Алексей Макеев - Жертва тайги
Чухонца в хате не было. Аккуратно прибранная кровать служила красноречивым подтверждением тому, что он давно уже проснулся и слинял. Хозяин ушел хлопотать по каким-то своим домашним нуждам.
Антон не торопясь оделся, заправил постель и строго цыкнул на кота, возобновившего было с утра свои назойливые попытки набиться к нему в кореша. Он обежал взглядом комнату и застыл в раздумье, борясь с сильным искушением в отсутствие Лембита тщательно пошарить по его сусекам, чтобы таким образом хоть немного прояснить для себя еще одного мутного лешака. Иногда ведь какая-нибудь пустяковая вещица способна гораздо больше рассказать о своем хозяине, чем долгие часы общения. Но Антон пересилил-таки недостойное, дурно пахнущее желание и решительно вышел за дверь.
Солнце уже довольно высоко поднялось над тайгой. Время, по всем прикидкам, подходило к десяти. Получалось, что дреманул он весьма неслабо. Совсем расклеился, распустил себя, а делать этого в сложившихся обстоятельствах отнюдь не следовало. Такая опасная непростительная расслабуха, случись что, вполне могла бы выйти ему боком.
Хозяина Антон нашел на огороде. Тот сосредоточенно и неспешно подправлял загородку, поваленную кабанами со стороны леса.
— Доброе утро, — обратился к нему Антон, не дождался ответа на свое приветствие и спросил с благим намерением наладить разговор: — Что? Напортачили тут тебе тупорылые? Смотрю, они и тыкву пожрали, и картошку копанули? Часто тебя чушки донимают? Да оно и понятно. Кругом же лес, не пригород.
— Бывает, — после короткой паузы буркнул Лембит и замолчал.
При этом на его бесстрастной физиономии, как и вчера вечером, не отразилось абсолютно никаких эмоций. Не заметно было даже, что он хоть в какой-то степени огорчен опустошительным ночным набегом зверья на свои угодья.
— А что собаку не заведешь? — спросил Антон, вспомнив, что, проходя по двору, нигде не заметил собачьей будки. — Или боишься, тигра ее погрызет?
Не услышав ответа, Антон затоптался на месте. Он усиленно соображал, что бы еще такое спросить у Лембита, дабы заставить его в конце концов раскрыть рот. Но почему-то ничего подходящего больше на ум не приходило.
Слишком нарочитым, нарушающим все мыслимые приличия было молчание нелюдимого хозяина. Он, как видно, в отличие от Антона, не испытывал по этому поводу никакого неудобства. Такие глупости его нисколько не трогали. Чужое мнение на свой счет этого человека, видимо, ничуть не колыхало, было ему глубоко параллельно.
Еще несколько минут Антон законченным дурнем, как неприкаянный потоптался у него за спиной. Потом его терпение окончательно иссякло. Не скрывая неудовольствия, четко написанного на лице, он вызывающе сплюнул через зубы, резко развернулся и пошел по направлению к дому.
Но не успел Антон отойти и на десяток шагов, когда Лембита неожиданно пробило.
— Когда собираешься? — спросил невозмутимый чухонец.
Вопрос его прозвучал абсолютно недвусмысленно. Пора, мол, тебе, парень, и честь знать. Убирайся, гостюшка непрошеный, к едрене фене. Нечего больше тут отсвечивать. Уже порядком достал, дескать, ты меня своим присутствием.
— Да не бойся, дядя, — съязвил Антон. — Не замаю. Голому собраться — подпоясаться.
— Ладно, — не обращая никакого внимания на вызывающую подначку, сказал Лембит. — В хате подожди. — Он помолчал и прибавил если не приветливым, то по крайней мере вполне безобидным нейтральным тоном: — Сейчас закончу, и поедим.
Антон вернулся в дом, зачерпнул полный ковшик воды из алюминиевого бидона, стоящего у дверей, и с удовольствием напился. Вода была вкуснейшей, холоднющей до ломоты в зубах. Однозначно родниковая, без всяких примесей.
Он строганул топориком смолячков и растопил печку. Через пару минут она благостно и ровно загудела, прямо как пчелиный рой, довольный богатым взятком. Тяга была доброй. Трубу явно регулярно чистили.
Антон постоял, поскреб в затылке, соображая, чем бы еще заняться в ожидании хозяина, но так ничего толкового и не придумал, начал бесцельно склоняться из угла в угол. Внимание его привлекли аптекарские весы с черными эбонитовыми чашечками, стоящие на подвесной полке. Он подошел, взял вещицу в руки, завертел так и эдак.
«Зачем ему такая точность? Что он вообще тут, в этой глухомани взвешивает?»
Не успел Антон допетрить, как дверь в комнату распахнулась, и на пороге возник чухонец с охапкой дров. Он бросил быстрый, острый взгляд на весы, зажатые в руках чужака, и тут же отвернулся. Но Антон все-таки успел заметить, как напряглась, насупилась при этом его физиономия, обычно просто каменная.
Лембит сгрузил дрова возле печки, не оборачиваясь, выдал указание садиться за стол и загремел кастрюлями. Антон смутился так, будто был пойман на воровстве, незамедлительно поставил весы на место и отошел в сторону.
После завтрака, прошедшего, естественно, в лучших традициях древнего домостроя, то бишь в полном нерушимом безмолвии, Лембит принес из сеней вытертый, выцветший на солнце солдатский вещмешок. Он бросил туда пару банок каких-то консервов без этикеток, ополовиненный кулек с самодельными сухарями. После недолгих колебаний хозяин дома добавил к весомой пайке, выделенной захожему чужаку его щедрой рукой, еще кусочек прошлогоднего сала, уже пожелтевшего, густо присыпанного крупной солью. Чухонец крепко перетянул мешок скрученными лямками и снисходительно бросил его на стол.
— Спасибо, — вымучил Антон.
На большее его не хватило. Он боялся сорваться, нахамить, еще сильнее обострить и так уже достаточно непростые взаимоотношения с негостеприимным хозяином.
— Так что? Пойдешь на бате? Оморочку [30] не дам. Ты на ней все равно не усидишь. Для этого нужна сноровка.
— И не надо. Пешком пойду. Так надежней, чем по заломам кувыркаться. Сколько тут километров до ближайшего поселка?
— А он всего один, поселок-то. В самом устье. Там, где Сукпай в Хор впадает. До моста сто сорок. Около того. Иди прямо. Никуда не сворачивай. До Тагэму нет притоков, — выдал на-гора Лембит, замолчал и полез из-за стола, этим самым подводя итог разговора.
— Ладно. Понял, — с нескрываемой ехидцей отрапортовал Антон, подождав немного и убедившись в том, что подробный инструктаж на этом и закончен.
Напоследок он все же не сдержался и надерзил:
— Премного благодарен. Наше вам с кисточкой.
Узкая извилистая тропка, похожая на глубокий укатанный желоб, тянулась от дома через темную хвойно-лиственную урему [31]. Антон семенил следом за хозяином, таким же неторопливым, как утомленный слон, то и дело сдерживая шаг, стараясь не наступить ему на пятки. Это его дико раздражало, но он благоразумно помалкивал, бросая косые взгляды на ружье, висящее у чухонца на плече.
«Кто его знает, лешака? Еще сорвется да замочит сгоряча? Лучше, от греха подальше, его лишний раз не напрягать. Да и на том спасибо, что проводить вызвался».
Сукпай оказался типичной горной речкой. Во время таежных скитаний по отрогам Сихотэ-Алиня Антон видел десятки таких же. Крутые обрывистые скалистые берега, заросшие до самой кромки непролазными лесными дебрями. Стремительный водный поток, ревущий на все лады, сметающий все на своем пути.
«Интересно, как далеко бы я тут в одиночку угреб? — подумал Антон, на секунду представив себе, что он согласился на дружеское предложение Лембита и с бешеной скоростью несется вниз по течению на неповоротливой и неуправляемой долбленке. — Не дальше, чем до первого залома! А там носом в воронку и капец! Все, приехали! — От этой картинки, нарисованной распаленным воображением, его передернуло так, как будто он добрый глоток касторки заглотнул. — Нет уж! Лучше пешедралом. Так привычнее».
Выйдя на берег, Лембит остановился, всем своим видом показывая, что дальше не пойдет. Пришло время расставаться.
— Ну, бывай. — Антон весело оскалился на него. — Всего тебе, так сказать. Не поминай лихом.
— Не помяну. — Чухонец сощурился. — Шагай уже.
— Лады, — сказал Антон, подхватил сирнапу, поправил сползшую с плеча лямку полупустого сидора, повернулся и сошел с тропы.
Он ощущал между лопатками неприязненный взгляд угрюмого хозяина заимки. Отойдя на полста метров, Антон неожиданно подвернул ногу на скользком булыжнике, потерял копье и кубарем полетел под гору.
Его тащило вниз через заросли с громким треском, поэтому звука первого выстрела он толком не расслышал. Только когда жахнуло вторично и крупной картечью сыпануло по кустам совсем рядом, он понял, осознал, что торчит у чухонца на прицеле. Антон уцепился за тонкий дубок, затормозил падение, подскочил, обрел равновесие, низко пригнулся и очертя голову рванулся в тайгу.
Первое время он несся наобум, не разбирая пути. Потом сообразил, что, потеряв из вида Сукпай, лишится единственной надежной привязки к местности, и начал забирать поближе к берегу. Он выскочил к ясно видимому просвету в лесных дебрях и припустил что есть мочи вдоль речной поймы.
