Вопль кошки - Франческа Заппиа
– Ух ты, Кот, рисуй цветы почаще! – сказал Джеффри.
Он нашел мой альбом и повернул его ко мне. Альбом открылся на развороте с голубой хризантемой, набросанной цветными карандашами.
Я нарисовала ее, потому что мама Джеффри растила хризантемы на крыльце. Красные, желтые, белые, но не синие, потому что хризантемы от природы синими не бывают. Раз уж я взялась рисовать цветок, пусть хоть чем-то отличается от настоящего. Пусть будет необычным.
– Я подумаю, – сказала я, зная, что не собираюсь.
Я не сообразила, что Джеффри взял в руки тот самый альбом. Не сообразила, что положила его на самую вершину стопки на прикроватной тумбочке.
Джеффри перевернул страницу и замер.
– Стой!
Я вскочила, потянулась за альбомом. Джеффри бесстрастно взирал на картинку.
– Знаешь, – проговорил он, – я уверен, что Джейку бы польстило, что ты его рисуешь.
– Пожалуйста, не говори ему, – сказала я. – Поклянись, что не скажешь.
Я переползла через кровать, схватила альбом и прижала его к груди.
На мгновение руки Джеффри зависли в воздухе, а потом медленно опустились к нему в карманы. Он нахмурил брови.
– Не скажу, – сказал он.
Я спрятала скетчбук в ящик тумбочки.
Повисла тяжелая тишина, а потом Джеффри спросил:
– Почему ты мне не рассказала?
– Что нарисовала его портрет? Уж простите, не знала, что вы из инспекции по делам искусств.
– Я не об этом.
– Ты же знал. Я тебе рассказывала сто лет назад, еще на той вечеринке.
– Да, но ты сказала, что это скоро пройдет. Раз уж ты целых два года собралась крашиться в моего брата, мне бы хотелось знать.
– Нет у меня никакого краша.
– Кот!
Я отшатнулась. Джеффри никогда не повышал голос.
– Какая разница? – спросила я.
– Ты же приходишь ко мне домой, – ответил он. – Ты проводишь со мной время. Это что, только из-за него?
– Нет!
Его это явно не убедило.
Лучшая подруга Джеффри Блументаля.
– Мы лучшие друзья, – сказала я. – Джейк – это не важно. Давай… объедимся пицца-палочками или «Скитлс» и… посмеемся над плохими фильмами ужасов. И собаки твои нас обслюнявят, и будет весело, как всегда. Давай?
Он бросил взгляд на ящик тумбочки.
– Джейк – это не важно? – сказал он.
– Джейк – это не важно, – повторила я. – Мы – это мы, он тут ни при чем.
Подручные
Джеффри ушел.
Комната меняется. Я выползаю из-под труб – во всей котельной пусто. Я осторожно поднимаюсь по лестнице и, остановившись у двери, прислушиваюсь. В коридоре тихо.
Джеффри ушел, значит и Марк ушел. Я все равно ступаю осторожно, потому что в коридорах сейчас просторно и темно, а я знаю, что Марк умеет прятаться в тени. Когда на меня накатывают воспоминания о том, что случилось, в животе пузырьками закипает тревога.
Нужно всем рассказать, что произошло.
Нужно всех предупредить.
Нужно выяснить, кто и почему напал на Джули и как не допустить повторного нападения.
Нужно убедиться, что с Джеффри все хорошо.
Первая остановка – Фонтанный зал. Как и администрация, это место сбора, но для таких, как я. Тех преображенных, что еще не потеряли себя и не бродят по коридорам. Фонтанного зала точно раньше не было. Он располагается чуть дальше двора, где была убита Джули. В нем четыре двери, по одной в каждой стене, и все они широко распахнуты.
Мы назвали комнату так из-за двух больших фонтанов в каждом конце. На городской площади, окруженные небоскребами и бесконечными толпами пешеходов, они были бы уместнее. Здесь же это гигантские хрустальные бассейны, которые переполняются водой, когда Школа выдыхает и стены смыкаются. Когда Школа выдыхает, а стены и потолок раздвигаются, струи фонтана бьют прямо в темноту.
Между фонтанами расположилось небольшое стойбище – одеяла, подушки, фонари, тенты, палатки, рюкзаки, книги и тетради, разнообразная еда для тех, кто может есть, и все остальное, что нам удалось надыбать. Там кружком сидят несколько учеников, включая Сисси, которая завернулась в большое флисовое одеяло с узором из сотен овец, прыгающих через изгороди. Сегодня она выглядит маленькой, как жучок, прилипший к лобовому стеклу. Она сидит ко мне спиной, но остальные мигом замечают меня и замирают.
– Джеффри не появлялся? – спрашиваю я.
Сисси подскакивает, смотрит на меня, и ее щупальце бешено дергается. Никто не отвечает, и я вспоминаю, что у меня больше нет глаз. Я сопротивляюсь желанию засунуть пальцы в глазницы – показать им, что я знаю, как выгляжу. Даже они боятся меня, хоть и понимают, что перемены не всегда означают опасность.
Наконец Уэст говорит:
– Нет, последний раз мы его видели во дворе.
– А что в администрации? – спрашивает Сисси.
Будь со мной Джеффри, вышло бы гораздо проще. Он умеет сформулировать так, чтобы никто не понял неправильно и не запаниковал.
– Мы ходили разузнать, нет ли у Джейка или еще у кого информации о том, что случилось с Джули, – говорю я, стараясь посмотреть на каждого из них. – Либо они не знали, либо нам не сказали. Вместо этого Джейк всем объявил, что мы напали на него, и нас прогнали. Все прошло плохо.
– И что это значит? – спрашивает Сисси.
– Значит, что в администрацию нам больше нельзя, – говорю я. – И Джеффри тоже. Джейк нас ненавидит, и, я думаю, на сей раз ему удастся убедить всех, что мы точим на них зуб. Хотя не знаю, готовы ли они выйти из своей крепости и что-нибудь предпринять. Придется нам быть начеку.
Они молча кивают. Продолжают таращиться. Хорошо бы они перестали таращиться. Почему они смотрят так, будто я что-то знаю? Будто у меня есть ответы?
– Расскажите всем, – говорю я. – Пусть не паникуют, но и бдительности не теряют. Я хочу расследовать, что случилось с Джули. – Мысли обращаются к внутреннему дворику. – А что мы… В смысле, ее тело…
Сисси заметно вздрагивает:
– Я хотела остаться с ней, пока не решим, что делать, но мы услышали из коридора еще один крик. Пошли проверить, всего на секунду, а когда вернулись, она…
– Она исчезла, – говорит Эль.
– Исчезла? Совсем?
Они кивают. Я не спрашиваю, знают ли они, кто это сделал. Если бы Сисси знала, сразу бы мне сказала. Кроме того, может, это вовсе и не мы, преображенные или