Алексей Макеев - Отель с видом на смерть (сборник)

Алексей Макеев

Отель с видом на смерть

Предупрежден – значит… убит

Первый вопрос, который ставит перед собой мудрый человек: зачем?

Второй вопрос, который ставит перед собой мудрый человек: зачем я ищу ответ на первый вопрос?

1

Третье мая, понедельник, 17.30. Офис агентства «Профиль».

В кабинете Максимова было сумрачно и неуютно. Состояние затянувшейся тяжести после праздника. Протащившийся волоком день лишь усугубил депрессию.

Больше всех постаралась гражданка Шатрова – этой пышнотелой, назойливой креолке однажды примерещилось, будто ее муж развлекается на стороне, в связи с чем гражданка Шатрова заявилась в «Профиль» и вот уже две недели истязает сотрудников, требуя предоставить ей документальные свидетельства адюльтера. Ситуация неуставная – даме от души посочувствовали и указали на дверь. Слежка за гражданами – занятие чертовски увлекательное, но монополией на эту радость обладает исключительно государство, частным лицам оно запрещено, поскольку нарушаются права человека. Статья семь, пункт третий Закона РФ о частной детективной и охранной деятельности. Каким образом гражданке Шатровой удалось уговорить агентство (читай, Максимова) – отдельная грустная история, в которой немаловажную роль сыграла сумма, предложенная гражданкой.

Самое же смешное заключалось в том, что десятидневная слежка за объектом не выявила никакой супружеской измены! Гражданин Шатров был чист, как последний импотент! Работа, бар, друзья, одинокие посиделки в кинозале. На заигрывания путан не реагировал, свиданий не назначал. Единственный грешок – полчаса, проведенные в стрип-баре, откуда он выходил явно не в духе. Депрессия у человека. Когда же собранная информация была торжественно предоставлена гражданке Шатровой, случилось непредвиденное. Вместо того чтобы обрадоваться и всех расцеловать, гражданка Шатрова пришла в неистовую ярость, стала орать, что этого не может быть, что нечистоплотные детективы сговорились с ее мужем, который определенно впал в адюльтер. Уж она-то знает! С чего гражданка вбила себе этот адюльтер в голову, никому не известно. Она грозилась пойти жаловаться (интересно, куда?), требовала возврата денег. А когда немного успокоилась, решительно заявила, что так просто этого дела не оставит. И если агентство не предъявит ей требуемые материалы через неделю, то крупно пожалеет.

Очередной скандальной рекламы Максимову не хотелось. И на супруга гражданки Шатровой никакой надежды не было. Поэтому на экстренном совещании под похмельный сатанинский хохот было принято беспрецедентное решение: под видом документальных свидетельств предъявить художественные. Нанять толковую путану («Есть тут одна носительница хламидий, – мстительно урчал Вернер. – Огневая штучка. У кого угодно вскочит»), повесить ее на депрессивного муженька, довести до постели и все это дело аккуратно заснять. Пусть подавится.

Словом, до 17.00 со скрипом дотянули. «Наше время пошло», – тихо радовался Вернер. Но под занавес дня нарисовалась еще одна посетительница…

Длинноногая Екатерина сидела в кресле, прямая как шпага, взгляд остановившийся. Вернер мысленно рисовал на осточертевших обоях рюмочку. Олежка Лохматов в дальнем углу сливался с цикламеном, глотал цитрамон и через наушники слушал плеер – любимую песню «Короля и Шута» про дедушку, которого волки съели. Максимов задумчиво смотрел в глаза посетительнице.

– Позвонил мужчина, сказал, что ему очень жаль, но через неделю я должна умереть.

«Действительно жаль, – с огорчением подумал Максимов, – не хотелось бы такую потерять». Немного за тридцать, хороша собой, выхолена, удлиненное лицо, челочка. Отдаленное сходство с певицей третьей эмигрантской волны Любой Успенской, но помоложе. На вид спокойная, даже строгая.

Детективы молчали.

Посетительница вздохнула и понизила голос:

– Посоветовал закончить свои дела, чтобы не было «хвостов», подготовиться к вечности и к указанному дню постараться не переживать. Дословно не припомню, но смысл похожий. У него еще голос был такой… дрожащий. Тихо говорил, заторможенно, с чувством…

– Не по бумажке? – покосилась Екатерина.

– Н-нет, не думаю… Хотя и не импровизировал – знал, что скажет.

– А вы, простите? – откашлялся Максимов. Остатки праздника в пищеводе продолжали препятствовать членораздельной речи.

– Кулагина Ирина Владимировна. – Посетительница вынула из сумочки паспорт и положила перед Максимовым. Сыщик рассеянно пролистал книжицу.

– Позвонил вам домой? – уточнила Екатерина.

– Да, конечно, поздно вечером. Голос незнакомый. Я как раз собиралась ложиться спать – постель разобрала, ночник притушила, а тут – здрасте… Если вас интересует, одна ли я собиралась ложиться спать, то да, одна.

Графа «Семейное положение» девственно пустая. Но это означает лишь отсутствие мужа на текущий момент. Все прочие браки-разводы при обмене паспортов не учитываются. Однако страничка «Дети» также пуста. Не сложилось, бывает.

– А за что вам такое счастье, не сказал? – вкрадчиво вступил Вернер.

Ирина хорошо владела собой. Но это «хорошо» могло в любую секунду оборваться.

– Не сказал. Трубку повесил.

Тишина в офисе.

– Ну что ж, – попытался сострить Вернер, – время на раздумья у вас пока есть.

– Нет времени, – покачала головой Ирина. – Он звонил во вторник, двадцать седьмого апреля. А сегодня третье, понедельник.

Продолжение немой сцены.

Лохматов снял наушники, пробормотал:

– Жаль, нет ружья… – и принялся созерцать Ирину, как зверюшку из далекой галактики.

У Екатерины проснулась жалость. У Максимова – раздражение. У Вернера – математические способности: он наморщил лоб, пошевелил губами и начал загибать пальцы:

– Ага. То есть умереть вы должны завтра. Веселенькое дельце.

– Типун вам на язык, – поморщилась Ирина. – Впрочем, исходя из хронологии… наверное.

– А у кого-то есть причины желать вашей смерти? – спросила Екатерина.

Женщина как-то тревожно покосилась на дверь. Подумав, пожала плечами:

– Я таких не знаю.

– Не могу избавиться от мысли, что вы всю неделю беспробудно спали, – с укором заметил Максимов. – Ладно, давайте начнем сначала. Он позвонил перед сном. Вы уже разобрали постель. Хорошо выспались?

– А знаете, неплохо, – оживилась женщина. – Я сначала не испугалась. Неприятное ощущение, не больше. Развлекается кто-то. Шутит. Да и голос… как бы вам это сказать… Легковесный. Нет, он, конечно, старался казаться серьезным, но… что-то в нем было не так. А я до этого выпила бокал красного вина – ну чтобы расслабиться, уснуть побыстрее, понимаете?..

– У вас АОН есть? – перебил Лохматов. – Или автоответчик?

– Нет, – сокрушенно развела руками Ирина. – Деловые разговоры… да и часть личных я веду по сотовому, а домашний стараюсь лишний раз не афишировать.

– Понятно, – хлопнула саблеобразными ресницами Екатерина. – И что же было потом?

– Я забыла о звонке. Совсем. Вы можете не верить, но это так, зачем обманывать? Работа отнимает все время. Он позвонил в четверг, сказал, что я умру через пять дней. Я сделала попытку поговорить с этим психом, но он уже повесил трубку. Вот тут я испугалась по-настоящему. Ночью ворочалась, уснуть не могла, а в пятницу чуть свет первым делом побежала в милицию.

– То есть вина намедни вы уже не пили, – иронично констатировал Максимов.

– Не пила, – подтвердила Ирина. – Не успела. Я так испугалась… Потом, конечно, выпила… с коньячком, но не думаю, что от этого была польза. А в милиции, сами понимаете…

– Ах, нам ли не понимать, – оживился Вернер. – Старая песня. Ерундой они не занимаются, дел невпроворот, преступников ловить надо, и к каждой прелестной особе, которой что-то померещилось или послышалось, просто физически не могут приставить охрану. Вот когда вас убьют, тогда пожалуйста – приходите.

– Грубовато, но смысл верен, – поджала губки дама. – Я сумела пробиться к начальнику криминальной милиции Железнодорожного района некоему капитану Корнееву. Он выслушал, повздыхал, полистал зачем-то свой настольный календарь и посоветовал обратиться в частное агентство «Профиль» – благо оно на соседней улице и не гнушается пустяковыми делами.

На лицо Максимова легла тень воспоминаний. Он однажды слышал данную фамилию – Корнеев. Ведь жизнь щедра на лица и события. Неприятный эпизод или ряд неприятных эпизодов… Нет, навскидку память не стреляла. Шут с ним, товарищем Корнеевым.

– А когда я вышла из милиции, меня опять охватило безразличие, – продолжала Ирина, немного зардевшись. – Экая, право, глупость, – подумала я. Не пойду никуда. Люди смеяться будут. И не пошла. Вот только… – Дама изменилась в лице. – Настал момент, когда попытки казаться невозмутимой становятся никому не нужны.