Вопль кошки - Франческа Заппиа
Джеффри таращится на котел с тем же благоговением, что и я, когда очутилась тут впервые.
– Это здесь ты спишь? – спрашивает Джеффри.
Я веду его между трубами. За котлом, между его артериями, есть уголок, застеленный одеялами и подушками. Я устраиваюсь поудобнее и хлопаю по матрасу рядом с собой. Когда я первый раз попала в котельную, это гнездышко уже было обустроено, словно кто-то спал в нем до меня. Меня привели сюда инстинкты, мышечная память. Возможно, это я здесь и спала, просто позабыла.
– Здесь нас никто не найдет, – говорю я. – Подождем, пока Марк не свалит. Тогда вернемся в Фонтанный зал и расскажем остальным, что произошло.
Джеффри забирается на матрас и подтягивает ноги к груди. Лицо потускневшее, изможденное – от усталости у него всегда так. Он потирает правое запястье, будто потерял часы, которые обычно носит. Я хочу обнять его, помочь ему, но не знаю как. У меня болезненное чувство, что когда-то я знала и проблема уже не в том, что я забыла, а в том, что мне больше не разрешено.
– Слушай, – говорю я, – помнишь, как тебе пришлось остаться после уроков на ораторский кружок, а я задержалась, чтобы закончить картину, и когда мы освободились, в школе уже никого не было и мы совсем одни по ней гуляли?
Что-то я сегодня очень много вспоминаю, и именно это воспоминание приходит мне в голову, как только я открываю рот. Джеффри хмурится, почесывая то, что заменяет ему висок:
– Не-а, не особо… – Он хмурится еще сильнее. – Хотя… вроде что-то знакомое. Скажи, странно? Я этого совсем не помню, но знаю, что такое было.
– Ты много помнишь?
– Ну, кое-что. Я помню всех – почти всех. Но раньше людей было больше. Гораздо больше. Я помню, что когда-то знал всех, кто тут живет, но… например, вот Марк. Я не помню его фамилию, но знаю, что звериный костюм – это Марк. Знаю, что Джули была старостой класса. Знаю, что мы, – он колеблется всего секунду, – лучшие друзья. И знаю, что Джейк… Джейк был…
По его телу пробегает дрожь, и он хватается за голову. Потом ложится лбом на колени.
– Может, приляжешь? – говорю я через несколько секунд. – Много всего случилось.
Для начала приходится подтолкнуть его под руку, но в конце концов он поворачивается, ложится на спину (только так он и может, с такой головой) и поджимает ноги, чтобы помещались между трубами. Некоторое время он пялится в потолок, а потом закрывает глаза.
Я сижу рядом, все еще придерживая его одной рукой. Он берет мою ладонь, сжимает мои пальцы.
Я так злюсь на Джейка, что его поступок меня даже не шокирует. Джейк ненавидит всех нас за то, что мы другие, за то, что мы стали странные и стремные, а потом вытворяет вот такое и мнит себя праведником. Отказывается от собственного брата.
Наконец я вытягиваюсь рядом с Джеффри и засыпаю.
15
Нас было слишком много.
Спокойный поток лиц девятиклассников превратился в бурлящие речные пороги, и течение вечно колошматило меня, утягивая под воду, пока не появлялся Джеффри и не выдергивал меня на поверхность. Родители купили мне телефон, так что мы могли переписываться, когда оказывались в разных классах, и это не раз меня выручало.
Каждый день мы занимали обеденный стол Кена Капура, когда он и его друзья уходили. Через неделю к нам присоединились Сисси и Джули, которые прочно прилипли друг к другу после восьмого класса. Все лето Сисси пыталась укротить свою пушистую гриву, в итоге срезав ее чуть ли не под ноль. Теперь группка одиннадцатиклассников дразнила ее Мясником, и Сисси пришлось вложиться в широкий ассортимент толстовок и милых шапочек.
– Теперь они постоянно обсуждают мою экзему, – сказала Сисси в день, когда подавали томатный суп, одергивая рукав на правой руке, которая всегда была красноватой и пупырчатой и напоминала мне, как ни странно, осьминога. – Они что, никогда не видели хронического воспаления кожи?
– Придурки. – Джули оглянулась через плечо.
Насколько мне было известно, она в том году еще ни разу не заплакала из-за плохой оценки. Но немного прослезилась на геометрии, когда нам раздали проверенные парные тесты и обнаружилось, что ни она, ни ее партнер по тесту понятия не имеют, как найти градус угла.
Марк вышел из очереди и, мельком глянув на нас, в одиночестве проследовал к столику у окна.
– А у тебя как прошла первая неделя, Кот? – спросила Сисси, натягивая шапку на уши.
– Отлично, – ответила я.
На самом деле она прошла ужасно. Каждый день я с нетерпением ждала трех часов. Домой приходилось ехать на автобусе, но я, по крайней мере, все-таки ехала домой. Там я немного помогала папе, затем наступало время ужина, потом домашка, а перед сном мне хватало времени сделать пару набросков. Учителя принимали формы неодушевленных предметов, животных или природных образований, поскольку иногда такими и казались: они служили определенной цели и не умели заметить меня. Образы темных коридоров и невозможно высоких дверей или замкнутых пространств, из которых, словно из клетки, тянутся руки. Зачастую на этих рисунках появлялось стилизованное изображение мальчика с темными волосами и зелеными глазами, улыбающегося мне или запрокинувшего лицо к солнцу.
Я не осмеливалась приносить скетчбуки в школу. Моим рисункам спокойно жилось и на полях конспектов – я их от всех прятала.
Вдруг кто-то толкнул Джеффри в спину с такой силой, что он носом нырнул в тарелку с томатным супом. Джеффри вскрикнул и выпрямился, фыркая и отплевываясь. Мимо вальяжно прошагали Джейк и несколько старших мальчишек.
– Эй, Джефф, – сказал Джейк, – у тебя что-то на носу.
Старшеклассники загоготали, уходя прочь, а Джеффри, у которого глаза слезились от горячего супа, вытер лицо салфеткой. Мне пришлось зажать рот ладонью, чтобы не захихикать. Джеффри бросил на меня недовольный взгляд; нос у него был ярко-красным. Мой смех сошел на нет, и меня охватил стыд.
– Ты как? – спросила Сисси.
– Нормально, – голос Джеффри дрогнул, – но спасибо, что спросила.
Он одарил ее успокаивающей
