Вспомни, что ты сделала - Уиллоу Роуз
Но с недавних пор Айрис замечала кое-что еще и очень беспокоилась. Она чувствовала, что мужа терзает страх – глубокий, липкий, проникающий в самое существо. Вероятно, это было связано с работой. Он устал от нее, дошел до предела. Гари боялся, что с ним что-то случится и он не увидит, как растет Оливер. По правде говоря, Айрис тоже этого боялась. Особенно в последнее время. Не раз она ловила себя на том, что с тревогой ждет у двери, когда часы пробьют шесть: в это время Гари обычно возвращался. Она успокаивалась только тогда, когда муж заходил в дом и обнимал их с Оливером.
– Так, зайчик, тебе пора баиньки, – сказала Айрис, расплываясь в улыбке.
Она ничего не могла с собой поделать. При одной мысли о сыне в душе Айрис разливалось тепло. Любовь к Оливеру была особенной – раньше она подобного не испытывала, даже к Гари, которого любила безумно. Сын – это другое, это всепоглощающее, упоительное чувство, дурманящее словно наркотик. Все время быть с малышом, касаться его, прижимать к себе. Ничто на свете с этим не сравнится!
Поскольку погода стояла прекрасная, Айрис решила прогуляться к парку в центре города и купить себе мороженое. Она обязательно гуляла хотя бы раз в день – все-таки движение и свежий воздух, а Оливеру отлично спалось в коляске. В принципе, им с малышом дома тоже было неплохо, но Айрис боялась потерять связь с окружающим миром и заставляла себя выходить в люди.
Айрис уже было покатила коляску, но вспомнила, что не взяла сумку с подгузниками. Оставив Оливера на улице, она буквально на минуту забежала в дом. Сумка была на кухне: Айрис заранее упаковала в нее подгузники для прогулки. Да, забавно, хмыкнула она, что ей пришлось сменить маленькую элегантную сумочку на этот несуразный баул со всякими детскими принадлежностями. Можно провести параллель с ее жизнью в целом. Раньше она заботилась исключительно о себе любимой, а теперь забывает поесть и принять душ – главное, чтоб ребенку было хорошо.
Айрис бросила взгляд на зеркало в прихожей и снова хмыкнула: сойдет, главное, никого из знакомых не встретить. Она поспешила на улицу, положила сумку в багажную корзину и схватила коляску за ручку.
– Все, солнышко, я тут. Поехали? – спросила она.
Она, конечно, не ожидала ответа от трехнедельного младенца, но что-то ее насторожило. Айрис откинула москитную сетку, чтобы проверить, как там Оливер, или просто в очередной раз полюбоваться спящим сынишкой.
Коляска была пуста.
Глава 24
На следующий день в служебном кабинете Мэтта мы организовали оперативный штаб и начали просматривать материалы дела. Нам предстояло вникнуть во множество деталей.
– Мне сказали, что ты здесь, Ева Рэй, – с этими словами в кабинет вошла шеф Энни и крепко меня обняла.
Она была грузной женщиной и чуть меня не расплющила. Разомкнув объятия, Энни посмотрела на меня добрыми, глубоко посаженными карими глазами и улыбнулась, давая понять, что я тут желанный гость.
– Здорово, что ты наконец с нами. Как только девочки исчезли, я Мэтту сразу сказала, что надо привлекать тебя. Ты мне нужна.
– Спасибо, польщена, – покраснев, ответила я.
– Ужасно тебе рада, Ева Рэй, – сказала Энни, пожимая мне руку. – Отлично выглядишь.
Я улыбнулась. У меня двор был полон криминалистов с собаками, проработавших при свете прожекторов всю ночь, не говоря уже о водолазах, которые обследовали канал и не давали мне уснуть. Все утро я воевала с детьми, чтобы вовремя выпихнуть их из дома, но Алекс и Кристина все равно опоздали на автобус. Мне пришлось прямо в пижаме прыгать в машину и везти их самой. Потом я застряла в пробке на Минитмен-Козуэй, а вернувшись домой, чтобы переодеться, обнаружила, что ванную комнату затопило. Оказалось, протекает унитаз. Я вызвала сантехника в надежде, что мама, которая за утренним кофе читала газету, его дождется. Мама вежливо попросила на нее не рассчитывать, потому что она уезжает – сначала к друзьям, а потом в Винтер-Парк играть в гольф. Что ж, дождалась мастера, он все починил и выставил мне баснословный счет. Вдобавок, когда я примчалась к Мэтту в отдел, он тактично сообщил, что у меня на рубашке на самом видном месте огромное пятно от кофе. Причесывалась я наскоро в машине, а накраситься вообще забыла, так что слова «отлично выглядишь» были большим преувеличением.
– Спасибо, Энни, ты тоже. Впрочем, ты всегда на высоте.
– Давай на днях вместе пообедаем. Может, я уговорю тебя у нас остаться насовсем, – сказала она и глянула на свой телефон. – Ох! Мне еще пять минут назад надо было быть в другом месте. Сегодня вечером у нас ежемесячное мероприятие «К мэру на кофе», и нужно выяснить, кто будет его охранять.
Она пристально посмотрела на меня:
– Найдешь девчушек?
– Приложу все усилия.
Энни ушла, а я повернулась к Мэтту и глянула на доску на стене, куда мы повесили фотографии всех четырех девочек. Карина Мартин, Ава Моралес, Тара Оуэнс и Молли Карсон смотрели прямо на меня, и у меня защемило сердце. Я села и на стуле подкатилась поближе к стене. Под школьными фотографиями Мэтт крупно написал «Выпускной». Я уставилась на надпись.
– Итак, они все были на выпускном, – пробормотала я. – А что, если он тоже там был? Да, мы говорили об этом раньше и вы опросили всех учителей и сопровождающих, но нет ли здесь зацепки? Девушки танцуют на школьном балу, и сразу после него трое из них пропадают. Или в ту ночь должны были исчезнуть все четверо?
– И тот же тип пришел потом за Молли? – cпросил Мэтт.
– Может быть, она что-то знала или видела и он заставил ее замолчать?
– А почему он ее не убил? Убил бы и закопал где-нибудь или бросил в реку с аллигаторами.
– Резонный вопрос. То, как он все обставил… Видимо, у него ко мне что-то личное. Как будто он хотел, чтобы именно я ее нашла. Ему нужен был конкретно мой двор.
– Потому что ты знала Молли, – предположил Мэтт.
Прикусив губу, я глянула на фотографию Молли. Она смотрела на меня прекрасными карими глазами, и у меня перехватило дыхание при мысли о том, что и я, и ее мать больше никогда их не увидим.
– Может, из-за этого, а может, и нет. Мне кое-что не дает покоя… – сказала я и, встав со стула, принялась изучать фотографию из больницы, где Молли лежала с повязкой на глазах.
Фотография служила страшным напоминанием о том, что
