Игра против правил - Александр Сергеевич Рыжов
Ждать нельзя, работа нужна позарез. Но куда устроиться, если нигде не берут? И специальности у него, будем честны, нет. Что это, извините, за профессия — хоккеист? Был бы электриком или сантехником, штукатуром-маляром, тогда бы все оказалось намного проще. А с умением гонять шайбу и забрасывать ее в сетку — кому он сдался?
Так шел Касаткин в гастроном, понурившись и сетуя про себя на свою никчемность, как вдруг услышал знакомый голос:
— Кос? Ты?
— Шкут?..
Игроки «Авроры», равно как и других команд, чаще всего называли друг друга не по именам, а по кличкам, которые представляли собой сокращенные варианты фамилий. Клички пригождались на площадке, когда надо было в разгар игры быстро окликнуть партнера. Не выговаривать же «Ка-сат-кин». Вот и получилось «Кос». Алексей прозвищем гордился, оно напоминало ему фамилию главного персонажа из польского фильма про танкистов и собаку. Это кино крутили по ТВ, особенно летом, и к экранам прилипала вся страна.
А Шкуту и кличку придумывать не стали, у него фамилия и так смахивала на дворовое погоняло.
Они не виделись недели две, но ощущение было такое, будто расстались вечность назад. Касаткин обрадовался приятелю, как Робинзон, наткнувшись на своем острове на человечий след. Только сейчас, когда хмель бесповоротно выветрился и голова прояснилась, пришло понимание, что пересиживать несчастье в одиночестве и тем более заливать его спиртным — идея гиблая.
Шкут затащил его в пельменную, усадил за столик, заказал две порции рыбных со сметаной. Касаткин застеснялся, не знал, как сознаться, что пребывает на грани нищеты. Достал кошелек, взялся пересчитывать жалкую мелочь, но Шкут запротестовал:
— Убери! Я угощаю. У меня сегодня первая зарплата.
— Ты устроился? — живо спросил Алексей. — Кем?
— Кочегаром в котельную. Общагу на Блохина знаешь?
— Ремстройтрестовскую? Знаю.
— Вот при ней котельная. Получаю девяносто пять рэ в месяц, зато график удобный: сутки через двое. Свободного времени навалом. Можно тренироваться, чтобы форму не растерять.
Касаткин ковырнул вилкой пельмень, тщательно обвалял его в сметане. Аппетит после запоя проснулся зверский, но не хотелось обнаруживать его при Шкуте. И так черт-те что подумает, созерцая опухшую харю…
— Все еще планируешь вернуться в хоккей?
— А ты разве нет?
Касаткин издал неопределенное «гм-м» и не жуя проглотил сочившийся сметаной пельмень.
Планировал ли он вернуться в хоккей? Ха! Все его планы теперь полагалось засунуть в… Ну, в самое дальнее и укромное место, где они лежали бы до скончания века. Не зависело ничего от его планов. За него все решил вице-адмирал Посов со своими прихлебателями. Неужто Шкут такой наивный, что уповает на милость начальства? Или уже прошение написал?
— Ты не думай, я им в ноги кланяться не стану, — опередил Шкут течение мыслей в голове Касаткина. — Но фортуна к человеку и так и сяк поворачивается…
— Спору нет… — Алексей вытер рот бумажной салфеткой и отпил из стакана остывший чай. — Но пока она к нам нужным местом не повернулась, может, выручишь по старой дружбе? Мне бы тоже на работу устроиться, а то милиция наседает… Как там у вас в котельной с вакансиями?
— Вакансии есть, — проговорил Шкут после непродолжительного раздумья. — Зольщики и кочегары всегда требуются. Но… Выдержишь ли?
— Уголь в печку кидать? Выдержу. — И в тон добавил: — Заодно потренируюсь, чтобы форму не потерять.
Но Шкут сарказм не оценил и не поддержал.
— Я не о работе. Коллектив у нас… специфический. Не каждый притереться сумеет.
— Но ты же сумел!
— Я не конфликтный.
— Это ты не конфликтный? — Касаткин собирался поерничать на сей счет, но сам себя перебил: — Погоди. А почему специфический? Алкаши, что ли?
Догадка показалась резонной. Кто еще пойдет в кочегары за девяносто пять рублей в месяц?
— Алкаши тоже присутствуют, — не стал отрицать Шкут, — но я про других… А, хрен с тобой! Пойдем! Замолвлю словечко, а дальше крутись как хочешь. И не говори, что я тебя не предупреждал.
* * *
Котельная в женском общежитии ремонтно-строительного треста номер один на Петроградской стороне оказалась на удивление просторной. Касаткин предполагал, что это будет крошечный закуток, заваленный углем, где и вдвоем не развернуться, но на самом деле пространства хватало. Печной зев полыхал желтым пламенем, бросая отблески на лица четырех человек, которые сидели под стеной на разнокалиберных табуретках. Все курили, а один, нескладный субъект с пушкинскими бакенбардами и в клетчатых штанах, тискал в руках гитару, на которой тренькал что-то маловразумительное, но, видимо, концептуальное.
Войдя с улицы, где в этот день было пасмурно, Алексей невольно зажмурился от ярких сполохов.
— Знакомьтесь, это Леша, — представил его Шкут. — Наш новый зольщик. В прошлом и, надеюсь, в будущем классный хоккеист. Прошу отнестись с пониманием.
Обитатели котельной воззрились на новичка, а Касаткин, привыкнув к не совсем обычному освещению (помимо печки, похожей на драконью пасть, извергавшую огонь, помещение освещалось двумя электрическими лампочками, висевшими под потолком), узнал в одном из сидевших того самого патлатого раздолбая, с которым повздорил летом возле «Сайгона». Узнал и не обрадовался. Так вот о какой специфике говорил Шкут…
Патлатый поднялся, приблизился к Касаткину вплотную.
— Гора с горой не сходятся… Меня из-за тебя трое суток в ментовке промурыжили. Я не забыл.
«Опять рукоприкладство начнется», — тоскливо подумал Касаткин. Почему так не везет?
Он уже примеривался, с какой руки сподручнее засандалить в рыхлую рожу патлатого, но услышал властный голос:
— Хряк, оставь его! И сядь, тепло загораживаешь!
Голос принадлежал девушке. Забавно! Касаткин сразу и не распознал ее среди сидевших под стеной. Уж очень она походила на парня: узкие штаны, бесформенная куртка, сапоги, короткая стрижка.
— Анка. — Она, не вставая, протянула ему маленькую руку. — Располагайся. А на Хряка не обращай внимания, он всегда дурной, когда пьяный. А пьяный он тоже всегда.
Алексей машинально ответил на рукопожатие, хотел присмотреться к новой знакомой получше, но Шкут взял его за плечи и подтолкнул влево, где располагалось что-то вроде предбанника. Там и хранился уголь.
— Идем, покажу тебе фронт работ.
— Я же еще не устроился…
— Вопрос решен. Серега Фурсов… это наш начальник… мировой мужик. Я ему про тебя рассказал, он говорит: неси трудовую, все сделаем. Так что с завтрашнего дня приступаешь.
Как же хорошо, когда вопросы
