Алексей Макеев - Жертва тайги
— На северо-запад.
— Ага, понял. А далеко будет?
— Ну, если напрямик, то километров полтораста. А если вдоль Сукпая…
— Подожди-подожди… Как это Сукпая? Я что, к Сукпаю вышел?
— Ну да. Почти в верховья.
— Да ты что? — Антон обалдело уставился на него. — Да быть того не может! Нет, слушай, ты шутишь, что ли? Блин! Да как же я сюда попал? Это же просто нереально! Я что, полтораста километров за неполные трое суток отмахал? Ты гонишь, да? Признайся! — Он безуспешно поиграл в гляделки с хозяином, побледнел, отшатнулся и крепко провел рукою по лицу, словно сдирая с него налипшую паутину. — Что же теперь делать? Это же минимум неделю пластаться, а то и больше. Нет, ты, батя, слегка пошутил, да? — предательски дрогнувшим голосом спросил Антон.
Он все еще пытался проникнуть неотрывным взглядом под маску полнейшего пофигизма, натянутую на лицо Лембита, но все его потуги были тщетны. Оно по-прежнему оставалось совершенно бесстрастным, словно вырубленным из камня.
«Вот же сфинкс безмолвный! Как тут разберешь, врет он или нет? С другой стороны, зачем ему брехать-то? Какой резон?»
— Ладно, — сдаваясь, промычал Антон. — Пусть будет так. Умерла так умерла. И далеко от тебя до речки?
— Нет. За домом. Совсем близко.
— А моторка у тебя есть? Может, довезешь? Хотя бы до устья, а? Я расплачусь с тобой, ты не волнуйся. Как до поселка доберусь, так сразу же и рассчитаюсь. Даю слово.
— Моторка есть, но на ней сейчас через пороги не пройти. Вода уже неделю как на спад пошла. Только на бате [29] и пролезешь.
Мысленно представив себе, где он примерно находится, Антон содрогнулся.
«Это же глухомань жуткая! Да тут до людей пилить и пилить!»
Он содрогнулся, и было отчего. Плыть на тяжеленной, почти неуправляемой долбленке больше сотни километров, да не на веслах даже — на шесте, а где и волоком тащить ее по берегу, обходя бесконечные заломы и перекаты? Такого ведь и врагу не пожелаешь! Антон представил себе путь домой и покрылся холодной испариной.
«Нет. В одиночку это практически нереально. Значит, только пешком вдоль Сукпая. Полторы с лишним сотни километров с ледяными бродами через протоки! По скалам, через чащобу и бурелом!.. Да это просто чумовая перспективка! — Он аж задохнулся от картины, представшей перед глазами, но тут же сам себя и приструнил: — Ничего, парень. Только без мандража. Допилишь, если нужно. Не впервой».
— Дойдешь, — подтвердил Лембит, словно подслушав его недостойные мысли, поняв все зазорные душевные терзания. — Ты, как я вижу, малый крепкий. В тайге не новичок. — Вдруг он неожиданно расплылся в широкой добродушной улыбке и подмигнул гостю с хитрецой во взгляде: — Дойдешь, конечно. А куда ты денешься?
Немало вопросов к хозяину заимки крутилось у Антона на языке. Но он видел, что разговор совсем не идет, не клеится, и решил отложить его на утро.
«Может, он ко мне еще не пригляделся как следует, потому и скрытничает? Ничего. Помозгует втихаря, потом, глядишь, и оттает. Утро вечера мудренее».
Лембит притащил из сеней раскладушку, обшитую грубым зеленым брезентом, сам разобрал ее и поставил в дальний угол. Он расстелил на ней солдатский стеганый матрас и достал из шкафчика, встроенного в стену, подушку и белоснежное, добротно выглаженное постельное белье.
От удивления глаза Антона полезли из орбит.
«Это как же он тут гладить умудряется? У него что, электричество есть? — Но он заметил на припечке допотопный чугунный утюг, «работающий» на горячих углях, и съехидничал про себя: — Да, агрегат, конечно, супер. Ничего не попишешь, блин. Чухня удобства любит!»
Про «Хитачи», стоящий на полке, Антон в тот момент не подумал.
Он отключился вмиг, едва прикоснулся к подушке, но посреди ночи, мучимый очередным кошмаром, проснулся от собственного вскрика. Антон сдержал дыхание, прислушался, не разбудил ли хозяина? Но тот продолжал дрыхнуть как ни в чем не бывало, тихо и безмятежно посапывая во сне. Антон облегченно выпустил воздух из легких, закинул руки за голову и уставился в окно, через которое в темную комнату сочился мягкий серебристый лунный свет.
«Как же меня угораздило за неполные трое суток столько верст по тайге отмахать? — усиленно шевелил он извилинами. — Это же просто нонсенс. Какая-то фантасмагория, да и только. Никак не мог я на Сукпае оказаться! Да хоть ты режь! Будь я даже семи пядей во лбу, такое не получится!.. Однако как-то сумел.
А если этот сфинкс доморощенный меня все-таки разводит? Он же здесь в одиночестве, наверное, давно от скуки мается. Вот и решил с чужаком поиграть маленько, зловредно пошутковать. Ладно, с утреца мы с этим разберемся.
А он здесь основательно устроился. Ничуть не хуже, чем в городе. Давно, видимо, тут обосновался. Чтобы такую хоромину в одиночку отгрохать, не один год уйдет. Почему ему вообще подобная блажь в голову пришла? От кого-то прячется? От ментовки? Может быть. Отчебучил что-нибудь весьма недостойное и забился как лешак в самый глухой таежный угол. Здесь его однозначно искать никто не станет. Сопи себе в дырочку и в ус не дуй».
Потом он ненароком перекинулся мыслями на семью:
«Как же там мои архаровцы шкодливые? Без меня, наверное, совсем от рук отбились? В последнее время с ними никакого сладу не стало. Переходный возраст, мать его так! Ни дня не проходит, чтоб какую-нибудь каверзу не придумали. Только ремень еще и выручает. Но это ничего. Перерастут. Сам когда-то такой же шкодой был. Пройдет время, перемелется. А так-то они ребята добрые получились, без заметного изъянца. Как батя когда-то говорил: «Это чудо великое — дети». Да, так оно и есть, батя. Чудо натуральное».
Вспомнив о жене, Антон нахмурился.
«Как же так получилось, что мы с Ириной в последнее время совсем перестали друг друга понимать, как будто вовсе чужие стали? Из-за каждой ерунды грыземся как собаки. Иногда по целым дням и слова доброго друг другу не скажем. А ведь когда-то все по-другому было. Совсем не так», — подумал Антон.
Перед ним появилось лицо жены. Да только не сегодняшней, хмурой и неприветливой, скорой на худое слово, с вечно поджатыми острыми губами, а той, вчерашней, из первых лет совместной жизни. С лукавинкой в открытом взоре, улыбчивой и простодушной, способной за секунду снять любую боль с души.
«А всему виною эта нынешняя жизнь треклятая! Одни деньги, деньги, деньги! Да будь она неладна!»
Антон полежал еще немного не шевелясь, а потом, не в силах больше терпеть, заворочался. Его давно уже тянуло выйти по малой нужде. Тихонько, стараясь не потревожить спящего хозяина, он поднялся со скрипучей раскладушки, натянул сапоги, надел штаны, нащупал в кармане талисман и прошмыгнул в сени. Антон аккуратно, чтобы не скрипнула, приоткрыл входную дверь, выбрался на крыльцо, помедлил немного, зябко передернул плечами и ступил на землю.
Облегчившись, он вернулся к дому, взялся за дверную ручку, но передумал, отступил на пару шагов в сторону, достал нэцке из кармана и присел на корточки. Антон медленно разжал вспотевшую ладонь, и она тут же засветилась, словно покрытая фосфором. Тонкие, ясно видимые лучи, исходящие из глазниц загадочного амулета, как будто потянулись в спящую тайгу.
«Какой необычный, странный лазоревый свет, — подумал он. — Почему эта штука всегда такая теплая на ощупь? Может быть, в ней какой-то радиоактивный элемент? Но тогда же она, наверное, — вредная до одури, а? Можно запросто дозу схлопотать. Да и ладно, бог с ней. Мне-то уже до фени. И так двоих детишек настрогал. А штуковина-то, похоже, древняя, и бабки за нее, вполне вероятно, можно неслабые срубить».
Антон зажал амулет в кулаке, заскользил тоскливым взглядом по небосводу, усеянному звездами. Пронзительная жалость к себе вдруг неожиданно болезненно сдавила грудь.
«Вот же попал я как кур во щи! Влетел на все деньги. Теперь бы только побыстрее до поселка добраться. Надоела вся эта затянувшаяся таежная болтанка буквально до чертиков».
Антон проснулся и, не раскрывая глаз, недовольно поморщился, почувствовав, как нестерпимо яркий, въедливый солнечный луч злонамеренно старался проникнуть через сомкнутые веки. Ворча и позевывая, он отвернулся к стене, натянул одеяло на голову с горячим желанием соснуть, добрать еще какую-нибудь пару-тройку минут в свое удовольствие.
Антон лежал и лежал бы в полнейшей неге и умиротворении. Так хорошо, так комфортно спалось ему в теплой и чистой постели после холодных и неудобных бивачных ночевок. Там ты не столько спишь, сколько непрестанно вошкаешься, в полудреме терпеливо коротаешь время до рассвета. Однако сознание постепенно возвращалось и напомнило, что залеживаться недосуг. Оно заставило его шустро подскочить, подняться на ноги.
Чухонца в хате не было. Аккуратно прибранная кровать служила красноречивым подтверждением тому, что он давно уже проснулся и слинял. Хозяин ушел хлопотать по каким-то своим домашним нуждам.
