится внешнего мира, жестокого, но все-таки очень интересного. Жалела за то, что ему до сих пор нужна утешительница, почти няня, и удивлялась, что не замечала этого раньше. У нее затекала рука, которую держал муж, и ей хотелось, чтобы он поскорее ушел.
Наверное, если бы год назад он сказал ей про ту же экономическую нестабильность:
