Семисвечник царя Соломона - Александрова Наталья Николаевна
По дороге я еще пару раз попыталась дозвониться до Василисы, но ее телефон по-прежнему не отвечал. Не иначе в спа каком-нибудь сидит и телефон выключила, чтобы не отвлекаться от расслабухи!
Вскоре мы выехали на Невский.
Такси свернуло к Московскому вокзалу, и, едва машина поравнялась с вокзалом, дверца распахнулась, и Мишель выскочила на дорогу – почти под колеса черного «Мерседеса».
Под ругань водителей она пробежала среди лавирующих машин и бросилась к зданию вокзала.
Я удивилась: что Василиса может делать на Московском вокзале? Собралась куда-то ехать?
Но моя сестра никогда не ездит на поезде. Если близко – на машине, а если далеко – на самолете…
Так или иначе, я должна предотвратить катастрофу!
Поставить машину возле Московского вокзала – это всегда огромная проблема.
Я несколько минут крутилась вокруг вокзала в поисках свободного места, наконец увидела, как какой-то невзрачный «Опель» выезжает со стоянки, и тут же втиснулась на его место, обойдя на вираже бежевую «Хонду».
Захлопнув дверцу, я бросилась к зданию вокзала.
В главном здании Московского вокзала всегда царит подлинное безумие, как в Помпеях перед самым извержением Везувия. Сотни людей спешили на посадку и вытекали из прибывших поездов, десятки толпились в центре зала с чемоданами и рюкзаками.
Большая компания молодежи сидела на рюкзаках возле памятника Петру Первому, играя на гитарах и на несколько голосов распевая туристские песни, как будто они не в центре огромного города, а в лесу у костра.
Я уже решила, что не смогу найти Мишель Борисовну в этом столпотворении, как вдруг заметила в самой гуще толпы ее красный нос и развевающийся голубой шарфик.
Мишель продиралась сквозь толпу, как сквозь джунгли, явно кого-то высматривая.
Я двинулась за ней, все больше сомневаясь в том, что здесь может оказаться Василиса.
И тут Мишель сделала стойку и куда-то устремилась – она явно увидела того, кого искала.
Я прибавила ходу, чтобы не потерять ее в толпе.
Со всех сторон в меня летели возмущенные реплики, но я не обращала на них внимания.
Наконец Мишель Борисовна вырвалась из густой толпы и оказалась на краю зала.
Здесь, возле самой стены, стояли маленький тщедушный мужчина в детских сандаликах и джинсовой панамке и рослая женщина в просторном красном платье, чем-то отдаленно напоминающая саму Мишель. На полу возле этой странной пары стояло несколько чемоданов и зеленая кошачья переноска.
Мужчина в панамке испуганно оглядывался.
Мишель устремилась к этой паре.
Мужчина заметил ее, он страшно побледнел, сорвал с головы панамку и закрыл ею лицо, испуганно пискнув:
– Ай!
– Ты еще рано кричишь! – воскликнула Мишель своим трубным голосом, подбегая к паре и угрожающе подбоченившись. – Сначала я поговорю с этой мымрой! Но не надейся, до тебя очередь тоже дойдет! И очень скоро! Сбежать, значит, собрался?
Она развернулась к женщине, ткнула в нее толстым пальцем и выкрикнула:
– Ты! Любительница чужого! Ты очень сильно пожалеешь о том, что покусалась… покусилась на мое! Подбираешь, значит, то, что плохо лежит… стоит…
Я обратила внимание, что от волнения и от праведного негодования Мишель Борисовна совершенно перестала шепелявить, у нее сделалась нормальная дикция.
Тем временем женщина в красном опомнилась, тоже подбоченилась и шагнула вперед.
– Ты недостойна его! – воскликнула она неожиданно высоким голосом. – Ты не стоишь его пальца!
– Которого пальца? – ехидно переспросила Мишель. – Того, который торчит из дырки в носке?
Оба беглеца испуганно посмотрели вниз.
Сквозь прорезь в сандаликах и дырку в черном носке действительно выглядывал кривой палец.
Мужчина подогнул его, попытавшись сделать менее заметным.
– Это ничего, что палец! – патетически воскликнула женщина в красном. – Я зашью… заштопаю! Я куплю ему новый носок! Главное, что я ценю его тонкую, ранимую душу! А ты нисколько ее не ценила! Ты его недостойна!
– Ага, а ты, значит, ценишь? А куда, позволь спросить, ты его везешь, вместе с его… уронимой душой и дырявыми носками? В тот Зазаборск, из которого ты родом?
– Не Зазаборск, а Изборск! Это древний, исторический город! Между прочим, гораздо старше вашего Питера!
– С чем я тебя и поздравляю! А еще позволь спросить – почему он отключил телефон?
– При чем тут телефон?
– При том, что он боится! И знаешь, кого он боится? Вовсе не меня! Он боится свою мамочку! Не дай бог она узнает, что вы тут задумали! Вот ты еще не знаешь его мамочку, Агнию Степановну… у тебя еще все впереди!..
Мужчина, послуживший яблоком раздора двух разгневанных валькирий, услышав имя своей родительницы, выглянул из-за панамки и испуганно пискнул:
– Мама…
– Вот именно – мама! Когда его мама все узнает… вот тогда ты поймешь, во что вляпалась!
Я поняла, что зря гналась за Мишель, что напрасно потратила время. Ее телефонный разговор, который я приняла на счет Арсения, не имел отношения к нашей криминальной драме, он касался этого жалкого беглого мужа, который попытался удрать от нее, поэтому и отключил все телефоны…
Вокруг тем временем собралась уже большая толпа, с интересом следившая за выяснением отношений. Ну, на вокзале-то, пока поезда ждешь, все равно делать нечего, а тут такое бесплатное кино показывают.
Я уже хотела покинуть поле боя и отправиться восвояси, когда ситуация приняла новый поворот.
Как я говорила, у ног беглецов стояло несколько чемоданов и кошачья переноска.
И вот, когда я уже собралась уходить, Мишель Борисовна увидела эту переноску и метнулась к ней.
– Вот он где! Мурзик, Мурзинька!
Она повернулась к сопернице и грозно воскликнула:
– Мужа моего можешь забирать, мне это барахло и даром не нужно, но Мурзика я тебе ни за что не отдам!
Тут кот, который до сих пор тихо сидел в переноске, видно услышав голос хозяйки, каким-то образом ухитрился открыть переноску и выскочить из нее.
Кот, кстати, был удивительно красивый – очень пушистый, черный с красивым коричневым оттенком, с белыми лапами и грудкой и с розовым носом.
Мишель схватила его и прижала к обширной груди, тут же ласково заворковав:
– Мурзик, Мурзиша… мама по тебе так соскучилась! Больше я тебя никому не отдам!
Мурзику, однако, эти телячьи (или кошачьи) нежности не понравились, и он стал выдираться из объятий хозяйки.
Та не почувствовала сразу перемену в его настроении, за что и поплатилась…
Кот выпустил когти и прошелся по лицу Мишель, оставив на нем глубокие кровавые полосы.
Мишель заверещала от боли, выпустила кота, и он тут же припустил в собравшуюся вокруг толпу.
Мишель крикнула ему вслед:
– И ты, предатель!
Тут же она опомнилась, поняла, что обожаемый кот может пропасть в вокзальной толчее и суматохе, и закричала своим зычным голосом, напоминающим пароходную сирену:
– Помогите! Держите моего котика! Поймайте его! Я обещаю за него награду!
Кстати, беглый муж со своей спутницей и чемоданами под шумок успел испариться.
Я двинулась сквозь толпу к выходу.
Больше мне здесь было нечего делать. И вообще, я только потратила время зря, преследуя неподражаемую Мишель Борисовну…
Пробившись через толпу пассажиров, я вышла не к главному входу вокзала, а к полупустому перрону, вдоль которого стояли ларьки и лотки с водой, пирожками и дорожным чтивом.
Проходя мимо одного из ларьков, я почувствовала знакомый с детства запах и вдруг поняла, что ужасно хочу есть.
В ларьке продавали хот-доги, а попросту – сосиски в тесте.
В детстве это было мое любимое лакомство, и хотя сейчас я понимала, что это вредно, но мне ужасно захотелось такую сосиску.
Продавщица, жизнерадостная полная блондинка, призывно заулыбалась:
– А вот сосиски в тесте! Бери, вкусные, пальчики оближешь! Снова вернешься…
Я не удержалась, подошла к ларьку, купила хот-дог и тут же с жадностью вонзила в него зубы…
